- Пройди триста метров и зачерпни ведром. Вон оно, кипит!
- Там земля ходуном ходит, провалиться можно.
- Надо на крышу слазить, посмотреть, что за огонь… Похоже дым из трубы идет?!
Манька принюхалась.
Изба жила своей обычной жизнью, и опять чего-то кашеварила, устав дожидаться ее и Дьявола. Может быть наутро, или сообразила, что спать не придется, и бойца надо подкрепить. Манька бы не удивилась, если бы протопилась и баня. Дров они себе наготовили на месяц. И вдруг она почувствовала, как изба слегка накренилась. Манька пошатнулась, и едва удержалась, успев схватиться за подоконник.
А Дьявол как будто не заметил…
Она уже хотела обратить его внимание на этот факт, но продолженный разговор оборотней отвлек ее, и спустя мгновение она передумала беспокоить Дьявола: избы, пожалуй, имели право устроить себя поудобнее, все же сидели в воде.
- Ночное небо, звезды, изба эта… костры. Красотища неописуемая! Пойду-ка, возьму холст, набросок сделаю. Люблю ночное время, но никогда не умею закончить картину, засыпаю и все тут! А на память не то…
- Отойди, куда ты лезть собрался среди ночи! Стена гладкая, как стекло, да и серебро ведь.
- Мне показалось, будто она пошевелилась…
- Кто?
- Да изба!
- Брось, с чего избе шевелиться? Хотя… я слышал, будто это избы Бабушки Яги, Матушки Ее Величества. Поговаривают, они живые… Отойти надо!
- Тут даже ухватиться не за что, никакого выступа нет.
- Тут надо вантузами! Это я сам придумал! Встаешь и прилипа-ешь, встаешь и прилипа-ешь!
- Еще что-нибудь придумаешь, скажи! Плагиатор! В кино вместе ходили.
И вдруг Манька услышала стук… Громкий.
Стучали не в дверь, а где-то в подвале. Оборотни тоже замолчали, услышав стук, отскочив от избы и хищно присматриваясь. Двое вытащили оружие, и начали обходить избу, но в реку не полезли, а долго смотрели на воду и по сторонам, пытаясь понять, откуда звук идет.
Манька вздрогнула, переглянувшись с Дьяволом.
Не обмолвившись ни словом, они метнулись в подвал, чуть ли не кубарем скатившись по лестнице. Стук шел из-под пола.
- Кто там? - Манька нагнулась и спросила тихим срывающимся голосом.
Раздался тихий и жалобный взволнованный полушепот:
- Вы меня впустить не собираетесь? На смертном одре я, сегодня ночью оборотни мной закушают! И я оставлю о себе на память мои светлые рожки, да прыткие копытца…
Дьявол отрицательно покачал головой, но Манька заметила, что он ухмыльнулся.
- Не доверяют! - констатировал хриплый голосок. - Вот ведь беда, Баба Яга принесла в ночь, царицу дочь, Абы кабы все на славу, если б не Манькина облава… Ты, Манька, брось, изба не снесла бы яичко, если бы у него было злое личико! Под себя… Я тут промок до нитки.
Дьявол склонился к половице и зло приветил гостя.
- Худая слава бежит, добрая в могиле лежит?! Каким ветром под избу задуло, паршивец? Перецеловался со всей нечистью, не мила она тебе что ли?
- Ты меня, Отец, сам спасал, нечисти бросал, подавиться мне хитро-мудрой матерностью твоею? Вот и отдавал, а кто как понял уже молодец, дело всему венец. Худо к Дьяволу, добро… в ту же сторону. Ты, Батюшка, посуди да рассуди: я не живой, не мертвый, меня ветер носит, кому горем, кому счастьем приносит…
- Богатенький стал в последнее время! - злорадно процедил Дьявол сквозь зубы. - Смотрел я, как обрастаешь лохмотьями! Из тебя, как из ведра, сыплется, а сам малюсеньким стал, не разглядишь под половицей!
Маньке было тревожно: с одной стороны Дьявол пришлого считал нечистью, с другой обращался к нему, как к старому знакомому: на лице его мелькнула радостная, едва сдерживаемая улыбка, которой встречают старого друга, и неприятного в их разговоре было мало.
- Да откроете вы, али нет? - взмолился пришлый. - Замучили своими сочинениями! Изба просядет маленько, и придавит! Я от смертушки ушел и на смертушку пришел? Мне тут дышать нечем!
- А вы кто? - Манька склонилась к половице и приложила ухо.
- А кто его знает?! По всем весям бегаю-летаю, память людскую собираю, птиц, зверей, леса охраняю, дремучую дрему веду за собой, если кто на свете… не жилец! Побудь, Манюшка, человеком, тут с боку колечко есть, дерни, дверца и откроется.
Дьявол кивнул головой, и Манька поняла, что он не против непрошенного гостя. С одной стороны она ему доверяла, но с другой мог и пошутить. На всякий случай она прихватила в одну руку кинжал Дьявола, в другую серебреную стрелу. Повернула колечко в стене, и в полу открылась потайная дверца, которую нельзя было заметить: половица открывалась полностью.
Оттуда вылез старый старичок с круглыми глазками под широкими сросшимися седыми бровями, с широким бесформенным носом-картофелиной, с седыми спутанными волосами и растрепанной бородой, в которой застряли репьи и сучки - видимо, бежал по лесу. В руке у него был кривой деревянный посох и холщевая пустая котомка. Одет он был в рваную в заплатах рубаху в горошек, в поношенный и замызганный полушубок, широкие холщовые штаны в такой же горошек, заправленные в портянки, подвязанные вязаным пояском с кисточками, в лаптях, сплетенных из лыка и подшитых берестой. Ростом он доходил ей аккурат до плеча.
Приметы современного времени ни мало подивили и посмешили: медные серьги в ушах, оловянные перстни по штуке на палец, увешанный медными и железными цепочками. Но было немного золотых украшений - маленькая пуговица на рубахе и, кажется, золотой зуб, который неестественно сверкнул, когда он улыбнулся во весь рот широченных припухлых губ.
Со старика на пол полилась струями вода.
Сразу бросилось в глаза, что недостаточно хорош для него Дьявол: он как-то искоса посматривал на него, сожалеючи хмурился и обижено выпячивал губу. Старые знакомые - и чего-то не поделили, догадалась Манька, не было между ними мира, но и вражды тоже не было.
- Ты, Манька, шибко медная! Убить надо, и поделом! - проворчал старичок, рассматривая стрелу в ее руке, снимая с себя одежду и отжимая ее. Даже семейные трусы, которые он снять постеснялся, были у старика в горошек.
Голос у него был приятный. Мягкий и не старый. Прозвучал таинственно, завораживая, будто поманил куда-то…
- Поговори мне еще! - перебил его Дьявол. - Тебя бы в баню: отмыть, шелуху отодрать и безопасным сделать, а то в одном глазу слеза, в другом ерунда, а в третьем… а третьего как не было, так и нет! Стреляешь все так же противно не метко?
- Да когда я стрелять-то умел! - изумился старичок. - Разве что по водицу сбегать! Но и тот хорош, кто воду поднес, коли рана ни в грош, водой лечись, кто хошь! Обидно мне, сам бы помотался по свету! - обижено укорил он Дьявола. - Но я ж не по лицу, я в морду бью!
- Ну да, конечно, ты бьешь, изменник развеселый! - усмехнулся Дьявол. - Последний раз, кому ты набил морду, был я! - обиженно напомнил он старику.
- Может, покормите меня? Что вспоминать старые обиды? Кто помянет, тому глаз вон! - старик повеселел, одеваясь. Он быстро осваивался, цепляясь глазом за все, что было в подвале, и каждый раз удовлетворенно кивал головой, скорее себе, чем кому-то.
- У тебя глаза: хоть бей, хоть не бей - откатились и обратно прикатились! Не стошнит от нашего ужина? - съязвил Дьявол.
- Не стошнит, - заверил старичок. - Сами подумайте, какая мне польза от ничего неделания? Я вам пригожусь еще, могу покормить, лосей, гусей, уток наловить. Поднести, чего надобно. По стоящему дельцу я соскучился. Стрелять не мастак, - признался он, изучающее присматриваясь теперь уже к Маньке. - Но ведь кто воду мутит, тот омутом крутит! А я омуты все как один изучаю, добро добром привечаю. Угощаю всех чин-чином. И злому нет от меня прохода, пну так, чтоб почином - летели… к Дьяволу, Батюшке Бытия, в костерок кипучий, где слезой горючей омывают меня!
- Ладно тебе, нормально разговаривать умеешь? Или последний умишко растерял за последние две тысячи лет? - спросил Дьявол.
- Умею, если не прогоните! - пообещал старичок.
- Вас как звать-то? - спросила Манька.
- Безопасный мировой судьец! - насмешливо скривился Дьявол. - В именительном падеже у него есть все, кроме ума. А как падеж начался и как на могильник попал, вряд ли вспомнит!
Старичок поклонился Маньке низехонько, не обратив на Дьявола внимание.
- По разному кличут, кто как. Но мне больше нравиться Гроб Гремуар Борзеевич, - представился старик с легким поклоном. - Можно проще, или мастер Гроб, или Борзеич. Скрывать не буду, первое имя настоящее, а второе истинное.
- А третье? - умно спросила Манька.
- А третье, Маня, мне не дано понять. Это тайна великая! Вот как узрю, так сразу пойму, откуда первые два взялись!
- Макулатур ты беззлобный, - засмеялся Дьявол. - Иди, поешь, а то оборотни завоют скоро! Все самое интересное из-за тебя пропустим!
Пока поднимались по ступеням, Манька никак не могла отойти от своей задумчивости, озадачившись природой имен.
- А что не так-то? Я подскажу! Я, Маня, шитый по черному белыми нитками. У меня на раз два три година годину меняет… - шмыгнув носом, проскрипел Борзеевич, уминая зелень деревянной ложкой. Ничуть не стесняясь, он достал пару рыбин из бочки, понадкусал у них хвосты, обвел стол, и стрелы, и избу завистливым взглядом. - Богато тут у вас, а я все по лесам, по горам, да пешим ходом! Эх, и почему я раньше тебя, Манька, не встретил? Был бы у Дьявола в чести, а теперь как бы с боку припек.
- А Манька от тебя не бегала из горницы в горницу! Ты же сам обманными своими штучками глаза застил! - холодно сказал Дьявол, и старичок весь ужался виновато, сидел, уже не выступая.