В присутствии белой женщины он чувствует, что должен взять ситуацию в свои руки. Негры - не по их вине - не имели его преимуществ. Корабли работорговцев, жалкие хижины, торги на реках, Ку-клукс-клан, Джеймс Эрл Рэй - по каналу 44 все время показывают документальные фильмы на эту тему.
- Я до этого еще не доросла, - вежливо отвечает Джилл.
- Кому до этого дело? - возражает Кролик.
- Полиции, - говорит она.
- В верхней части улицы они не обратили бы внимания, если б девушка прикинулась совершеннолетней, - поясняет Бьюкенен, - а тут вынюхивают, устраивают тарарам.
- Легавые вынюхивают, - задумчиво произносит Бэби. - Легавый пес везде сует свой нос. Легавый песий бедлам.
- Не надо, Бэби, - просит Джилл. - Не выдрючивайся.
- Разреши твоей старой черной мамочке помолоть языком, - говорит Бэби. - Разве не я забочусь о тебе?
- Ну, откуда полиция узнает, что малышка выпила? - артачится Кролик, желая поартачиться.
Бьюкенен издает короткий пронзительный свист.
- Друг Гарри, им достаточно повернуть голову.
- Тут есть полицейские?
- Дружище, - и придвигается к Гарри, создавая у того ощущение, что он обрел второго отца, - если бы здесь не было полицейских стукачей, бедняга Джимбо не продал бы и двух банок пива за вечер. По-ли-цей-ские шпики - становой хребет местной жизни. У них столько подсадных уток, что они не решаются стрелять в бунтовщиков - боятся перебить своих.
- Как в Йорке.
- Эй, - обращается Джилл к Кролику. - Ты живешь в Бруэре?
Он понимает, что ей неприятно видеть здесь белого, и только улыбается в ответ. Пошла ты, девочка.
Бьюкенен отвечает за него:
- Леди, хотите знать, живет ли он в Бруэре? Если б он по-прежнему жил в Бруэре, он стал бы ходячей рекламой. Он стал бы совой крекера "Сова". Не думаю, чтобы этот малый когда-либо забирался выше Двенадцатой улицы, верно, Гарри?
- Да нет, раза два забирался. Вообще-то я служил в армии в Техасе.
- И тебе пришлось участвовать в боях? - спрашивает Джилл. Чуть задиристо, выпустив коготки, но, может, скорее как котенок, чтобы затеять игру.
- Я вполне готов был отправиться в Корею, - говорит Кролик. - Но меня туда так и не послали.
В свое время он был благодарен за это судьбе, но потом это его грызло, стало позорным пятном на всю жизнь. Он никогда не был бойцом, но теперь в нем столько всего умерло, что в известном смысле ему хочется кого-то убить.
- А вот Ушлый, - говорит Бьюкенен, - только что вернулся из Вьетнама.
- Потому-то он такой несдержанный, - вставляет Бэби.
- Я не понял, сдержанный он или нет, - признается Кролик.
- Вот это славно, - произносит Бьюкенен.
- Он был несдержан, - говорит Бэби.
Приносят лимонад для Джилл. Она в самом деле совсем еще девчонка: радуется, когда перед ней ставят стакан, как если бы поставили пирожные во время чаепития. Так и просияла. На краешке стакана висит полумесяцем кусочек лайма; она снимает его, высасывает, и лицо ее кривится в гримасе. Детская припухлость уже исчезла, а женское лицо не успело оформиться. Она из рыжих; волосы свисают вдоль лица, тусклые, без блеска, почти одного цвета с кожей или, вернее, цвета коры некоторых мягких пород дерева - тиса или кедра. Маленькие ушки проглядывают сквозь завесу волос милыми бледными скорлупками. Гарри хочется ее защитить, но он робеет. Своей напряженностью, своей тонкокостностью она напоминает ему Нельсона. Он спрашивает:
- Что ты делаешь в жизни, Джилл?
- Ничего особенного, - говорит она. - Болтаюсь.
Не надо было так напрямую ее спрашивать, проявлять настырность. Черные, словно тени, окружают ее.
- Джилли - заблудшая душа, - объявляет Бэби, на секунду вынырнув из своего дурмана. - Пошла по кривой дорожке.
И похлопывает Кролика по руке, как бы говоря: "Смотри, не ступай на эту дорожку".
- Крошка Джилл, - поясняет Бьюкенен, - убежала из своего дома в Коннектикуте.
Кролик спрашивает ее:
- Зачем ты это сделала?
- А что тут плохого? "Поем, поем свободу!"
- Могу я спросить, сколько тебе лет?
- Спросить можешь.
- Так вот я спрашиваю.
А Бэби, не выпуская руки Кролика, поглаживает ногтем указательного пальца волоски на тыльной стороне. У него начинают ныть зубы от этого ее поглаживания.
- Столько, что ты мог бы быть ее отцом, - говорит Бэби.
Кролик начинает понимать, к чему все клонится. Они задают ему задачу. Он должен выступить этаким белым советчиком. И девчонка - хоть и против воли - идет на интервью. Она спрашивает его, в известной мере увиливая от ответа:
- А сколько тебе лет?
- Тридцать шесть.
- В таком случае раздели на два.
- Значит, восемнадцать, да? И как давно ты в бегах? Живешь вдали от родителей?
- Ее папаня умер, - тихо вставляет Бьюкенен.
- Достаточно давно, благодарю за внимание.
На побледневшей коже резко проступают веснушки - капельки крови, высохшие и побуревшие. Сухие губки поджимаются, подбородок выдвигается. Она дает понять о своем происхождении. Он - из Пенн-Вилласа, она - из Пенн-Парка. От богатых детей одно горе.
- Достаточно давно для чего?
- Достаточно давно, чтобы нахвататься чего надо и не надо.
- Ты что, больна?
- Уже выздоровела.
Бьюкенен снова влезает:
- Бэби помогла ей выкарабкаться.
- Бэби - чудесная женщина, - говорит Джилл. - Я была в полном раздрае, когда Бэби взяла меня к себе.
- Джилли - моя радость, - говорит Бэби так же неожиданно, как, играя на рояле, переходила с одной мелодии на другую. - Джилли - моя маленькая любимица, а я - ее любимая мама.
И, оставив в покое Гарри, она обхватывает своими шоколадными руками девушку за талию и прижимает к своему красному, как петушиный гребешок, платью, - две женщины, только одна как слива, а другая - как молочай. От удовольствия Джилл выпячивает губки. У нее прелестный ротик, когда губы в движении, думает Кролик, - нижняя губа вздутая и сухая, словно бы треснутая, хотя на дворе сейчас не зима, а влажное жаркое лето.
Бьюкенен продолжает пояснять:
- Факт остается фактом - девочке некуда идти. Пару недель назад является она сюда, думаю, не зная, что это место главным образом для наших; такая хорошенькая девчушка если свяжется кой с кем из братишек - они же раздерут ее на части, по рукам и по ногам… - Не выдержав, он хмыкает. - Ну и Бэби взяла ее под свое крыло. Беда только в том, - толстяк придвигается ближе, от чего в кабине сразу становится тесно, - места у Бэби маловато, да и вообще…
Девчонка вспыхивает:
- Да и вообще мне не рады.
Глаза ее расширяются - Кролик до сих пор не успел заметить, какого они цвета: они были затенены ресницами и медленно передвигались, словно розовые веки саднило или словно, отбросив все правила и придумав собственный способ жить, Джилл утратила представление о том, на что надо смотреть. А глаза у нее зеленые. Сухого, усталого зеленого цвета, но это любимый цвет Кролика - цвет августовской травы.
- Джилли, любовь моя, - говорит Бэби, обнимая девочку. - Я же рада тебе, маленькая белая крошка, как никому на свете.
- Ты же знаешь, - все тише и тише говорит Бьюкенен, обращаясь только к Кролику, - такое, как в Йорке, сплошь и рядом случается, значит, и здесь может произойти, и как нам защитить… - Легкое движение руки в сторону девушки изящно обрывает фразу - это напоминает Гарри жесты Ставроса. Хмыкнув, Бьюкенен заканчивает: - Нас хватает только на то, чтобы уберечь собственную шкуру. Где бы тебя ни поймали, черный всегда вытащит плохой билет!
- Со мной все будет в порядке, - обрывает его Джилл. - Вы оба прекратите кудахтать. Прекратите сплавлять меня этому зануде. Мне он не нужен. И я не нужна ему. Никому я не нужна. Ну и порядок. Мне тоже никто не нужен.
- Кто-то нужен, кто-то нужен и тебе, и мне, - нараспев говорит Бэби. - Я-то не возражаю, что ты делишь со мной жилье, а вот некоторые джентльмены возражают, только и всего.
- Бьюкенен возражает, - уточняет Кролик.
Его догадливость всех удивляет: оба черных сначала взвизгивают, потом разражаются звонким смехом, а на столе появляется еще один "Кусачий", светлый, как лимонад.
- Солнышко, беда в том, что мы на виду, - грустно добавляет Бэби. - А с тобой мы становимся более заметными.
Воцаряется молчание, как бывает, когда группа взрослых дожидается, чтобы ребенок проявил вежливость. Неожиданно Джилл спрашивает Кролика:
- А ты что делаешь в жизни?
- Набираю тексты, - говорит ей Кролик. - Смотрю телек. Сижу.
- Гарри на днях пережил сильный шок, - объясняет Бьюкенен. - Его жена без всякого повода взбрыкнула и ушла.
- Так уж без всякого повода? - спрашивает Джилл. И с видом оскорбленного достоинства воинственно выпячивает губы, но искорка пробудившегося интереса умирает, прежде чем она успевает договорить.
Кролик обдумывает ее вопрос.
- По-моему, я ей наскучил. А кроме того, у нас не совпадают взгляды на политику.
- По поводу чего?
- Войны во Вьетнаме. Я целиком за.
Джилл судорожно заглатывает воздух.
- Я так и знала, - говорит Бэби, - мне сразу же не понравились его костяшки.
Бьюкенен пытается сгладить ситуацию:
- У нас в типографии все за войну. Мы считаем, если их там не сдержать, все эти черные пижамы окажутся на наших улицах.
Джилл без всякой подначки говорит Кролику: