У. Г.: Год или даже два года назад, я думаю. Мне кажется, это на самом деле началось четыре года назад. В том состоянии ничто для меня не имело значения.
Виктория: Я тоже вижу этот свет и пугаюсь, так как появляется ощущение, что у тебя что-то движется вокруг глаз. ..
У. Г.: Да, по векам. Они иногда становятся похожи на фосфор. Это электромагнитное поле – человеческое тело представляет собой электромагнитное поле. И что самое интересное: когда я тру свое тело рукой, все тело начинает светиться, как фосфор. Я думал, что бы это могло быть, и сказал себе, что это, наверное, из-за синтетики. И я выбросил синтетику, но это все равно продолжалось, стоило мне потереть тело рукой. Хуже всего было, когда я мылся: когда тер себя мочалкой, я получал электрический шок, из-за воды. Там было электричество. Ведь тело – это электромагнитное поле. Это та же самая творящая энергия, действующая за пределами тела и внутри его.
Так что необходимо каким-то образом избавиться от этого элемента. Но как? Кажется, что это очень просто, и вместе с тем это не так.
Хислоп: Какое-то время назад вы сказали, что осознали: личность, вопрошающая о своем существовании, сама им (вопрошанием) и является?
У. Г.: Да. Отставьте ответы в покое. Я могу получить ответ от себя самого или кого-то другого, но это не важно. Здесь основной фокус на вопросе, а не на ответе.
Хислоп: И затем вы это обнаружили?
У. Г.: Я – вопрошающий – обнаружил абсурдность этого вопрошания, когда ставят под вопрос само существование вопрошающего.
Хислоп: И затем вы увидели и все остальные вопросы и оставили ответы, так как все они по сути одно и то же?
У. Г.: Они были вариациями одного и того же вопроса – того же вопроса в разных формах.
Хислоп: И вы ясно это увидели?
У. Г.: Очень ясно. Но вопрошающий все еще продолжал… но он был уже на заднем плане. Я сидел там на выступлении Дж. Кришнамурти, и со мной ничего не происходило. Будто каждое слово, которое он произносил… Это было очень интересное переживание. Его слова очень сильно на меня воздействовали, но я не знал, что он говорит. Это было похоже на отражающую способность зеркала – слова или отскакивали обратно к нему, или производили какой-то звук. Они вообще ничего для меня не значили. Так как я оказался в Саанене, я ходил на эти встречи, когда у меня было настроение.
Виктория: И в этом осознавании был разум.
У. Г.: Это осознавание – само сознание. Это чистое сознание, лишенное всех его, так сказать, загрязнений. Жизнь есть сознание, сознание есть жизнь; сознание есть осознавание. Что же это, что осознаёт жизнь? Я правда не знаю. Жизнь осознаёт собственную невероятную глубину, или, как говорит Дж. Кришнамурти, свою собственную необъятность.
Виктория: Это как раз то, что я хотела спросить.
У. Г.: Так как внутри меня нет задающего этот вопрос, он меня больше не интересует. Я больше не задаю никаких вопросов. Иногда возникает вопрос: а что осознаёт? Ты осознаёшь этот вопрос, и он вновь исчезает. Так почему же ты опять задаешь вопрос? Иногда этот вопрос возникает во мне. До этого момента присутствует осознавание. А затем я вхожу в состояние, где даже этого сознания нет, однако что-то осознает. Тут я осознаю какую-то возникшую мысль, и эта мысль уничтожается. Само осознавание разрушает мысль. И затем я впадаю в такое странное состояние, которое по сути является процессом смерти. Это процесс умирания, и он занимает ровно сорок восемь минут. Она происходит каждый день, эта смерть, а затем возвращаешься. Это прекращение любого сознания, тело деревенеет, лицо синеет, как в процессе умирания. И затем там что-то происходит. Все становится таким неактивным, что осознавание исчезает. Это не состояние [глубокого] сна. Когда я выхожу из этого состояния, иногда присутствует такое удивительное ощущение; тело становится таким напряженным – напрягается каждый мускул. Здесь также много припухлостей, их называют "тысяча лепестков".
Хислоп и Виктория рассматривают эти припухлости на лбу У.Г., где находится шишковидная железа, аджня-чакра, или "третий глаз". Эти припухлости, или шишки, похожи на лотос с тысячью лепестками, поэтому их называют сахасрарой. Согласно кундалини-йоге, она считается самой "тонкой" чакрой во всем организме, которая связана с чистым сознанием, и именно от этой чакры расходятся и все остальные. Сахасрара символизирует отстраненность от иллюзии. Это необходимый элемент в обретении единства с Богом, или высшим осознанием истины, что одно является всем и всё едино. Позже У. Г. прояснил, что когда исчезает вмешательство мысли, или "я", то именно эта железа начинает управлять функционированием тела. Именно эта железа, а не мысль, дает телу указания и приказы. Поэтому ее, наверное, и называют аджня- ("командной") чакрой.
Так что это состояние трансцендентности. Посмотрите на эту припухлость; тысяча точек вздуваются, так как к ним приливает кровь, что запускает другой ритм дыхания, так как ей нужен кислород. До этой стадии я наблюдаю – я все осознаю. Ей нужно качать все больше и больше кислорода в мозг, иначе – конец. Все тело так напряжено, каждый мускул и каждая клетка. Все тело подобно трупу. И затем Валентина сказала: "Ты стал прямо как камень". Стал похож на каменные статуи Будды. Но при этом присутствуют мозговые волны, а также пульс и сердцебиение. Это единственное, что у меня есть в тот момент, – движение волн и биение пульса. Затем они замедляются и практически исчезают. Когда я дохожу до этой точки, что-то происходит. Это не [глубокий] сон. Так как когда спишь, то в какой-то момент проваливаешься в сон, а здесь проваливание отсутствует. Запахи, звуки – все исчезает, однако что-то осознаёт что-то.
Поэтому когда я выхожу из этого состояния, присутствует полная расслабленность; вы можете назвать это состоянием блаженства или чем хотите. Это не что-то, что я могу вызвать. Представьте, что бы мы сказали сами себе: "Сейчас тебе приснится прекрасный сон". Это невозможно себе приказать. Теперь я начинаю выяснять – когда же я сплю? Существует ли такая вещь, как сон? Я сплю или бодрствую? Я не знаю разницы. Я теперь практически не сплю. Так что я не знаю, когда я сплю, а когда бодрствую. Иногда мне снятся сны, но очень редко. И эти сны совершенно дурацкие и бессмысленные. Внутри меня нет никаких образов. Я соотношу разговор с конкретным человеком и решаю, что именно с этим человеком в данный момент разговариваю. Но сны очень редки; обычно их нет. Так что предположение, что нужно спать, чтобы снились сны, неверно. Нет нужды видеть никаких снов, так как каждое переживание заканчивается здесь.
Оно не оставляет никаких семян, так что нет никакого накопления; нет необходимости в уме. Куму просто не обращаются – никогда. Тело, как кажется, расслабляется всего часа на два. Остальное время – уже не сон. Но часа два, как кажется, оно отдыхает. Иногда это меня интригует, и я спрашиваю себя, почему это так. Но когда вопрос возникает, осознавание сжигает его. Этот процесс продолжается независимо от того, сплю я или бодрствую.
Сейчас я разговариваю. Это трансцендентное состояние. Нет того, кто бы производил эти идеи, – я описываю состояние, которое непроницаемо для мысли. Это продолжается долго, и когда оно, как кажется, себя истощает, меня вновь втягивает в то состояние. Так что это постоянный процесс. У него есть собственный ритм; все это мне неподвластно; у меня нет контроля, и я не могу ничего с этим поделать.
Хислоп: Но когда выходите из этого состояния, вы ощущаете радость?
У. Г.: Нет, это нельзя назвать ни радостью, ни чем-либо другим. Это совершенно иное состояние. Когда я из него выхожу, я сразу же делаю то, что здесь есть для меня.
Хислоп: А сейчас вы не в этом состоянии?
У. Г.: Нет. Меня наполняет внимательность. И я пытаюсь что-то до вас донести. Я не переживаю это – когда я это переживаю, я не могу с вами разговаривать. Это невозможно. Это нечто, что я пережил и что не имеет никакой ценности даже для меня. То, что я пытаюсь до вас донести, – мертвая вещь.
Хислоп: Вчера вы сказали, что вы все время этим наслаждались. Так наслаждались?
У. Г.: Да, я наслаждаюсь всем, что делаю.
Хислоп: Так что в каком-то смысле экстаз претворяет в жизнь, когда вы в таком состоянии.
У. Г.: Но кто наслаждается? Нет никакого наслаждающегося. Есть просто состояние наслаждения, независимо от того, что я делаю. Если я говорю, я наслаждаюсь этим. Иначе я бы не говорил. Не то чтобы я получаю от этого удовольствие или пытаюсь до вас что-то донести. Я вижу невозможность что-либо донести. Возможно, это похоже на пулю – она может вас сильно задеть. Так как слово обладает собственной скоростью. Ни одно слово не создается мыслью. Это чистая и простая деятельность чувств. Память предоставляет слова, голосовые связки предоставляют звук, и это описание живого переживания, испытанного всего несколько минут назад. Я просто описываю это состояние, вот и все. Оно обладает живым качеством и собственной скоростью. Если оно попадает в цель и сильно задевает, то задевает. Если нет – то нет. Я ничего от этого не ожидаю. Так что это также удовольствие.