- Чего же ты удивился? Чего ты дрожишь? Уж ты не простудился ли? - шептала мать, увлекая сына за собой во внутренние покои дома. - Пойдем-ка, я тебя переодену.
- Погоди, матушка!.. Какой же он из себя?
- Ну какой? Черный, как сажа. А глаза! Белки сверкают, губы алые, зубы белые!.. Самый настоящий эфиоп! Идем, идем!
Мать провела Александра в спальню и начала поспешно раздевать. Александр увидел, что на кровати разложены вынутые из сундука части его праздничного наряда: белые панталоны, башмаки с пряжками, зеленый кафтанчик с белыми отворотами, усаженный золотыми гладкими пуговицами, и коричневый камзол.
Умывая, одевая, прихорашивая сына, мать вертела его, как куклу.
- Да стой ты, вертоголов! Да что ты, спишь? Что ты, мертвый? Давай руку! Куда суешь! - шипела мать сердитой гусыней.
Александра разбирал смех. Ему уже давно перестали рассказывать сказки, а он их любил. Теперь ему хотелось вполне довериться матери, что в дом их приехал карфагенский полководец Ганнибал, о котором он читал всю ночь. И жутко и смешно - статочное ли это дело!
Александр просунул голову в воротник чистой сорочки и, сдерживая смех, прошептал:
- Матушка, слышь ты: Ганнибал-то ведь давно умер!
- Полно-ка чушь городить!
- Да нет же, он умер давно-давно. Чуть не две тысячи лет. Он не мог совсем победить римлян и выпил яд. Он всегда носил с собой яд в перстне.
- Сказки! Идем-ка, вот ты его увидишь своими глазами, живого. Да смотри веди себя учтиво, смиренно. Смиренье-то молодцу ожерелье.
Мать взяла Александра за руку, чтобы вести к гостю. Александр уперся. И чем больше уговаривала его мать, тем сильнее он упирался и наконец уронил стул. Возню их в спальной услыхал отец. Разговор его с гостем прервался. Отец приблизился к двери, распахнул ее и сказал:
- А вот, отец и благодетель мой, изволь взглянуть на моего недоросля.
Александр вырвал свою руку из руки матери, вбежал в горницу и, широко раскрыв глаза, остолбенел на месте. За столом сидел важный старик с трубкой в зубах. Скинутый им завитой напудренный парик лежал на столе.
И гость молча разглядывал Александра. Сшитый на рост кафтанчик Александра был довольно мешковат. Из широкого воротника камзола на тонкой шее торчала большая голова со светлыми, немного навыкате глазами. Лоб мальчика широк и высок. Как ни старалась мать пригладить светлые волосы сына помадой, спереди надо лбом у Александра торчал упрямый хохолок.
- Вы, сударь, Ганнибал? - недоверчиво спросил Александр.
Старик усмехнулся и, пыхнув дымом, кивнул головой.
- Подойди к руке, - шепнула на ухо Александру мать, - не срами отца с матерью.
Александр по тяжелому дыханию отца, не поднимая головы, понял, что тот едва сдерживает гнев…
Александр расхохотался. Отец так ловко дал ему крепкий подзатыльник, что мальчик с разбегу ткнулся в грудь Ганнибала. Старик обнял его, приложил к его губам холодную иссиня-черную руку и посадил рядом с собой на скамью.
- Не гневайся, Василий Иванович, на малого! - добродушно сказал черный старик. - Не то что дети - и взрослые люди видом моим бывают смущены… Что делать, если я черен!
- Нет, нет! - воскликнул Александр, ободренный защитой гостя. - Батюшка не станет меня пороть. Не беспокойте себя, сударь, напрасно. Батюшка знал, наверное, что вы будете к нам и ведь ничего мне не сказал, а дал мне читать про ваши битвы. Я всю ночь читал… Только… как же это? Да нет! Это не вы, сударь! Что за ерунда!
И Александр опять смутился и смолк.
Отец, угрюмо потупясь, опустился на скамью напротив сына. Мать стояла, опустив руки в смущении.
- Да полно-ка, Авдотья Федосеевна, с кем же греха не бывает! - утешил ее гость. - Да и где же было еще отроку научиться светскому учтивству? И мы с Василием Ивановичем ни шаркунами паркетными, ни вертопрахами не бывали, а вот я - генерал, а Василий Иванович - по должности полковник. Да и что нам чиниться: мы по отцу нашему, блаженной памяти императору Петру Алексеевичу, хотя и гораздо разных лет, братьями должны почитаться… И мой и твоего отца крестный отец, знаешь ли ты, - обратился Ганнибал к Александру, - царь Петр Первый. А я тебе по нему вроде родного дяди.
- А почему же, сударь дядюшка, - спросил, осмелев, Александр, - вы Ганнибалом прозываетесь?
Ганнибал усмехнулся.
- Быть мне Ганнибалом - тоже воля Петра Алексеевича: он так прозвал меня в чаянии, что я свершу великие военные подвиги вроде моего карфагенского тезки. Смотри на меня, отрок, и поучайся. Но из какого я возник ничтожества! Ты, стало быть, читаешь историю про Ганнибаловы похождения. Сие похвально, хотя то и сказки. А вот послушай, коли тебе любопытно, мою простую историю.
И отец и мать Александра успокоились, видя, что важный гость ничуть не рассердился на неловкие выходки их сына. Они с почтительным вниманием слушали неторопливый рассказ Ганнибала, хотя только одному Александру в рассказе этом была новость…
- Был я арапчонком в серале у турецкого султана, откуда меня выкрали, потом привезли в невскую столицу и подарили Петру. Коль скоро я вырос, Петр Алексеевич послал меня в Париж учиться военным наукам. Вернулся я, гораздо зная инженерное дело и фортификацию, и сделан был капралом Преображенского полка. В мое капральство отдали из недорослей нескольких солдат, с тем чтобы я их научил арифметике, тригонометрии, геометрии планов, фортификации. В моем капральстве был твой отец, о чем, я чаю, он тебе говаривал…
Василий Иванович проговорил, вздыхая:
- Беда моя, что Александр только военными делами и бредит!
- Какая же в том беда?
- Да вот спроси мою Авдотью Федосеевну, - с досадой ответил Василий Иванович. - Она мать…
Авдотья Федосеевна не садилась и чинно слушала разговор мужчин, сложив жеманно руки накрест. Когда же Ганнибал к ней обратился, она церемонно присела и ответила:
- Помилуй, государь мой, да какой же из Сашеньки воин выйти может? Ему двенадцатый ведь годок, а дать можно от силы девять. Хилый, хлипкий… Солдату надо быть рослому, красивому, видному, развязному, а он у меня, как девочка, застенчив. А хоть мне мил он и такой, голубчик, - какой же может выйти из него генерал?
- Василий Иванович, в какой ты записал Александра полк? В свой, Преображенский? - спросил Ганнибал.
- Ни в какой.
- Как же это могло случиться? Ты упустил столько времени! Ведь сверстники его уже капралы.
- Вина не моя. Родился он у нас хилый. Я думал было тотчас же записать в свой полк - мать вступилась. Я подумал: куда спешить? Погодим - может быть, он и не выживет. Прошел годок, а тут вышел указ, чтобы младенцев в полки не записывать. Так и вышло, что сверстники моего Александра в двенадцать лет капралы, а он остался у нас на руках недорослем.
- Да знаешь ли ты, что прежний указ потерял силу и можно теперь недорослей записывать?
- Знаю, не ранее тринадцати лет. Стало быть, так: опять Александру год дожидаться…
- Ну, а ты как, большую охоту имеешь к военному делу? - спросил генерал у мальчика.
- Пребольшую охоту имею, сударь. Сегодня я всю ночь читал книгу про войны Рима с Карфагеном.
- Так ты хочешь быть Ганнибалом?
Мальчик ответил:
- С вами, сударь, их уже два. Нет, я не хочу быть третьим Ганнибалом.
- Ты хочешь быть первым?.. Для этого надо много знать, много учиться.
- Испытайте, сударь, что я знаю.
Ганнибал проэкзаменовал Александра. Оказалось, что он знает немного по-французски, по-немецки, пишет по-русски не хуже самого генерала. Считал Александр быстро, память у него была отличная. Он принес из своей светелки небольшую книжку Вобана о крепостях, переведенную с французского отцом, и без запинки отвечал на все вопросы Ганнибала. Мальчик знал эту книжку от корки до корки наизусть.
Ганнибал поцеловал Александра и спросил:
- Так ты хочешь быть солдатом?
- Да! - кратко ответил Александр.
- Когда б он был записан в полк в свое время, то был бы теперь уже сержант, а то и подпоручик! - досадливо заметил Василий Иванович.
- Время не опоздано.
- Решено: запишу тебя, Александр, в полк! - стукнув по столу ладонью, сказал Василий Иванович.
Мать заголосила, протягивая к сыну руки:
- Родной ты мой, галчоночек ты мой! Отнимают первенького моего у меня…
- Ну, матушка, отнимут еще не сразу. Годика три дома поучится. Полно вопить… Достань-ка нам семилетнего травничку. Надо нового солдата спрыснуть. Да и поснедать пора - час адмиральский!
Авдотья Федосеевна, отирая слезы, ушла, чтобы исполнить приказание мужа.
- Да что откладывать дело, - усмехаясь, сказал Ганнибал, - еще передумаешь! Пиши, сударь, прошение, а я и устрою, пока государыня в Москве, все это дело, - посоветовал гость.
- Сынок, подай перо и бумагу! - приказал отец.
Александр быстро принес из спальной ларчик, открыл его и подал отцу чернильницу, песочницу, гусиное перо.
Отец, обмакнув перо в чернила, задумался.
- В какой же полк тебя писать? - задумчиво глядя на сына, проговорил Василий Иванович. - В Преображенский? И дядя твой, Александр Иванович, в Преображенском, и я в Преображенском. Выходит, и тебе в Преображенский.
- Батюшка, - тихо сказал Александр, - пишите меня в Семеновский.
- В Семеновский? Почему же?
- Да мне матушку жалко стало: ей трудно со мной сразу расстаться. Преображенский в Петербурге, а Семеновский полк в Москве квартирует… Все ближе к дому.
- В Семеновский полк не запишут: у нас в Семеновском родни нет.
- А ты еще не знаешь, Василий Иванович, - сказал черный генерал, - что Никита Соковнин в Семеновский полк вернулся?