Воскресное утро - теплое и влажное. В семичасовых новостях сообщают, что прошлым вечером в Йорке, а также в западной части штата опять была стрельба. Шеф полиции Эдгартауна Доминик Арина, как ожидается, выступит сегодня с официальным обвинением сенатора Кеннеди в том, что он уехал с места происшествия. "Аполлон-11" вышел на лунную орбиту, и "американский орел" готовится к исторической высадке на Луну. Кролик спал плохо, он выключает ящик и отправляется походить босиком по лужайке, чтобы прогнать головную боль. В домах Пенн-Вилласа ничто не шевелится - лишь машина какого-нибудь католика с ревом промчится к мессе. Нельсон спускается около девяти, и Гарри, приготовив ему завтрак, снова ложится в постель с кружкой кофе и воскресным номером бруэрского "Триумфа". Песик Снупи на первой полосе юмористических страничек, замечтавшись, дремлет на крыше своей собачьей будки, и Кролик тоже засыпает. У мальчишки вид испуганный. Лицо мальчишки кричит, и изо рта выскакивает беззвучный пузырь, как в комиксах. Проснувшись, Кролик видит на электрических часах - без пяти одиннадцать. Секундная стрелка бежит и бежит вокруг - просто удивительно, как механизм не сотрется. Кролик одевается - свежая белая рубашка из уважения к воскресенью - и во второй раз спускается вниз, по-прежнему босиком, ковер щекочет ему подошвы, он чувствует себя холостяком. Дом кажется огромным и весь в его распоряжении. Он берет телефонную книгу и ищет:
Ставрос Чарльз - Эйзенхауэр-авеню, 1204
Он не набирает номер - просто смотрит на имя и номер дома, точно видит между буквами свою жену размером меньше карандашной точки. Он набирает другой номер, который знает наизусть.
- Да? - отвечает его отец. Голос звучит настороженно: в нем чувствуется готовность сразу повесить трубку, если окажется, что это звонит какой-нибудь сумасшедший или торговец.
- Па, привет, надеюсь, вчера ты не прождал нас весь вечер - мы не смогли приехать, и я даже не мог добраться до телефона, чтобы тебе позвонить.
Маленькая пауза - недолгая, недостаточная, чтобы Кролик понял: они огорчены.
- Нет, мы решили, что-то произошло, и в обычное время отправились в постель. Ты же знаешь, твоя мать не растрачивает себя на жалобы.
- Верно. Вот что. А как насчет сегодня?
Голос отца звучит хрипло, шепотом:
- Гарри, ты должен сегодня приехать. Ты разобьешь ей сердце, если не явишься.
- Приеду, приеду, только…
Старик поднес трубку к самому рту и, прикрыв рот рукой, хрипло произнес:
- Понимаешь, это ведь может быть ее последний день рождения.
- Мы приедем, пап. То есть не все. Дженис пришлось уехать.
- Что значит - уехать?
- Так уж вышло - что-то неладно у ее матери с ногами и надо ехать в Поконы. Дженис решила вчера вечером, что должна поехать туда, в общем, не знаю. Но тревожиться не о чем. Все в порядке, просто Дженис нет дома. А малыш тут. - И в подтверждение кричит: - Нельсон!
Никакого отклика.
- Должно быть, катается на велосипеде, пап. Он все утро был тут. Когда ты хочешь, чтоб мы приехали?
- Когда тебе удобно, Гарри. Днем, к вечеру. Лучше приезжай как можешь раньше. Угостим вас ростбифом. Твоя мать хотела испечь торт, но доктор считает, что это было бы для нее тяжеловато. Я купил очень симпатичный в "Полбуханке". С глазурью - ты ведь, кажется, раньше любил?
- Это же мамин день рождения, а не мой. Что мне привезти ей в подарок?
- Твое присутствие, Гарри, - лучшего подарка она не желает.
- Угу, о'кей. Что-нибудь придумаю. Сообщи ей, что Дженис не приедет.
- Как говорил - Господи, упокой его душу - мой отец: жаль, но ничего не поделаешь.
Стоит папе сесть на этого конька, как он уже не слезет. Кролик вешает трубку. Велосипеда Нельсона - заржавевшего "швинна" (Кролик все собирается купить ему новый: оба щитка чиркают по резине) - в гараже нет. Как нет и "фэлкона". Только стоят банки с маслом, канистра с бензином, косилка, скрученный шланг для поливки (должно быть, Дженис последней пользовалась им), грабли со сломанными зубьями да зимние шины для "фэлкона". Добрый час Кролик как в тумане бродит вокруг дома, не зная, кому позвонить, не имея машины, не желая идти в дом и сидеть перед телевизором. Он пропалывает бордюр вдоль дорожки, где в первое волнующее лето жизни в собственном доме Дженис посадила цветочные луковицы, рассаду и кусты. С тех пор они этим больше не занимались - просто смотрели, как погибают азалии и на их месте появляются нарциссы и ирисы, а потом начинают сражаться друг с другом флоксы и сорняки - так одно лето сменяло другое, природа брала свое. Он выпалывает сорняки, пока сам не кажется себе сорняком, а его рука с некрасивыми большими лунками на ногтях не становится рукою Бога, делающего свой выбор и убивающего; затем Кролик идет в дом, заглядывает в холодильник и съедает сырую морковку. Он заглядывает в телефонную книгу в поисках фамилии "Фоснахт" - там их уйма, и Кролик не сразу соображает, что полное имя Пегги - Маргарет и, значит, ему нужен инициал "М".
- Пегги, привет, это Гарри Энгстром. - Он не без гордости произносит свою фамилию: они ведь учились вместе в школе, и она помнит его той поры, когда он кое-что представлял собой. - Я просто хочу узнать, не играет ли Нельсон у вас с Билли? Он уехал куда-то на велосипеде, и я не знаю куда.
Пегги говорит:
- Его нет у нас, Гарри. Извини. - Тон у нее ледяной из-за того, что она все знает: Дженис вчера уже все нашептала ей в ухо. Затем более теплым тоном Пегги спрашивает: - А как вообще все?
Кролик понимает, что она ставит между ними знак равенства: Олли-де ушел от меня, а Дженис ушла от тебя, так что привет.
Он поспешно произносит:
- Отлично. Эй, если Нельсон появится, скажи ему, что он мне нужен. Мы должны поехать к его бабушке.
Когда она прощается, голос ее становится более холодным - она сливается с огромным, вылупившим глаза ледяным лицом всех, кто знает. Похоже, Нельсон - единственный в целом округе, кто пока не знает, и потому он становится еще дороже Кролику. Однако, вернувшись - красный, со взмокшими волосами, видно, здорово жал на педали, - Нельсон говорит отцу:
- Я был у Фоснахтов.
Кролик растерянно моргает и говорит:
- О'кей. Но впредь давай не терять друг друга из виду. На данное время я твой отец и твоя мать.
Они едят бутерброды с колбасой и черствым ржаным хлебом. Потом шагают пешком по Эмберли до Уайзер и там садятся на автобус 12, идущий на восток, в Бруэр. Поскольку день воскресный, им приходится дожидаться автобуса двадцать минут, стоя под безоблачным бесцветным небом. У больницы входит целая толпа посетителей, еще не пришедших в себя после исполнения своего долга, - они везут засохшие цветы и прочитанные книги. На черной реке под мостом пролетают моторки, жужжа и зарываясь белым носом в зыбь. Цветной мальчишка вытягивает ногу в проход, когда Кролик, поднявшись с сиденья, хочет выйти; Кролик перешагивает через ногу.
- Видал, какие ножищи! - говорит мальчишка соседу.
- На свои губищи посмотри, - говорит Нельсон, следуя за отцом.
Они ищут магазин, который был бы открыт в воскресенье. Покупать подарки матери всегда было трудно. Другие дети дарили матерям веселые пустячки: бижутерию из магазинов дешевых товаров или попросту "центовок", флакон туалетной воды, коробку конфет, шарфик. А для его мамы все было либо чересчур, либо недостаточно. Мим всегда дарила ей что-нибудь собственного изготовления: плетеное кашпо, расписанный от руки календарь. А Кролик ничего не умел мастерить и потому дарил ей себя, свои трофеи, газетные заметки о себе. Маму, казалось, это вполне устраивало: она предпочитала жизнь вещам. Ну, а теперь? Чего может желать умирающая? Разные жуткие протезы - руки, ноги, сердца на батарейках - приходят в голову Кролику, пока они с Нельсоном шагают по залитому слепящим солнцем воскресному пустынному центру Бруэра. Около пересечения Девятой с Уайзер они обнаруживают открытую аптеку, где попутно продают всякие мелочи: термосы, солнечные очки, лосьон для бритья, пленка "Кодак", пластиковые штанишки для малышей - ничего для мамы. Кролик хочет купить ей что-то большое, яркое, что-то такое, что пришлось бы ей по душе. Жидкий тональный крем "Рилгерл", жидкость для снятия лака, "Ньюдит" для удаления волос на ногах. Стойка с красящими шампунями для волос - на каждой упаковке улыбающаяся сучка, и все разные: "Снежная королева", "Датская пшеница", "Ирландский рыжик", "Парижская приправа", "Испанское черное вино". Нельсон дергает его за рукав белой рубашки и ведет туда, где в ярких коробках стоят рядышком электроножницы для стрижки волос и электрощетка для чистки обуви.
- Но она не носит больше туфель, - говорит Кролик, - только шлепанцы, и ни разу на моей памяти не стригла волосы. Они были у нее до талии.