- Я же работаю. А дома хандрю вместе с малышом. Мы с ним смотрим телек и играем в мяч на заднем дворе.
- Это ты без нее хандришь, Гарри?
Она неуклюже слезает с радиатора, голубые глаза ее дико смотрят куда-то поверх его головы; Кролик решает, что она сейчас на него набросится, и весь съеживается. Сеть морщинок вокруг ее глаз кажется Кролику сетью, которую она набрасывает ему на голову. Но Пегги проскальзывает мимо и, стуча каблучками, отправляется наполнить себе стакан.
- Хочешь еще?
- Нет, спасибо. Я еще этот не осилил. Мне через минуту уже надо идти.
- Так скоро, - воркует она в своей крохотной кухоньке, словно вспомнив начало песни.
Внизу, далеко под окнами, раздается треск и захлебывающееся, кашляющее тарахтение мини-мотоцикла. Звук то ухает вниз, то парит кругами, как грохочущий ястреб. Фоном ему служит шелест транспорта за рекой, в Бруэре, неумолчный, как шум моря, - лишь иногда загудит машина, вспыхнет яркий свет. А Пегги кричит из кухоньки, словно достав из печи испеченную мысль:
- Она этого не заслуживает.
И вот уже Пегги стоит за спиной Кролика, и голос ее молотит его по голове.
- Я и не знала, - говорит она, - что ты ее так любил. Думаю, что и Дженис этого не знала.
- Ну, привыкаешь ведь к человеку. Да и вообще, это оскорбительно. Связаться с каким-то инородцем. Ты бы слышала, как он поносит правительство США.
- Гарри, ты знаешь, что я об этом думаю. Я уверена, ты знаешь, что я думаю.
А он не знает. Понятия не имеет. Она, видимо, думает, что он читает ее затаенные мысли.
- Я считаю, что она вела себя по отношению к тебе ужасно. В последний раз, когда мы вместе обедали, я ей так и сказала. Я сказала: "Дженис, твои попытки оправдаться меня не впечатляют. Ты бросаешь человека, который вернулся к тебе, когда ты в этом нуждалась, и ты бросаешь сына в пору его становления, когда крайне важно, чтобы у него дома была устойчивая атмосфера". Я сказала ей это прямо в лицо.
- Вообще-то малыш частенько наведывается к деду на "пятачок" и видится с Дженис. Они со Ставросом водят его в ресторан. Так что Нельсон как бы приобрел дядюшку.
- Ты так все прощаешь, Гарри! Олли задушил бы меня - он до сих пор безумно ревнует. Вечно выспрашивает, кто мои дружки.
Кролик сомневается, чтобы у нее таковые были, и делает глоток из стакана. Правда, в этом округе женщины с большим задом обычно не жалуются на одиночество. Немцы любят телеса. Он говорит:
- Ну, не знаю, был ли я так уж хорош для Дженис. Ей ведь тоже хочется пожить.
- Ну, Гарри, если на то пошло, всем нам хочется пожить.
Она так стоит перед ним, что если он выпрямится в кресле, то уткнется носом в ее причинное место. Волосики, наверно, щекочут, еще чихнешь ненароком. Он снова делает глоток и чувствует, как безвкусная жидкость расползается по его внутренностям. Он в любой момент может выпрямиться, если она не поостережется. Судя по обилию волос на голове, внизу у нее должен быть целый куст, хотя наверняка никогда не известно: в журнале есть такие, у которых под животом торчит лишь скромный пучочек, не больше, чем под мышкой. Куклы. Пегги отходит от него со словами:
- Кто же будет хранителем семейного очага, если всем хочется пожить? Совместная жизнь - это компромисс между тем, что тебе хочется делать, и тем, что хотят делать другие.
- А как насчет того, чего хочет бедный Господь Бог?
Неожиданно прозвучавшее имя Бога выводит Пегги из соблазнительной позы, которую она приняла, став у окна спиной к Кролику. Собачья стойка. Перегнуть бы ее через стул, и пусть пальцами доводит себя до кондиции, пока он будет трахать ее сзади. Дженис предпочитала так, по-животному, - тогда ей не мешало его лицо, она не любила долгих влажных поцелуев: когда они только начали встречаться, она жаловалась, что при поцелуе у нее перехватывает дыхание, он даже спросил, нет ли у нее аденоидов. Совершенно серьезно. Двух одинаковых дырок не бывает, хотя в мире их миллиард - как снежинок. Дотронься до них, только правильно, и они растают. Больше всего мы оберегаем себя там, где жаждем вторжения. Пегги ставит стакан на подоконник - он словно высокий драгоценный камень - и поворачивается к Кролику асимметричным лицом. Поскольку Имя Бога ошарашило ее, она спрашивает:
- А ты не считаешь, что Бог живет в людях?
- Нет, я считаю, что Бог во всем, кроме людей. Пожалуй, я так считаю. Я не слишком над этим задумываюсь и потому не знаю, что я считаю. - И, разозлившись, он встает.
Большая на фоне окна, теплая тень, по краям лиловатая от света, исходящего от красного города, этакая мглистая гора, Пегги восклицает:
- О, ты думаешь, и думаешь всем своим существом. - И, чтобы пояснить свою нелепую мысль, очерчивает в воздухе руками его силуэт.
Она выглядит такой беспомощной, такой недотепой, что Гарри не остается ничего другого, как шагнуть в очерченную ею фигуру и поцеловать ее. Лицо у Пегги крупное и прохладное. Губы неумело прижимаются к его губам, словно полуразмякшие во рту желейные леденцы, в которых, однако, подмешан наркотик, да и вкус скорее приятный: мальчишкой Кролик любил мягкую карамель, - сидя в кино, уминал по три жестяных коробочки этих конфет, перекатывая их языком во рту, перекатывая, перекатывая, прежде чем, замирая от восторга, раскусить. Пегги прижимается к нему верхней, нижней частью тела, дотягиваясь до его роста, лаская его. В ее теле есть странное место, где нет ничего, и выше есть другое странное место, где кое-что есть. Ее ляжки свело от старания стоять на цыпочках. Она ввинчивается, ввинчивается в него - он стал для этой одноглазой женщины дыркой, куда она нацелилась войти. Кролик чувствует, что ее разум летит в тартарары - она вкатила его вместе с собой в огромный шар, наполненный тьмой.
Что-то царапает по этому шару. Звук ключа в замке. Затем хлопает дверь. Гарри и Пегги отскакивают друг от друга, она отбрасывает волосы со своих разъехавшихся в разные стороны глаз и, тяжело ступая, спешит к двери, чтобы встретить мальчиков. Оба они красные, злые.
- Мам, эта чертова штука опять сломалась, - говорит Билли матери.
А Нельсон смотрит на Гарри. Он вот-вот расплачется. С тех пор как ушла Дженис, он стал молчаливым и таким обидчивым - яичная скорлупа, наполненная слезами.
- Я не виноват, - хрипло произносит он: от несправедливости у него перехватило горло. - Пап, он говорит, что это я виноват.
- Ты как младенец: я же такого не говорил.
- Сказал. Он сказал, пап, а это не так.
- Я сказал только, что он слишком газанул. Он всегда газует. Колесом подбросило камень, и фара погнулась, так что теперь он не заводится.
- Если б твой мини не был таким дешевым, не ломался бы все время.
- Вовсе он не дешевый, он почти что самый лучший, а у тебя и такого нет…
- А я и не взял бы такой, даже если б ты мне подарил…
- Да кто ты такой!
- Эй, полегче, полегче, - говорит Гарри. - Мы починим твой мотоцикл. Я заплачу.
- Не надо платить, пап. Никто не виноват. Просто Билли избалованный мальчишка - привык, чтоб другие все делали.
- Ах ты, слизняк, - говорит Билли и бьет его почти так же, как три недели тому назад Гарри ударил Дженис, - бьет сильно, но в такое место, где бы не было слишком больно.
Гарри разнимает их - так сжимает Билли руку, что парнишка сразу утихает. Со временем этот парень никому спуску не даст. Уже сейчас рука у него сильная.
К Пегги мало-помалу возвращается способность сфокусировать свое внимание, она приходит в себя после поцелуя.
- Билли, подобные вещи будут случаться, если ты не прекратишь опасной игры. - И, обращаясь к Гарри, добавляет: - Будь он проклят, этот Олли, зачем только он купил мальчику мотоцикл! По-моему, он это сделал мне назло. Он знает, как я ненавижу машины.
Гарри решает, что следует обратиться к Билли.
- Эй, Билли. Хочешь, чтобы я забрал Нельсона домой, или хочешь, чтобы он остался у тебя на ночь?
И мальчишки оба поднимают вой, требуя, чтобы Нельсон остался на ночь.
- Пап, тебе не надо приезжать за мной: я утром сам приеду на своем велике. Я вчера оставил его тут.
После чего Кролик отпускает руку Билли, целует Нельсона куда-то за ухо и пытается поймать взгляд Пегги.
- Всем привет. Я поехал.
Она говорит:
- Тебе обязательно? Останься. Разве я не могу накормить тебя ужином? Может, еще выпьешь? Ведь совсем рано.
- Человек ждет, - лжет Кролик и, огибая резную мебель, направляется к двери.
Тело Пегги преследует его, несфокусированные глаза блестят в мягких, как косметическая салфетка, глазницах, губы обмякли, как обычно бывает после поцелуя, - Кролик противится алчному желанию еще раз отведать леденцов.
- Гарри, - произносит она и, споткнувшись, чуть не падает на него, но тела их не соприкасаются.
- Да?
- Я ведь обычно дома. Если… ну, ты понимаешь.
- Понимаю. Спасибо за джин с тоником. У тебя великолепный вид из окон.
Он протягивает руку и похлопывает ее - не совсем по заду, скорее по боку, такому широкому, такому крепкому, такому живому под его ладонью, что, когда дверь за ним захлопывается, он с удивлением думает, зачем, собственно, ему надо спускаться на лифте и уходить.