- Кирилл Георгиевич, - взволнованно допрашивал я, - вы видели всю жизнь до конца, по каждой дороге?
- Нет, Андрей, видимо, узловые пункты. Ну, если говорить языком драматургии, кульминационные моменты.
- Пример, пример! - закричала мама в полном восторге.
- Пожалуйста, несколько примеров. Например, я сразу увидел, как я уезжал из Звездного городка со смутным чувством сожаления, раскаяния и освобождения. Не сработался. Одновременно видел себя спускающимся по лестнице в здании Академии наук, раздумывая над тем, не слишком ли я хлопнул дверью, уходя от президента, и что именно я ему наговорил… Сознавая: мне этого не простят, но испытывая явное удовольствие от нервной разрядки, хотя знал, что это мне дорого обойдется. Кажется, я все же радовался.
Видел, как уходила от меня навсегда любимая женщина, хотя, чтоб удержать ее, достаточно было только солгать. Но я не смог.
- А Нобелевскую премию? - спросил Виталий. Кирилл лукаво рассмеялся.
- Это за меня видел Андрюша. - Он посмотрел на свои часы. - Пора идти, Ксения Филипповна. Извините.
Маме он поцеловал руку, меня расцеловал в обе щеки. Я пошел проводить Алешу и Христину.
- Скорее возвращайся! - сказала мама вдогонку.
- Ладно.
Не сговариваясь, мы пошли к набережной Космонавтов, туда, где на высоком обрывистом мысу высилась над Байкалом ретрансляционная телевизионная станция "Орбита". Мы обошли круглую кирпичную башню и сели на скамейке у обрыва.
- Плохо я себя чувствую, Алеша, - сказал я. Он понял, что я говорю не о здоровье.
- Это - что оставляешь меня здесь?
- Да.
__ Я знал, что ты будешь переживать. Напрасно, Андрей!
Во-первых, у меня здесь жена и… моя пекарня. Ведь я люблю выпекать свой хлеб. Я тебе говорил, что пекарню оставляют, хотя хлебозавод входит в строй?
- Знаю. Отец говорил, что твоя пекарня будет делать лишь одно изделие - "Алешин хлеб". А во-вторых, Алеша?
- Во-вторых, расстаемся мы на время. Все равно придется расстаться, ты ведь уедешь, когда окончишь летное училище.
- Я буду уезжать всю жизнь, но я всегда буду возвращаться домой, в Москву. Это мой самый любимый город - навсегда! Я ведь с детства много ездил с мамой на ее съемки, но мы всегда возвращались в Москву. Домой. Ты вернешься когда-нибудь в Москву?
- Конечно. Если захочет Христина пожить в столице. В моей комнате пока живет старшина милиции с семьей… Пока ему дадут квартиру. Комната ведь все равно пустовала. Ключ я оставил Максимовой. Помнишь, инспектор детской комнаты милиции?
- Помню, Алеша, она хорошая.
- Да. Очень.
Мы помолчали. Нам, как всегда, было так хорошо друг с другом. И Христина нам нисколько не мешала.
- Ты веришь тому, что я рассказывал?
- Верю.
"А Христина не верит", - подумал я, но вслух не сказал ничего. Я невольно усмехнулся.
- Вот такие дела, друг Андрей!
Мы посидели еще с часок. Солнце скатывалось с раскаленного неба прямо в Байкал, но было еще жарко.
Я простился с друзьями и пошел домой. Мама уже, наверно, нервничала. И вот…
- Присядем перед дальней дорогой, - сказала мама, как говорила всегда, когда мы с ней уезжали из дома или возвращались домой. Сегодня я уезжал один.
Что ж, мама оставалась с мужем, которого обрела вновь, которого любила всю жизнь.
Вещи сложены, советы выслушаны, поручения тоже. Мы поужинали вместе, втроем, присели перед дальней дорогой.
Все же отец не выдержал, спросил:
- Андрюша, скажи честно, ты действительно все это видел под водой? Все эти премии, награды… Это правда?
- Правда. Я все это видел, когда раскололось время. Насчет наград… я малость приврал. Мама догадывалась, но ей было смешно и чем-то даже нравилось. Но, кроме этого… второстепенного, все было, как я рассказал. Галлюцинация от удушья или еще что там, но был о! Пусть такие рационалисты, как Христина, не верят. Было!
Едем в Зурбаганский аэропорт. Виталий с маленьким чемоданчиком уже там.
- Это все твои вещи? - удивляется мама, оглядывая его.
- Я решил все же учиться на заочном. Как поступлю на четвертый курс, Андрей Николаевич зачислит меня младшим научным сотрудником. Ему нужны кибернетики. Жаль оставлять здесь всех. Привык. Даже к Христине. Не знаю, что ждет меня в Москве.
Но ведь Света написала тебе.
- Да, написала, спасибо тебе, Андрей! (Я послал суровому полковнику письмо и вырезку из зурбаганской газеты, где красочно описывалось, как Виталий спасал меня. Ну, он и дал адрес дочери.)
- Если Света меня полюбит, - продолжал Виталий, - так поедет за мной на Байкал. Ей тоже полезно.
Мама оглядывает Виталия, он очень возмужал, похорошел, стал спокойнее, увереннее в себе.
- Смотри, идут Алеша и Женя! - обрадовался Виталий. - Я знал, что придут проводить.
Увидев нас, они пускаются бегом. Уже объявлена посадка. На красивом обветренном лице Жени лежит тень от невидимой тучи.
- Что-нибудь случилось, Женя? - спрашивает Андрей Николаевич, всматриваясь в лицо своего любимца.
- Да ничего особенного…
- А все же?
- Поссорился с Маргаритой.
Кроме меня, все укоризненно качают головами. Я один знаю, в чем дело, - сам догадался. По-моему, Женя не создан для семейной жизни. Как бы он ни любил женщину, он быстро устает от нее, ему хочется побыть одному. А поссорились они из-за комнаты. Маргарита разместила так: в одной комнате она с Женей, в другой - девочки. А Женя потребовал себе отдельную комнату (меньшую), а большую, чтоб для Маргариты и девочек. Маргарита не согласилась. Женя переставил вещи, когда она была на работе. Теперь у него отдельная комната, но его жена дуется. И напрасно. Человека надо принимать таким, каков он есть. Жене нельзя без отдельной комнаты. Почему-то я это понимаю, а Маргарита нет. Странно!..
Женя так и сказал мне (и ей):
- Иногда просто хочется побыть одному. Кабы не рейсы, не выдержал бы!..
Ездит он обычно без напарника. Едет и слагает свои песни. Поет. У Маргариты нет потребности в одиночестве, ей бы никогда не надоело находиться все время с Женей.
А может, Женя слишком свободолюбив, недаром профессию себе избрал - шофер дальних рейсов. Может, гены скоморохов виноваты? Откуда-то произошла его фамилия…
Посадка. Прощаемся. Зеленая площадь аэродрома залита прожекторами. Бетонная дорожка к самолету…
Всех перецеловал. Еще раз - маму. Еще. Мама, не плачь!
Тоненькая якутка-стюардесса ведет нас к самолету.
Поднимаемся по трапу. Машем рукой, и нам машут, конечно, но не видно их в темноте.
Садимся в самолет, я и Виталий, а те, кого я сманил так или иначе на Байкал: Алеша, Женя, мама, - они остаются. Ох и жук ты, Андрюшка! Почему мне мама этого не сказала? Обрадовалась, что еду учиться, хотя бы и не кинематографии. Но учиться надо, и как следует, если хочешь стать мастером своего дела.
Ничего. На практику я буду ездить только сюда. Это я решил точно.
Самолет бежит, взлетает с разбега. Место Виталия у окна, но он предпочел сесть с краю, уступил мне.
Зурбаган салютует огнями. Скрылся. Байкал как огромное овальное зеркало, в нем отражаются звезды.
- Не грусти, дружище! - успокаивает меня Виталий. - Знаешь, я так рад, что еду с тобой, а не один. Боюсь один. Спасибо!
- Так ведь только до Иркутска…
- Ничего. В Москве меня встретит Света. Обещала. Я один боюсь.
Все-таки он псих! Такой здоровенный парень боится ехать в Москву один… Думаю, что постепенно это у него пройдет. Он уже стал спокойнее, уравновешеннее. Христина хороший врач. Но пить он бросил не от ее лечения. Душевное удовлетворение - вот что! Так бояться Байкала, как он, и броситься в ледяные волны разводья, искать подо льдом, в сущности, чужого ему парня и спасти его. Если бы меня спас Женя, я принял бы это как должное, но Виталий… какую глыбу страхов, смертельных ужасов пришлось ему сбросить с души, чтоб броситься за мной. Молодец! Теперь он найдет себя. Хорошо бы ему жениться. Вот уж он не будет тосковать по свободе и одиночеству, не потребует себе отдельной комнаты. Дружно будут жить.
Впрочем, может, в этом случае отдельная комната станет потребностью его жены? Гм.
Байкал скрылся. Под нами темная тайга, освещенная взошедшей луной. Под нами облака.
А детство давно кончилось, как-то незаметно, даже не знаю, когда именно.
Детство позади и никогда больше не вернется, даже если затоскуешь и позовешь его. Бывает ностальгия по стране детства?
Позади год блужданий, поисков вслепую. Искал отца, а он был рядом, в одном городе, и тосковал по сыну. (Зачем мама запретила ему к нам приходить? Надо было ему помочь в трудный час, и он бы, как Виталий, бросил пить. Эх, отец, отец!..)
Много мне, много дал этот год… Обрел отца, увидел Байкал, Забайкалье, тайгу. Знакомство с Кириллом сколько мне дало. Хлебнул жизни.
Виталий задремал. Большинство пассажиров уже спали полулежа в креслах. Ночь. Далеко внизу облака, земли не видно. А я все думал.
Может, я несправедлив в чем-то (во многом) к матери. Не опекала она меня, пожалуй, никогда. Всегда относилась как к равному (скорее, уж я ее с детства опекал, мою мать-антидушечку). И ее вправду позвали в дорогу мои описания Байкала. Такая эмоциональная, загорается она быстро. А тут еще разбередил ей душу встречей с ее любовью и тем, что он меня признал сыном (поняла так, что ради нее). Уж не такой я опытный шофер, а мне доверяла сначала Христина, затем мама с Таней.