У. Г.: Да, в соответствии с вашим происхождением, с вашей подоплекой. Так что в действительности на тот вопрос нет ответа. Мне интересно поместить вас в то состояние, где вы прекратите это движение внутри себя. Не имеет значения, что это за подоплека. Я могу приводить вам цитаты из "Бхагавад-гиты", из упанишад или других религиозных писаний, но эти ответы вас не заинтересуют, поскольку у вас есть свои ответы, соответствующие вашей собственной подоплеке. Вот почему я говорю, что там нет никакой коммуникации. Поэтому мне интересно поставить вас в ситуацию, где эта подоплека перестает давать ответы.
С: Но я думаю, отключить это очень трудно.
У. Г.: Вы не можете это прервать, поскольку боитесь это отключать. Все время должна быть непрерывность.
С: Подоплека продолжается.
У. Г.: Ваш ответ – это ваша подоплека. И также движение, которое продолжается внутри вас, – это подоплека.
С: Да, когда вы задаете вопрос, ответ появляется немедленно, в соответствии с моей подоплекой.
У. Г.: И это означает, что вы по-прежнему продолжаете иметь дело со структурой – своей подоплекой.
С: Я понимаю, что это моя подоплека.
У. Г.: Я не хочу, чтобы вы давали такой ответ. Можете ли вы оставаться с вопросом? Я хочу, чтобы вы были в том состоянии не-знания – "Я не знаю". Не говорите это мне или себе.
С: Я не знаю, правильно ли это. ..
У. Г.: Все правильно. Движение структуры внутри вас выкинуло слова. Это означает, что внутри вас по-прежнему действует та же память.
С: Ответ внутри меня.
У. Г.: Понимаете, ответ, который вы дали, – это непрерывность. "Я не знаю" – даже когда вы так говорите, она не прекратилась. Это что-то для вас значит?
С: Я не могу не давать ответ. Я всегда реагирую словами, внутренне или внешне.
У. Г.: Да. Так что вы видите, что это уловка выживания. Он хочет продолжать существовать. Движение мысли так или иначе хочет продолжать существовать. Иначе оно останавливается.
С: Я ничего не могу с этим поделать.
У. Г.: Нет нужды так говорить или даже говорить "Я не знаю". Это по-прежнему подоплека. Это непрерывность. Она хочет продолжать существовать, и это выживание. Видите, поэтому я пытаюсь обращать ваше внимание просто для того, чтобы вы там останавливались. Там будет происходить нечто потрясающее, если вы можете останавливать это отвечание на вопрос самому себе или кому-то.
Вы должны действительно быть в состоянии незнания, что означает: я действительно не знаю. То, что я знаю, – это то, что я прочитал до этого, что я услышал до этого. Я не могу дать ответ. Я не хочу, чтобы кто бы то ни было давал мне ответ. Я хочу находить ответ сам. Я хочу сам находить для себя ответ, потому что мне не интересны ответы, данные другими.
С: Но я могу пытаться ответить?
У. Г.: Вы можете пытаться. Мне нужен ваш ответ, если вы вообще можете дать какой-то ответ. Все ответы, которые вы можете дать, до этого были даны другими, что я уже слышал или что "вы" сами пережили. Что такое переживание? Вы переживаете, если "вы" превалируете – посредством идей, посредством понятий. Это то, что мы называем переживанием. Но я говорю, что есть переживание, независимое от этой мысленной структуры. Когда вы перестаете давать ответ на тот вопрос, внутри вас берет верх нечто живое. Есть что-то живое, начинающее выражать себя, когда вы прекращаете это делать. Но мы не хотим это прекращать. Если вы действительно находитесь в состоянии ума "Я не знаю", то не можете говорить "Я не знаю" – иначе это означало бы, что вы даете этому непрерывность. Слова дают жизнь подоплеке. Если и как только эта подоплека останавливается даже на долю секунды, она закончится.
С: Как формируется эта подоплека?
У. Г.: Подоплека обусловливается матерью в ее чреве, а также клеточными структурами. Они передаются. Клетка обладает собственной памятью.
Каждый нерв, каждая клетка в вашем теле имеет собственную подоплеку. Умственно вы можете быть спокойным. Но есть другие вещи, которые очень активны. Там царит невинность. В клетках еще есть живое качество. Но оно уничтожается родителями, уничтожается обществом, уничтожается всеми окружающими. Вы когда-нибудь говорили с детьми? Дети спрашивают нас: "Что это?" и "Что то?". И потому вы говорите: "Это цветок, это цветочный горшок, это тюфяк, это книга". И так ребенок повторяет снова и снова, пока не связывает слово с объектом. И с этого момента мы всегда связываем объект только со словом. И мы теряем способность смотреть на вещи как они есть.
Возьмем пример пищи. Когда вы что-нибудь едите, вы едите свои воспоминания, свои идеи, посредством чего уничтожаете возможность того, что может с вами делать пища. Вы помещаете в свой желудок идеи, вы помещаете в него теории. Скажем, вы никогда не ели манго. Я даю вам манго и даже не говорю вам, что это такое. Как только вы видите его цвет, вы соотносите его с персиками, которые вы ели до этого. Чувствуя его вкус на языке, вы стараетесь вспомнить все вкусы, похожие на этот. Так процесс продолжается, и вы ничего не едите. Возможно, когда вы что-нибудь едите впервые, вы получаете от этого наслаждение. Во второй раз вы вообще не получаете наслаждения ни от чего. Нет никакого наслаждения. Мы вообще не получаем наслаждения – мы живем в мире удовольствия. Удовольствие означает момент повторения. Я хочу, чтобы конфеты имели точно такой же вкус, как раньше. Поэтому я ем свои воспоминания – я не ем вещь, которая есть.
С: Первый процесс – это думать желудком. Это мне известно.
У. Г.: Вкус.
С: Я уверен в этом, потому что когда взрослый человек что-либо пробует на вкус, он знает, что может думать желудком. Первое впечатление, первое признание исходит от желудка. Я в этом уверен, потому что пробовал достаточно раз, чтобы знать это состояние.
У. Г.: Понимаете, если бы для вас было возможно есть – не важно что, будь то макароны или что угодно еще, – если вы можете есть без того, чтобы действовала эта мысленная структура, тогда вы едите. Вместо этого, как только вы что-нибудь едите, вы начинаете распознавать вкус – соленый он или сладкий. Но без этого процесса, все время функционирующего внутри вас, вы будете чувствовать необычайную безмятежность. Это обусловлено физическим действием… кровь устремляется к желудку, потому что желудку нужна кровь. Если я думаю, когда ем, то думаю потому, что узнаю вкус, я вспоминаю, что мне нравится и не нравится, – весь этот процесс мышления продолжается. Я одновременно думаю и ем. Вот почему некоторые религиозные системы запрещают говорить. Это не помогает, поскольку даже если я не говорю, я внутренне думаю. Мысли продолжаются все время. Так что нет никакого наслаждения.
Поэтому если человек может есть, не думая, кровь устремляется к желудку. Когда вы что-нибудь едите, желудку нужна кровь. Поток крови к желудку вызывает необычайный покой, выходящий за пределы понимания. Есть наслаждение – чистое наслаждение. Но то, что имеет место в вашем случае, – это удовольствие. Удовольствие – это повторяющийся процесс. Я ничего не говорю против удовольствия. Это повторяющийся процесс, и потому он истощает чувства. Но здесь (в случае У. Г.) чистая и простая жизнь со своими чувствами в максимально возможной степени.
Что я пытаюсь делать – это помещать вас в то состояние не-осознавания. Это исследование происходит при совершенно другом образе жизни с вашими чувствами. Это означает, что вы позволяете этим чувствам действовать их собственным образом. Здесь нет ничего мистического. Это вообще не имеет отношения к мистицизму. Это чистое и простое функционирование чувств в максимально возможной степени.
Глаз смотрит. Понимаете, глаз обладает панорамным видением вещей, поскольку он воспринимает все полностью. Вы можете заметить, что я не моргаю. Рефлективное действие отсутствует. Поэтому имеет место полное внимание к тому, на что я смотрю. Врачи-офтальмологи говорят вам, что веки обязательно должны моргать. Это не обязательно. Рефлекторное действие означает, что вы испуганы. Они говорят, что это защита от страха . Но когда я смотрю на объект, мои веки вообще не моргают. Даже рефлекторные действия претерпевают преобразующее изменение. Поэтому ты смотришь на вещи всем своим существом. В этом участвует все твое существо, а не просто ум, не просто мышление.