У. Г.: Я не жаловался на то, что голова потерялась (смеется), голова очень даже была на месте, но боль в ней была так ужасна – это была не обычная головная боль, болел весь мозг, каждая клетка; возможно, это была своего рода инкубация. Тогда я не знал, что это такое. Я не соотносил это с "просветлением"; не было ничего, кроме этой боли. Это продолжалось три дня. А во вторник я лежал на том диване, на котором вы сидели вчера вечером, и вдруг ощутил, как происходит нечто необычное: я почувствовал, что мое тело исчезло! Я открыл глаза и увидел, что мое тело на месте, ничего там не происходит, однако для меня и голова, и тело полностью исчезли. Не было никакого страха. Что было делать? Ничего! И всю ночь я проспал как дитя. Я даже не знал, как долго я проспал, и на следующее утро проснулся как будто впервые. У меня было чувство, что это первый день моей жизни, что у меня нет никакого "вчера".
Боль в голове исчезла и тела не было. Затем я пытался воскресить в памяти то, что было вчера, но мне на ум ничто не приходило. Затем я пытался вспомнить то, что было позавчера, – и вновь не было ничего – никаких идей, никаких образов, никаких "вчера". Это было необычно – однако я все еще не связывал это состояние ни с чем. Даже сегодня я не связываю его с тем, о чем говорил Дж. Кришнамурти. Я действительно не знаю…
В тот день несколько друзей пришли ко мне на обед, и в их числе был один человек, который бросил свою работу инженером и стал заниматься гомеопатией. Я рассказал им о том, что со мной происходит, что мое тело исчезло, потерялось (смеется). И этот гомеопат сказал, что я переживаю отделение тела от ума и что в гомеопатии есть от этого средство. Он был готов пойти и принести таблетки. Он сбегал к себе домой и вернулся с книгой по гомеопатии и таблетками. Я сказал ему: "Я имею представление об отделении тела от ума, потере эго и тому подобном. Я через все это проходил, но то, что происходит сейчас, как мне кажется, очень сильно от всего этого отличается. Я не хочу принимать никакой препарат; это находится за пределами вашей медицинской науки – независимо от того, что вы говорите; не обижайтесь".
Затем мы все переехали в Гштаад, и однажды, когда я сидел там в ресторане, что-то случилось с моими глазами. Все стало выглядеть иначе, все это произошло одно за другим, а не все сразу. Я был ошеломлен. Это был своего рода панорамный вид. Я мог видеть людей, сидящих там, и все вещи. У меня было полное видение всего, вся перспектива. Это было необычно. Мой приятель гомеопат дал мне таблеток, и я принял их, просто чтобы сделать ему приятное. Однако это было чем-то за пределами химических изменений; это происходило внутри, это были изменения на уровне тела.
Я начал идти из Гштаада в Саанен; это было потрясающе. Я не осознавал тело, у меня сзади [головы] будто было что-то вроде большого вогнутого зеркала; это была будто камера, фиксированная на движущемся фургоне. В голове не было ничего, кроме этого большого вогнутого зеркала, которое двигалось в унисон моим движениям, куда бы я ни повернулся. Глаза перестали перемещаться туда-сюда, как они обычно это делали, мне приходилось разворачивать тело, и предыдущий вид тогда исчезал. Это было очень интересно – это грандиозное видение вещей.
Я описал это переживание моему знакомому художнику из Лондона, у которого также были некоторые интересные переживания. Он стал очень сложно об этом рассказывать, но сказал, что происходящее со мной было не обычным переживанием и что это вполне может быть радикальной мутацией. Я сказал, что не знаю; что бы это ни было, оно было там. Затем мы все сели ужинать. Был томатный суп. Я понял, что это томатный суп, но его вкус не появился у меня внутри. Я почувствовал, что во рту много слюны, как у животного. Я видел еду и тут же образовывалась слюна. Я положил одну ложку супа в рот; да, это был томатный суп. Хорошо; но к тому времени, как я съел вторую ложку супа, я уже забыл его вкус. Между ложками супа существовал некий временной интервал. Для меня это было еще одним ошеломляющим переживанием. Сначала глаза, а теперь это.
А затем изменился слух. Скрип, который раздавался в шале, стал для меня звучать иначе, и казалось, что слуховые нервы также меняются. А затем я взглянул на себя в зеркало и обнаружил, что мои глаза перестали моргать. Целую неделю, на протяжении всех семи дней, происходили эти изменения. На голове, шее и на левой стороне тела образовались выпуклости…
Валентина начинает описывать эти физические изменения, но, к сожалению, на пленке этого не разобрать.
* * *
Примечание: На самом деле его друзья наблюдали различной формы выпуклости на его торсе, шее и голове – на тех местах, которые в кундалини-йоге называют чакрами, энергетическими центрами, – которые то появлялись, то исчезали через регулярные интервалы. Не только Валентина, которая была с У. Г. все время, но также Дуглас Роузстоун, Терри Ньюланд, Родни Арме и несколько других друзей также наблюдали некоторые из этих изменений.
На нижней части живота были припухлости горизонтальных полос в форме сигар. Над пупком была твердая припухлость в форме миндального ореха. Твердую синюю припухлость, похожую на крупный медальон, посередине груди дополнила другая, меньшая, коричнево-красная припухлость в форме медальона у основания шеи. Будто эти два "медальона" висели на разноцветном воспаленном кольце – синего, коричневатого и светло-желтого цветов, – которое находилось вокруг его шеи, как на картинках индийских богов. Также были и другие сходства между этими припухлостями и примерами индийского религиозного искусства: его горло так распухло и приняло такую форму, что казалось, будто его подбородок покоится на голове кобры, как на традиционных изображениях Шивы; прямо над переносицей была белая припухлость в форме лотоса; маленькие кровеносные сосуды на его голове расширились, образуя узоры, подобные бугоркам на головах у статуй Будды. Две большие твердые припухлости то появлялись, то вновь исчезали – как "рога" Моисея и даосских мистиков. Синие змееподобные артерии у него на шее вздувались.
* * *
У. Г.: Но эти изменения были для меня весьма очевидны. Через неделю их стало меньше; припухлости и боли потихоньку, шаг за шагом, исчезли. Когда я что-то съедал, я осознавал, как кровь стекает от клеток мозга к желудку; это приводило меня в невероятно умиротворенное (за неимением лучшего слова) состояние.
Через неделю я вечером лежал на том самом диване и вдруг ощутил, как мои ступни, ладони и все тело похолодело. Я подумал, что умираю, и перечислил Валентине все физические симптомы смерти, которые ощущал в теле.
Если, согласно "Тантра-йога сутре", это просветление, если это так, то человек должен умереть в течение семидесяти двух часов, но если он переживет эти семьдесят два часа, он будет жить и понесет это послание в мир – вот что написано в писаниях (смеется).
Как бы то ни было, я думал, что умираю. Жизнь вытекала из моих пальцев, из моего тела. Я лег на кровать. Это был конец; не было никакого сознания; во мне ничего не существовало. А затем через сорок восемь минут я очнулся, когда кто-то позвал меня: "Кришнамурти" (мне звонили по телефону); это вернуло меня в сознание. Это было подобно тому, как некто, болеющий тифом или с очень высокой температурой, внезапно возвращается в нормальное состояние – я вдруг наполнился энергией.
Это была окончательная и полная смерть, смерть всего, что я знал. Через сорок восемь или сорок девять минут мне позвонили по телефону, кто-то хотел со мной поговорить. Я спустился вниз и не понимал, что он (Дуглас Роузстоун) говорит, я был в каком-то оцепенении. Я не был в состоянии разговаривать. "Лучше приходи сюда", – сказал я и вернулся обратно.