Старшая дочь, панна Сабина, была уже не молода, и при этом далеко не красавица: низенькая, полная, со слишком большой для ее роста головой. У Сабины были русые волосы, как у матери, пока та не поседела, голубые глаза и курносый носик. Когда-то Сабина училась в пансионе благородных девиц, куда евреек брали только по протекции. Она изучала не только французский, но еще английский и итальянский. Панна Сабина прекрасно знала литературу, писала на польском стихи, хотя никуда их не посылала, и не один год трудилась над каким-то переводом, который хранила в ящике стола. Отец приготовил для нее немалое приданое, на котором росли проценты, но панна Сабина не спешила замуж, даже если сваты носили цилиндры и крутились среди помещиков. Уж очень она была привередлива. Сабина не прикасалась к еде, если она пахла чуть-чуть не так, как ей нравилось, а чеснока, редьки, лука и селедки при Сабине нельзя было даже упоминать. Ее однокашницы давно повыходили замуж и нарожали детей, а Сабина все не могла выбрать жениха. Целыми днями она сидела в своей "голубой комнате", читала умные книги и дулась на родителей, сестру Анну, которая училась в седьмом классе гимназии, и брата Здзислава, который служил за жалованье в отцовской фирме, но не сегодня-завтра должен был стать компаньоном.
Когда семья сидела за обедом, в наружную дверь позвонили. Служанка-полька вошла в столовую и доложила, что "посланец" принес письмо пану Ципкину.
- Ну, возьми у него, - распорядился пан Якоб.
- Он никому не хочет отдавать, только пану Ципкину лично в руки.
- Ты же знаешь, что пан Ципкин здесь больше не живет.
- Он адрес спрашивает.
- У нас тут не справочное бюро! - подняла брови пани Данцигер.
- Погодите-ка, я кое-что придумал, - сказал Здзислав.
Он вышел с девушкой в коридор и через минуту вернулся, держа в руке распечатанный конверт и голубой листок бумаги. Семейный шут и выдумщик, Здзислав, как и его отец, был низкорослый и толстый, у него была короткая шея и курчавые, как овечья шерсть, волосы. Гимназии он не окончил, но был прирожденным коммерсантом. При этом Здзислав неплохо пел и умел ловко передразнивать людей. Он сказал "посланцу", что он и есть Ципкин, и посыльный отдал ему письмо. Здзислав встал посреди комнаты, напустил на себя важный вид, поднял руку и продекламировал:
Дорогой Александр! Я вчера приехала в Варшаву. Заходила в кафе возле университета, но тебя там не застала. Я остановилась в отеле "Краковский", номер восемь. Я очень страдаю. Прошу тебя, приходи скорее, я без тебя умру! Жду ответа. Навечно твоя Клара.
Гимназистка Анна звонко рассмеялась. Пани Данцигер стукнула кулаком по столу.
- Ну-ка тихо! Дай сюда!
- Мама, стол не сломай, - отозвалась панна Сабина, бросив на сестру гневный взгляд.
Анна была высокая и стройная, она уже ездила на балы и получала там призы за танцы. Молодые люди так и вились вокруг нее.
Панна Сабина отодвинула тарелку с куриной ножкой. Хоть она и получила удар, от которого никогда не оправится, она не забыла, что в приличном доме надо держать фасон. Стол ни в чем не виноват. В душе Сабина всегда понимала, что Ципкин - лжец, ловелас и негодяй. Она никогда не верила его красивым словам. Он эгоист и только прикидывается добрым. Писал ей в Карлсбад нежные письма, а сам крутил с какой-то Кларой, которая ждет его в гостинице. Сабина больше не могла оставаться за столом. У нее защипало глаза, лицо пошло красными пятнами, на лбу выступили капельки пота. Она отложила салфетку и на дрожащих ногах, опустив голову, пошла к себе в комнату. Было слышно, как она шаркает подошвами и запирает дверь. Потом донесся тихий всхлип. Пани Данцигер надела очки в золотой оправе и углубилась в письмо.
- Какая гадость, какой позор! - И тут же крикнула на сына: - Зачем ты это сделал?!
- Надо знать правду. Мама, я же говорил, что он лжец.
- Все мужчины такие.
- Он, кажется, вечером должен зайти. - Пан Якоб даже не перестал жевать курятину. - Уж я с ним поговорю!
- И что ты ему скажешь? - насмешливо поинтересовалась пани Данцигер, снимая очки.
- Скажу: выбирай, или ты немедленно женишься, или я тебе всю морду разобью.
- Фу, как ты выражаешься! Ты забываешься, Якоб. Здесь тебе не Лодзь. И с чего ты взял, что она еще хочет за него? Между ними все кончено.
- Ничего, когда женятся, сразу становится не до глупостей.
- Да ему и нельзя жениться. Ты же знаешь, студентам запрещено.
- Пусть бросает университет. Врача из него все равно не выйдет, ему терпения не хватает. А я его в дело возьму.
- В какое дело, Якоб, что ты болтаешь? Где твои отцовские чувства?
Пани Данцигер встала из-за стола.
- Все, не могу больше есть!
И пошла к себе в будуар.
Пан Якоб, Здзислав и Анна завершили обед в молчании. Когда жена вышла, пан Якоб отложил вилку и взял кусок курицы в руку. Потом быстро-быстро выбрал из бородки крошки и проглотил. Печально покачал головой и, как настоящий еврей, вздохнул: "У-ва!" Он не понимал, как вроде бы порядочный человек мог выкинуть такой номер… Здзислав раскаивался в своей выходке, ему было жалко сестру. И разве сам он лучше? Какой жених из него самого получится?.. Панна Анна тоже посерьезнела. Зачем она засмеялась? Бедная Сабина никогда ей не простит. Это ведь и правда не шутки. Мужское вероломство безгранично. Поди знай, что творят те, кто клянется ей, Анне, в вечной любви.
3
Ровно в восемь вечера Ципкин, сжимая в руке букетик цветов, позвонил в дверь пана Якоба Данцигера. Ципкин переехал в комнату на Длугой, но был недоволен новым жильем. И лето, по его собственной оценке, прошло впустую: он зачем-то связался с женщиной гораздо старше него, а кончилось тем, что ее муж, чурбан неотесанный, его выгнал. К тому же Ципкин отстал в учебе, да и прочие дела забросил. По дороге к Якобу Данцигеру Ципкин думал над своей жизнью. В Киевском университете он наделал глупостей, по легкомыслию начал ходить на демонстрации, что могло дорого ему обойтись. Это чудо, что сейчас он опять в университете, а не в Сибири. Но все равно он так себя и не нашел. Возможно, он слишком слаб, чтобы броситься в революцию, пойти в народ, но от идеалов равенства, свободы, просвещения он никогда не отказывался. Он атеист. Ему никогда и в голову не приходило венчаться у раввина, весь институт брака он считал пережитком прошлого. Но все-таки Ципкин играет роль жениха, и ему каждый раз приходится уверять панну Сабину, что он ждет не дождется, когда закончит университет и они с ней пойдут под свадебный балдахин. "Что же со мной такое? - вопрошал себя Ципкин. - Ведь когда-то я был искренним человеком, всем говорил правду в глаза, даже самому Радзивиллу… А все потому, что тогда не хватило смелости бежать за границу. Да, я эгоист… Я слишком люблю роскошь…" Ципкин вспомнил, как говорил один революционер: кто любит белые рубашки, рано или поздно поддержит реакцию… "Да, я слишком сильно ненавижу грязь и вшей…" Ципкин позвонил. Служанка открыла дверь и, кажется, посмотрела на него с насмешкой.
- О, цветы. В воду поставлю.
И она криво улыбнулась, показав крупные, редкие зубы.
Обычно в столовой собиралась вся семья, но сейчас там сидел один Якоб Данцигер. На столе - два прибора, второй, наверно, для Ципкина. "Что такое?" - удивился он.
- А где остальные?
Пан Якоб улыбнулся уголком рта.
- У жены голова разболелась. Анна куда-то ушла, Сабина у себя заперлась. У Здзислава свои дела. Вот и оставили меня одного.
- Можно, я пойду к панне Сабине?
- Если она тебя пустит.
"Что-то произошло! Я ведь еще по дороге почувствовал, - подумал Ципкин. - Было какое-то предчувствие…" Пан Якоб потеребил бородку.
- Садись. Поговорить надо.
- Спасибо.
- Сейчас.
Служанка принесла две тарелки риса с молоком и корицей - блюдо, которое у Данцигеров готовили, когда хотели поесть побыстрее и не ждали гостей. Ципкин с трудом проглотил одну ложку. Пан Якоб вынул из усов застрявшее зернышко.
- Александр, я даже не знаю, с чего начать… Я привык говорить за себя… Что у Сабины на уме, я не знаю, я не Господь Бог…
- Что случилось?
- Пора уже решить, да или нет! - резко сказал пан Якоб, но один его глаз по-прежнему смеялся. - Если у тебя, как говорится, благородные намерения, выкини из головы всякие глупости и… женись!
Последнее слово он произнес очень быстро, почти проглотил.
- Но мне же нельзя! Министерство просвещения запретило. Должно было выйти новое постановление, но…
- Кто такая Клара?
Ципкин побледнел.
- Шпионили за мной?
- Никто за тобой не шпионил. Но правда сама выходит наружу. Сюда письмо принесли, а мы случайно прочитали.
- Когда? Что за письмо?
- Не знаю, его Здзислав прочел. Ты молодой, но всему есть предел. Кто она? Из поместья?
- Господи, нелепость какая!
- Если ты в нее влюблен, нечего волочиться за моей дочерью. Но если тебе нужна Сабина, то хватит время тянуть.
- Тогда придется университет бросить.
- Но это говорю я, отец. В мои-то годы многое можно простить, а вот что тебе ответит Сабина - это другое дело.
- Конечно.
- Ты ешь, ешь. Не бойся, не отравишься.