– Но здесь у него нет рейтинга кредитоспособности, нет имущества, которое он мог бы предоставить в качестве обеспечения кредита на такую огромную сумму.
– И вы опять попали в самую точку. Именно поэтому ваш муж не стал обращаться в банки и другие финансовые учреждения.
И тут меня осенило.
– То есть вы говорите, что он занял деньги у ростовщика?
– "Ростовщик" звучит как-то уж очень ругательно, вы не находите? Лучше сказать "финансовый посредник". Более изящное определение, да и не такое уничижительное.
– По-вашему, месье Бен Хассан, мне сейчас есть дело до словесных изысков? Он занял деньги у ростовщика, а это значит, что неприятностей у него куда больше, чем мне представлялось. Полагаю, вам известно имя бандита, которому ему придется отдать сумму, возможно, в три раза больше той, что он занял?
– Этот человек – не бандит. Он – бизнесмен.
– И как его зовут?..
Длинная пауза. Мой собеседник допил вино, громко икнул, даже не подумав прикрыть рукой рот, и наконец ответил:
– Его зовут… месье Роман Бен Хассан.
Глава 15
Мы перешли в ресторан. К тому времени, когда первая бутылка вина опустела, Бен Хассан попытался убедить меня, что он мой новый лучший друг.
Правда, в начале ужина он не выказывал ни добродушия, ни дружелюбия. Напротив, демонстрировал мне свои более грозные качества.
– Узнав от меня, что Самира, возможно, согласится общаться с ним, если он поможет ей купить квартиру для нее и сына, Пол с ходу заявил: "Дай ей денег". Я объяснил, что, если он серьезно надумал занять один миллион дирхамов, то должен быть готов к определенным последствиям, если не будет ежемесячно выплачивать долг.
– И что это за последствия?
– Неприятные.
– Неужели вы намеревались послать кого-то в Буффало за тем, чтобы выбить из него долг… или еще что хуже?
– Разумеется, при необходимости я найду и способы, и средства – связи, так сказать, в той части света, которые смогут действовать от моего имени. За определенную цену, naturellement. За цену, которая будет включена в ежемесячную выплату.
– По-моему, на языке гангстерского ростовщичества это называется "грабительские проценты". "Грабительские проценты", которые ты должен выплачивать ежемесячно, если не хочешь пострадать физически.
– Очевидно, этот термин вы подцепили из какого-нибудь криминального чтива, un polar, да?
– По работе мне порой приходится сталкиваться с клиентами, которые совершили ошибку, взяв деньги в долгу головорезов вроде вас.
Бен Хассан пирамидой сложил перед лицом ладони, словно соорудив свой личный храм, в который он теперь смотрел. Я видела, что у него дергаются губы. Пытается сдержать свой гнев, недовольство? Может, я переступила роковую черту? Если мой муж оставил долговую расписку, может, он сбежал в Уарзазат попросту потому, что не в состоянии платить "проценты", предоставив мне, как обычно, решать его финансовые проблемы? Но сумма, о которой шла речь – один миллион дирхамов, – была неподъемной. У меня не было таких денег – ни на моем счете в банке, ни тем более с собой.
Бен Хассан перестал смотреть сквозь решетку своих толстых, как сардельки, пальцев. Одарив меня отеческой улыбкой, он сказал:
– Ну что вы так вцепились в свою сумку, словно я собираюсь ее отнять? Я знаю, что вы мне все еще не доверяете. Но клянусь, у меня и в мыслях нет, чтобы как-то навредить вам.
– Но мой муж…
– Надеюсь, он найдет возможность выполнить свои обязательства, прописанные в нашем маленьком соглашении.
– Вы же знаете, что у него нет таких денег.
Бен Хассан накрыл мою ладонь своей – буквально похоронил ее под холмиком своей мягкой плоти.
– Давайте обсудим это позже…
Он настоял на том, чтобы мы заказали ужин. У нашего столика тотчас же появился официант. Лебезя перед Бен Хассаном, как перед пашой-мафиози, он сказал, что patron просит нас отведать самого лучшего вина, какое есть в ресторане, и что шеф-повар приготовил таджин из мяса барашка с консервированными лимонами "специально для месье Бен Хассана и его очаровательной гостьи".
Меня так и подмывало полюбопытствовать у моего собеседника, не задолжал ли и ресторан ему денег, и он, предвосхищая мой вопрос, объяснил:
– Несколько лет назад я вложил небольшой капитал в это заведение, и его руководство до сих пор крайне признательно мне, что я оказал им помощь как раз в тот момент, когда они особенно в ней нуждались.
– Вы – гениальный бизнесмен, monsieur.
– Вы мне льстите, – отозвался Бен Хассан. – Однако моя личность – не самый интересный предмет для разговора. Особенно если напротив сидит столь красивая и обаятельная женщина.
По его просьбе я коротко поведала ему о себе, не вдаваясь в подробности о своем отце, о первом браке, о том, как я бросила журналистику и освоила более надежную профессию бухгалтера. Однако Бен Хассан умел слышать подтекст и мгновенно делал соответствующие выводы, чем ставил меня в еще более неловкое положение. Демонстрируя беспощадность своего острого ума, он выхватывал из моего рассказа вроде бы нейтральную фразу ("Отец нигде не задерживался надолго") и выводил из нее психологическое умозаключение ("Значит, вас всегда привлекали неуравновешенные, слабые мужчины"). Я быстро подстроилась под его игру. И, не подумав что-либо сказать в свое оправдание, я принялась расспрашивать Бен Хассана о нем самом и выяснила, что его отец – француз, владевший виноградниками в Мекнесе. Он женился на марокканке из семьи буржуа, проживавшей в Рабате, но бросил жену вместе с маленьким сыном, когда ему представилась возможность вернуться в Бургундию. С тех пор он отказывался видеться с сыном, "выдавив меня из своей жизни, как мерзкий гнойник". Бен Хассан изучал коммерцию в Париже и неоднократно пытался наладить связь с отцом. Все его "попытки закрепиться в мире международного бизнеса в Париже окончились ничем". Он "вернулся в Касабланку и принялся наживать состояние здесь"…
– Во Франции вы угодили в неприятную историю? – спросила я. Отменная еда и изысканное вино придали мне смелости.
– Почему вы с ходу решили, что дискриминация, с которой я столкнулся во Франции, непременно связана с каким-то скандалом? – спросил Бен Хассан.
– Но многие североафриканцы успешно интегрировались во французское общество.
– В этой стране по-прежнему сильны позиции Национального фронта. Я не смог бы там остаться.
– Но у вас наверняка есть французский паспорт, раз ваш отец – француз. Когда вы последний раз были во Франции?
– Мои габариты не располагают к путешествиям.
Принесли вторую бутылку вина. Официант откупорил ее, со всей церемонностью поставил на стол два чистых бокала и на донышко одного – того, что предназначался для Бен Хассана, – изящным движением налил вина. Бен Хассан снова устроил из дегустации целый спектакль. Взболтал вино в бокале, понюхал, причем вдохнул с такой силой, что я испугалась, подумав, что он сейчас всосет его через нос. Потом сделал большой глоток, стал перекатывать напиток во рту, как при полоскании, затем разом проглотил и одобрительно кивнул. Официант наполнил два бокала и удалился. Как только он отошел достаточно далеко от нас, я задала вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько часов:
– Насколько серьезными были отношения Пола с Фанзой?
Бен Хассан подушечкой пальца несколько раз провел по ободку бокала. Любил создать напряженность, прежде чем сделать какое-то заявление.
– Мы все принадлежали к кругу богемы Касабланки, – наконец заговорил он, – куда входили писатели, поэты, художники. Да, я изучал коммерцию в Париже, но это лишь в угоду матери. А вы, я догадываюсь, знаете, что матери угодить невозможно. До Парижа и после моим ремеслом была абстрактная живопись. Одна галерея здесь, в Касабланке, даже продавала мои работы. Считался я серьезным художником? Относительно. С вашим мужем, конечно, не сравнить. А Фаиза… она преподавала здесь в lycée и, воображая себя североафриканской Симоной де Бовуар, все пыталась написать Великий Марокканский Феминистский Роман. Честно говоря, литературным талантом она не блистала. Но в те годы, когда разочарования и сигареты еще не наложили ядовитый отпечаток на ее внешность, она была довольно привлекательна. Пол же в ту пору был молодым представителем богемы из числа американцев, которого мечтала заполучить любая девушка, склонная к творчеству. Фанза происходит из хорошей семьи, проживавшей в Рабате. Ее отец работал экономистом в Центробанке Марокко. Сама она и ее родные не были правоверными мусульманами, которые свято чтят устои ислама. Но даже светские мусульмане, к коим относятся многие марокканцы, являются побочным продуктом консервативного общества, особенно в том, что касается секса. У Фанзы Пол был первым мужчиной. Они считались очень красивой парой. Она мечтала, чтобы он увез ее в Нью-Йорк, женился на ней и, став знаменитым художником, финансировал ее писательские опыты.