С момента, как мама вошла в комнату, мы, трое друзей, стояли затаив дыхание у дверей и смотрели на моих родителей. А они… эти двое, не видели уже никого и ничего. Просто стояли и молча смотрели, смотрели и не могли насмотреться друг на друга. Оба побледнели. Мама вдруг пошатнулась. Она бы упала, но отец подхватил ее и бережно посадил в кресло. И сам сел возле.
Я понял, что он забыл про Христину. Поняли это и ребята, и сама Христина. Она сделала попытку подняться и уйти, но силы ей отказали. Я заглянул ей в глаза: да это же пытка какая-то!
- Мама, - сказал я и еще громче: - Мама! Познакомься, это Христина Петровна Даль. Научный работник из института "Проблемы Севера". Я ее шофер. Христина Петровна, это моя мама Ксения Филипповна Болдырева.
Мама пожала ей руку и улыбнулась.
- Рада познакомиться. Андрюша мне много писал о вас.
- Хочешь кофе? - спросил я маму.
- Очень даже.
- Мы все выпьем кофе, не уходите пока, - попросил я ребят. Надо было дать время Христине прийти в себя.
Я пошел на кухню и сделал на всех яичницу, нарезал еще окорока, благо был, холодной оленины и "Алешиного хлеба". Приготовил кофе. Когда я на подносе принес все, что нужно к ужину, все сидели у стола и спокойно беседовали.
- Мама, как ты здесь очутилась? - спросил я, разливая дымящийся кофе по чашкам.
- Приехала снимать фильм.
- Какой? - поинтересовались мы вразнобой. Мама рассмеялась.
- Могу рассказать. Это будет документальный фильм, но очень поэтический. Само название фильма говорит за себя: "Солнечные блики на коре дерева".
- О чем? - осведомился отец, уже овладев собой.
- О чем?.. О советских людях в экстремальных условиях.
- И ты… - удивился я, - какое совпадение!
- Черта с два совпадение! Меня поразили твои письма, сыночек. Взяла два-три и с ними в дирекцию. И хотя перед этим мы крепко поругались из-за очередного отклоненного мною сценария на производственную тему, но тут мы сразу примирились. Мне выделили командировочный фонд. Заключили договор на сценарий. Да, сценарий я буду писать сама. Вот так-то.
- На сколько ты приехала?
- Как сниму. Год, полтора… Со мной оператор, ассистент, прочие сотрудники. Кстати, хотя мы забронировали номера, их почему-то поместили в коридоре. Даже оператора-женщину.
- До завтра, - пробормотал отец, - сегодня в гостинице иностранцы.
- Какие иностранцы?
- Свои. Входящие в СЭВ. Из Болгарии, Венгрии, ГДР. Завтра уедут дальше.
- Как они сюда попали, зачем? - удивилась мама.
- В Зурбагане создается лесопромышленный комплекс…
- Я хотела сюрприз Андрейке сделать… - тихо произнесла мама.
Мама обоим Андреям сделала сюрприз. Поняв кое-что, Женя первый поднялся, за ним Христина и Алеша. Когда они ушли, папа тоже было схватился, хотел переночевать в институте в кабинете. Но мама категорически возразила.
- Нет уж, мы поживем втроем. Самые интересные разговоры бывают перед сном. А ты можешь рассказать много интересного об этом крае, о его людях, о своих приключениях. Не забывай, я приехала ставить фильм о Севере, на котором отродясь не была. Раскладушка для Андрюшки найдется?
- Найдется, - смущенно пробормотал отец. Я не стал настаивать на пекарне, уж очень соскучился по маме.
Они говорили долго, я так и уснул под их разговор.
Засыпая, я думал, что никакой свадьбы у Христины через две недели не будет. Куда же наш Женя привезет Маргариту с Аленкой? Мне было по-человечески жаль Христину, но я, как маленький, радовался, что у меня теперь, наверно, будут папа и мама.
Утром я проснулся рано, быстренько оделся, отварил картошку к окороку, напек блинчиков (мама любит их с клубничным вареньем, но печь ей некогда, а может, лень), сварил кофе. Накрыв на стол, я вместо будильника поставил им пластинку Поля Мориа.
- Разве плохой у меня сын? - спросила мама, потягиваясь.
- Славный парень, - серьезно похвалил отец.
Мама накинула халатик, выбрала платье и пошла в ванную комнату переодеваться. Отец поспешно оделся. Он стеснялся своего протеза, может, думал, что мама не знает… Она знала. Я ей писал.
Мы весело позавтракали. Какое все-таки счастье, когда семья вся в сборе, когда семья нормальная: папа, мама и сын!
Мама уже знала о всех наших достопримечательностях. От секретаря обкома, из подшивки зурбаганской газеты, брошюр и моих писем. Первое, что она захотела посмотреть, - это наскальные рисунки эпохи неолита. Боялась, что зимой так занесет снегом, что ничего не увидишь.
Хорошо, что мне на радостях не спалось, и я разбудил их довольно-таки рано. Отец проявил оперативность и нам быстро подготовили вертолет. К истокам Ыйдыги летели отец, мама, оператор Мосфильма Таня Авессаломова, Кирилл, два кандидата наук из института "Проблемы Севера".
Кузькин меня охотно отпустил, Христина наотрез отказалась, сославшись на неотложный опыт (не было у нее никакого опыта).
Погода была солнечная, морозная, видимость прекрасная, но замерзшие стекла мешали видеть ту красоту, что проплывала под нами далеко внизу.
Я сидел рядом с Таней Авессаломовой. Когда она успела выучиться на оператора? На вид ей было не более девятнадцати. Худенькая, длинноногая, подвижная, хорошенькая, смуглая, с глубоко посаженными яркими серыми глазами, полными лукавства и задора, курчавая, как негритенок. Славная девушка! Мы с ней как-то сразу сдружились.
Вчера я спросил маму:
- А почему ты взяла с собой какую-то Авессаломову, а не Дениса Попова? Ведь он всегда ездил с тобой во все командировки…
- Как оператор он меня больше не устраивает, - вздохнула мама. Лицо ее омрачилось.
- Почему?
- Работает по шаблону, по старинке. А Татьяна Авессаломова - талант. Будет лучший оператор, если не вздумает заняться режиссурой. Надо дать ей шанс найти себя, как художнику.
- Жаль, что зима, летом мы бы больше увидели! - сетовала Таня, пытаясь протереть замерзшее стекло.
Вертолет опустился на песчаный берег Ыйдыги, слегка припорошенный снегом. Дул ветер и сдувал снег.
Мы попрыгали на землю раньше, чем спустили лесенку. Отец сошел последним. Мама хотела поддержать его, но он на какое-то мгновение опередил ее помощь.
- Какая красота! - воскликнули мама и Таня. Летчик, видимо нанаец, улыбаясь, смотрел на них. Только он да отец были в этих местах, и не раз.
Оледенелая, промерзшая чуть не до самого дна Ыйдыга в лучах невысокого солнца сверкала словно серебряная дорога. Дремучий заснеженный лес непроходимо высился за рекой, а перед нами поднимались высочайшие базальтовые скалы, круто обрывающиеся к Ыйдыге.
- Вот и роспись, - показал отец на скалы и тихо ахнул.
Каждый выражал свои чувства, как ему диктовали его выдержка и темперамент. Одна Таня не смотрела на изумительные наскальные изображения (знала, что они от нее не уйдут), а торопилась заснять на пленку непосредственность наших эмоций.
Лишь затем она приступила к снимкам наскальных изображений, чертыхаясь и возмущаясь.
Здесь среди первобытной природы вырезанный тысячелетия назад на древнем базальте человекообразный лик выглядел еще более потрясающим и прекрасным, нежели на фотографии. Мягкий, сердцевидный овал лица, широкий лоб, огромнейшие, в половину лица, круглые глаза без зрачков, чуть выпуклые губы, тронутые улыбкой (за ним два ряда острых зубов), и непропорционально узкий подбородок.
Я смотрел и не мог оторвать взгляда от изображения прекрасного существа (марсианка?). Мне вдруг показалось, что лицо отделяется от камня и движется нам навстречу. Я невольно отступил назад, и видение исчезло, но глаза продолжали пристально и грозно смотреть прямо тебе в душу. Какой же гениальной выразительностью обладал древний мастер… Рядом были выбиты лоси, олени, птицы.
Но страшно сказать, тысячелетняя базальтовая скала с ее гениальными росписями вся была испещрена сотнями имен и фамилий, а какой-то Жоржик Кривоносое расписался с помощью зубила поперек щеки и глаза прекрасного лица.
- Мерзавцы! - глухо проговорил отец.
- Ничтожества, - отозвался Кирилл.
А я сказал убежденно, что, если бы застал этого Кривоноса за осквернением наскального изображения, залез бы к нему и столкнул вниз.
- Это надо было охранять! - возмущенно заявила мама.
- Не можем же мы здесь выставить милицейский пост? - расстроенно отозвался отец.
- Построили бы лесной кордон, объявили эти места заповедными.
- Насчет заповедника давно хлопочем. На Байкале уже есть заповедник. Считают, что хватит.
Таня снимала еще более часа, но сказала, что придется еще раз добираться сюда - весной, и с более мощной аппаратурой.
Внезапно погода стала резко меняться к худшему, и пилот заторопил нас. На обратном пути нас изрядно мотало и трепало, все же мы благополучно приземлились в Зурбагане. "Демократы" все уехали, гостиница освободилась, и для Тани удалось достать крохотный, но отдельный номер. А папа, мама и я направились домой и весь вечер слушали старшего Болдырева - отец очень интересно рассказывал о приключениях первопроходцев.
На следующий день мама с Таней осматривали институт "Проблемы Севера", Таня кое-что снимала, кое-что брала на заметку, обещала прийти сюда еще не раз.
Мама долго беседовала с Кириллом (Таня не дождалась ее, и мы с ней ушли на строительство порта). Затем мама отправилась на автобазу и, между прочим, выпросила для меня отпуск за свой счет - ей хотелось, чтобы я с ними всюду побывал, да и соскучилась она по мне сильно. Кузькин разрешил. Он бы маме что угодно разрешил, в таком был от нее восторге. Она всем понравилась.
Мама просидела часа полтора у секретаря райкома, о чем они говорили - не знаю!