- Иди, препротивная отрыжка нечисти, объясни им, что я помочь им хочу!
- На противный я не отзываюсь - и на отрыжку тоже! - откликнулся Дьявол. - Если уж рассматривать, то, как раз наоборот. Противная - это ты, у тебя со лба вампир на них смотрит, а отрыжка… это, скорее, нечисть моя отрыжка… Если они за две недели не увидели в тебе человека, мне их не убедить! Они, Манька, две недели пытаются понять, как вампир может сидеть рядом с поленом, почему он рассаживает его по всем местам, и почему их отпустил. А если рассмотрели, будут мудро размышлять: где у вампира левая сторона, а где правая, и надо ли по личикам судить о человеке и вампире. Один раз они уже полюбили человека, как ты, но он их посадил на цепь.
Голос Дьявола был ничуть не тактичнее Манькиного. Манька сразу же впала в отчаяние, вспомнив, как присели угрожающе избы, когда она подходила к ним близко. А она-то собиралась поселиться с ними рядом! Она смерила взглядом ногу избы и поняла: земли у нее как не было, так и нет - нога была в четыре раза толще самого толстого дерева, а коготь выше и шире Маньки. Если такая нога пнет, она приземлится где-нибудь рядом со своей сараюшкой. Ишь, какие хитрые: на, Манька, спусти-ка нас с цепи, а признавать не станем!
Но избушка чуть-чуть приблизилась к Маньке и начала рыться в снегу, как будто ничего не случилось, но было заметно, что Маньке она обрадовалась. Не так, чтобы обрадовалась, боязливо, но помочь кроме Маньки им было некому. Если она правильно поняла Дьявола, избы не могли отойти далеко от полена. А взять полено, похоже, не могли. Лес - все, что у них было, ни души на сотни километров, разве что у гор были люди. Она тоже обрадовалась, что избы не ищут ей смерти. Было еще темно, но свет уже брезжил. Не кстати она вспомнила, что Дьявол опять пророчествовал, что спать ей не придется. Мысленно обругала себя, потому что пропустила пророчество мимо ушей. Могла бы вместо того, чтобы слушать бесполезные речи, прославляющие вампиров, давно вынести из бани свинью, нормально прогреться и помыться, и отыскать в избах какое-нибудь одеяло, а самое главное спать в тепле и сухости. Баня вполне бы сгодилась. Неужто не нашли бы общий язык?
Заметив, что изба приближается, она замерла на месте, боясь ее вспугнуть.
Изба присела, примяв деревья, как траву. Манька подошла ближе, дверь распахнулась, как будто изба приглашала Маньку войти, а когда ступила на лестницу, заквохтала со стоном.
В закрытой избушке накопился такой смрад трупного разложения, что войти она не смогла. Едва поднялась по лестнице, ее вырвало. Она сбежала вниз и упала на колени, выворачиваясь наизнанку. Рвота не прекращалась долго, стоило ей подумать, что надо залезть в подвал, вынести трупы, выкопать могилы в промерзлой земле и закопать мертвецов - обострялась с новой силой. Манька уже боялась, не дай Бог выдавит наружу кишки.
Подошла изба-баня, наблюдая за нею. Когда она пришла в себя, поцыпкала избы за собой к огню, и попросила Дьявола присмотреть поблизости добрую поляну, чтобы не путаться в деревьях, а иметь место обозревать обе избы и копать могилы, не натыкаясь на корни.
Поляну Дьявол нашел сравнительно быстро и недалеко. Одно плохо: не у реки. Манька собрала пожитки и перенесла лагерь на новое место. Чистить избы она собралась сразу же, но Дьявол заставил ее поспать несколько часов, а когда проснулась, напоил крепким чаем. И как только с обедом было покончено, Дьявол встал, извинился, и озабочено произнес:
- Ладно, Маня, с избами не пропадешь. У меня столько дел накопилось, пока я тут с тобой муки терплю…
Убедившись, что раскрытый Манькин рот не имел вымолвить ни слова, виновато улыбнулся, растворившись в воздухе.
Ведь знал, не мог не знать, что она до смерти боится покойников, и не могла пройти мимо кладбища, чтобы не почувствовать ужас. И бросил ее! Вот он Дьявол - во всей красе! И только вампир знал, как в него плюнуть, чтобы мало не показалось.
В последнее время плевки доставляли Маньке удовольствие, заменяя обиды. Она поплевала вслед Дьяволу, но не в то место, где он стоял, а чуть в сторонку…
Глава 12 Дареному коню в зубы не смотрят.
Сразу же, как только Дьявол ушел, Манька подозвала избу-баньку и принялась вытаскивать свинью. Вторая изба топталась рядом, и как смогла, она объяснила ей, что перво-наперво приготовит место, где можно поспать, помыться, и согреть воды.
Свинья оказалась не из легких. Пришлось ее распиливать и вытаскивать по частям.
Похоронила сразу же: тушу отдельно, голову отдельно - над тушей свиньи посадила три осины, над головой одну. После этого хорошенько вымыла баню и оставила дверь открытой проветриваться.
Первый день топила снег, заменив воду в бочках и в баке с горячей водой.
На второй день, сообразив, что воды надо много, изба-баня сама сходила на реку и напилась - и вода полилась из шланга. Шланг шевелился, как змей, пуская воду в нужное место. Манька обошла баньку со всех сторон, но так и не нашла, откуда шланг заходит в избу. Но мыться она теперь могла от души, не опасаясь нападения, а спать в предбаннике, устроив себе настоящую постель из матраса с одеялом и простынями, которые нашла там же, в подвале бани.
Благодарная баня на каждый вечер топила себя жарко, собирая хворост в лесу.
А вообще в избах много было странного: будто жил в них некто невидимый и проделывал всю работу, которую обычно делает человек. Так, новый веник уже отмокал в тазу, когда Манька шла в баню. И каждый раз она ломала голову, кто его туда положил. Висело на перекладине чистое полотенце и сменное белье, на подносе лежала мочалка и душистое мыло. И даже ушат с водой разведен был до нужной температуры, чтобы окатить себя.
Быстрый осмотр чердака и подвала избы-бани выявил еще одну странность. На чердаке Баба Яга, как положено, хранила веники, или изба сама их хранила, учитывая ее самостоятельность, но подвал бани озадачил: чистенький, доверху забит полезным хламом. Был он большой, и хранились в нем вещи, которые с Бабой Ягой никак не вязались.
Вряд ли она вообще туда заглядывала…
Покойники бывают во многих домах, но это не повод исторгать все, что в нем имелось… Полезному обычному житейскому добру она порадовалась.
Манька склонилась к мысли, что избу-баню когда-то тоже использовали под настоящую избу и жили в ней. Собранные вещи говорили именно за это. Разглядывать хлам она не стала, обрадовавшись мешкам и ведрам, а так же вилам, лопатам и просыпанному зерну пшеницы. Заметила только и удивилась, что вода в баньке лилась на пол, а в подвале было сухо.
Разобравшись с баней, она сделала повязку на рот, оделась в мешковину, подвязавшись пояском, и спустилась в подвал избы.
Трупов было столько, что освободить подвал полностью удалось лишь на восьмой день.
Она собирала кости, мясо и все, что осталось от людей в мешки и ведра - выносила наверх и сбрасывала с крыльца. Те, что были поцелее, вытаскивала на покрывале волоком.
По мере того, как подвал пустел, он ужимался, принимая нормальные размеры, но запекшаяся кровь и мусор не исчезали - приходилось отскребать лопатой, скребками и всеми подручными средствами.
Трупные насекомые: белые противные черви, и серые пластинчатые, расползлись по всем щелям. И когда на чердаке старшей избы она обнаружила большой запас моющих средств, обрадовалась больше, чем возвращению Дьявола. Дело пошло веселее: она разводила в ведрах порошок, взбивала пену и заливала кипяток в щели. Насекомые тут же выплывали - оставалось только собрать воду обратно в ведра совком.
Пока она бегала туда и обратно, избушки ласково квохтали, выражая свою признательность. Трупы избам не нравились, от каждого брезгливо отходили, пока она ходила за водой или выходила отдышаться на воздух. Манька никак не могла заставить их сидеть на одном месте: человеческие останки валялись по всему полю.
Дьявол повисел в воздухе, посмотрел, немного посидел в предбаннике, принюхиваясь, и опять удалился, уверенный, что она справится без него. Он чертыхался и проплывал над трупами высоко, стараясь не ступать в то место, где мог бы наткнуться на мертвечину.
Манька сделала вид, что Дьявола не заметила.
Еще через два дня Дьявол вернулся к ночи, весь взъерошенный и утружденный, повалился на Манькину постель и застонал об усталости. То ли изображал ее, то ли вправду бегал по делам.
"Он сам по себе, я сама по себе!.." - обиженно подумала она, засыпая.
На поляну слетелось воронье, неизвестно как прознавшее, что тут есть чем поживиться. Громко каркая, большие черные птицы густо усеяли близлежащие деревья. Объяснять воронам, что трупы, возможно, были хорошими людьми и так с людьми поступать не положено, не имело смысла. Наскоро сооруженное чучело не испортило им обедни. Птицам было все равно: хорошим человеком был труп или не очень, главное, что бы был съедобным. Охранять каждый труп она не могла - уж если червям разрешено искать у человека свой законный кусок плоти в последующей жизни, то почему в этом надо отказывать воронам? Вороны отрывали от трупов куски мяса и таскали по всей поляне с драками или с удовольствием, выклевывали через глазницы мозг, у кого он еще сохранился, нравились им кишки, они совали в живот голову и могли залезть внутрь целиком, отталкивая своих соплеменников, не брезговали костями.
Место, при таком раскладе, выглядело более чем зловеще.
Но Манька махнула рукой. Со своим ужасом перед трупами она справилась на второй день.
Живая вода помогала держаться, но ум ее окаменел. Сил у нее не осталось даже на то, чтобы думать.