***3***
Крестов я насчитал аж 20 штук. Они вытянулись в неровную линию прямо по ходу моего движения. 20 крестов и на каждом Иисус Христос. Кресты не были вкопаны в землю, все они, чуть подрагивая, висели в воздухе.
– Что это такое? – недоумённо спросил я у Севы.
Сева подумал, пораскинул мозгами, а потом сказал:
– Русский приехал на экскурсию в Иерусалим. Гид объясняет: "Вот перед вами мечеть аль-Акса, здесь Мухаммед вознёсся на небо". Идут дальше. "Вот Стена Плача, здесь еврейский мудрец Элиягу вознёсся на небо." Идут дальше. "Вот гора Елеонская, здесь Иисус вознёсся на небо." Русский не выдержал и говорит: "У вас здесь что, космодром?"
– Ты к чему это рассказал? – задал я вопрос, всё ещё с любопытством рассматривая странные распятья.
– А к тому, что все они здесь, потому что вознеслись.
– Хм. А почему их двадцать?
– Видимо, потому что один из них настоящий, а остальные – дублёры.
Я не понял, шутит он на этот раз или говорит правду. Постарался определить, кто из них Христос, а кто дублёры. Но из этого у меня ничего не вышло. Все распятые были на одно лицо. Так и не разобравшись, я пошёл дальше.
Сева по моей просьбе проиграл альбом Ли Сондерса "A Promise Of Peace". От начала до конца. Поэтому больше часа он меня не мучил своими небылицами. Но, как только стихли последние ноты "Обещания мира", Сева опять взялся за старое:
– Собрались учёные, думают – кого первым на Марс послать? Спрашивают американца: "Сколько возьмёшь на Марс слетать?" "Миллион долларов, – отвечает американец. – Я погибну – семье останется." Француза спрашивают: "А ты сколько возьмёшь?" "Два миллиона, – отвечает француз. – Один миллион семье, один любовнице." Еврея спрашивают: "А тебе сколько надо?" "Три миллиона долларов, – отвечает еврей. – Один мне, один вам и один тому, кто полетит."
Мы посмеялись.
– Сева, – сказал я, – тебя плохо было слышно, а теперь ни шумов, ни тресков – идеальная трансляция. В чём дело?
– Да это я на коротких волнах был, а теперь на длинные перешёл. Короткие до Марса плохо достают.
Тем же путём, что шли слоны, проскакал табун лошадей. Лошади тоже были на высоких, насекомоподобных ногах. (Словно девушки на шпильках!) Однако на спинах, в отличие от слонов, они ничего не несли.
– А это, исходя из твоей логики, – предположил я, – лошадь пророка Мухаммеда и её дублёры. Пророк Мухаммед, судя по всему, был ещё большим перестраховщиком, чем Иисус. Вон сколько лошадей запустил, прежде чем вознёсся сам.
Радиоприёмник позавывал, погукал и повсхрапывал. Это так Сева хохотал, пародируя помехи.
Странные лошади скрылись за горой песка. Мне предстояло на неё подняться. Пока поднимался, Сева меня порадовал "Розовым миром" в исполнении группы "Planet P Project". 80 минут карабканья наверх, 80 минут отличной музыки. Пару-тройку раз, правда, альбом прерывался неуместным джинглом: "Сева, Сева Новгородцев. Город Лондон. Би-Би-Си".
Когда, обливаясь потом, я взобрался на гребень бархана, надо мной пролетели
кресты-распятья. Все они спикировали вниз, в долину. Там, в котловане, в центре кратера, я увидел большое скопление марсиан. Мираж или нет? Мне ничего не оставалось, как тоже туда направиться. Я подтянул шорты и панамкой вытер пот со лба.
Спускаться было легче, чем подниматься. Больше музыку я не слушал, думал о том, какие песни я исполню марсианам, а слушал вполуха, как Сева травил свои анекдоты. Их было много, все я не запомнил. Понравились два:
По требованию Европарламента термин "чёрная дыра", как неполиткорректный, был заменён на "афроотверстие".
И: Что надо сделать, чтобы освоить Марс? Американцам сказать, что на Марсе много нефти. Европейцам – что на Марсе много золота. Японцам – что на Марсе ещё нет мобильных телефонов. Русским – что на Марсе водка бесплатная. Китайцам – что на Марсе много пустующей территории.
А больше всего понравилось высказывание:
Самым весомым доказательством существования разумной жизни во вселенной является тот факт, что до сих пор никто не попытался с нами связаться.
К сожалению, и мне не удалось установить контакт с инопланетянами. Ни музыкальный, ни вербальный. Потому что это оказались никакие не марсиане. Компания выглядела очень необычно, но это была наша земная компания.
Расположившись полукругом, в ней были и слоны, и лошади, и кресты. Были в ней и женщины (обнажённые) – не сосчитать сколько, но тоже странные: в основном дырявые – с прямоугольными сквозными отверстиями: в головах, в сердцах, ниже живота. Были женщины и без голов – с круглыми букетами цветов вместо них. Были с инвалидными подпорками, поддерживающими провисшие груди, задницы, лица. Были женщины-гибриды: женщины-слоны, женщины-лошади, женщины-кресты.
В центре этого собрания стояло что-то невообразимо огромное, невообразимо высокое, накрытое куском тонкой белой материи.
Когда я приблизился, женщины и животные радостно на меня посмотрели, и женщины начали хлопать. А из аппаратуры, тоже установленной полукругом, зазвучала негромкая мелодия. Кажется, принадлежавшая швейцарской группе "Cosmos". Женщины и животные, как я понял, что-то от меня ждали.
– Не знаешь, чего им надо? – спросил я у Севы тихонечко, чтобы не услышала публика.
– Похоже, они хотят, чтобы ты открыл монумент, – тоже полушёпотом произнёс Сева. – Дёрни, деточка, за верёвочку.
Я дёрнул. Белая ткань упала за монумент, и я увидел гигантского человека. Могучее гранитное изваяние стояло на круглом постаменте, макушкой упираясь в небо. Из головы человека торчали треугольные лучи, в правой руке он держал горящий факел, а в левой гитару. Я опустил глаза, чтобы прочесть надпись на постаменте. Там было написано большими русскими буквами: "МАКСИМ ГЛУБИННЫЙ".
"Так это же мне памятник, – подумал я. – Ничего себе! Прямо Колосс Родосский!"
– Теперь всё ясно, – весело, во весь голос заявил Сева. – Не Статуя Свободы, а Статуй Свободы. Ты двадцать лет нёс свой крест, приобщая людей к свободе. А в благодарность памятник тебе установлен в пустыне!, на Марсе!, лошадьми!, слонами! и голыми дырявыми бабами! Охренеть! Ха-ха-ха-ха!
– Много ты понимаешь, – разозлился я, обидевшись, и попытался его выключить. Сева почему-то не выключался. Тогда я снял ремешок с шеи и швыранул проклятый радиоприёмник подальше от себя. – Пошёл вон, чёртовый еврей. Шут гороховый. Фигляр.
И тут из динамиков колонок на полную мощность грянула песня "God Save The Wean!", "Боже, храни младенца!" (перефраз гимна "God Save The Queen!", "Боже, храни королеву!") из одноимённого моего альбома: "Храни младенца, Боже/ Зачем ему страдать?/ Зачем распятым тоже/ Увидит его мать?…"
Я приложил бинокль к глазам и постарался получше рассмотреть статую. Тело моё, как выяснилось, представляло собой полку с несметным количеством ячеек. Верхние ряды (ближе к горлу) были заполнены бутылками с разноцветными этикетками. В ячейках на груди (в районе сердца) стояли бесчисленные тома книг. Ниже шли ряды компакт-дисков. А в районе пупка – коробки с DVD. Все ячейки были заполнены.
Я направил бинокль на голову Колосса Марсианского, подрегулировав резкость. Лицо у меня было каменное. А в голове имелось несквозное отверстие, которое было черным-черно.
Но кое-где в нём всё же поблескивали звёзды.