- Я отойду, - сказала Тамара и отступила на несколько шагов.
Клара потянулась к Калману губами, ему стало щекотно, он почувствовал на щеке тепло ее дыхания.
- Валленберг строит новую железную дорогу. Вас вызывают в Варшаву, - прошептала Клара. - Поезжайте как можно скорее!..
Ее шляпа съехала назад и еле удержалась на затылке, зацепившись за шпильку. Клара словно стала моложе и привлекательнее. Она стояла так близко, что борода Калмана касалась ее плеча. Клара подмигнула ему.
- Удачи!
4
Получилось так, что Клара и Калман поехали в Варшаву вместе. Он купил билет в третий класс, но Клара увидела его на перроне и велела ехать в одном вагоне с ней, вторым классом. Ничего, Калман не разорится, если доплатит рубль. Вагон был пуст. Даниэл Каминер привез дочь на вокзал в фаэтоне. На ней была соломенная шляпа с вишенками и костюм в клетку. Клара взяла чемодан, шляпную картонку, букет цветов и сумочку. До отправления поезда было еще долго. Ямпольские евреи видели, как Калман входит к Кларе. Даниэл Каминер стоял на перроне и через открытое окно по-русски разговаривал с дочерью. Калман прислушался. Хотя Клара - его дочь, Каминер позволял себе непристойные шутки.
- Калманка, вы там за ней присмотрите. А то как бы она в большом городе не пустилась во все тяжкие…
- Папа, как тебе не стыдно?!
- Стар я уже чего-то стыдиться…
Когда поезд тронулся, Клара рассказала Калману о цели своей поездки. Надо починить застежку жемчужного колье, это сможет сделать только варшавский ювелир. Потом заказать новое платье у столичного портного, ведь этот Нисен ничего толком не умеет. Еще Клара хочет заказать пару шляп. Это обойдется недорого, у нее в Варшаве тетка, госпожа Френкель, хозяйка шляпной мастерской. У тетки она и остановится. Клара весело болтала, кокетничала с Калманом. Она открыла сумочку и достала для себя и для него лакомства: шоколадки, мармелад, печенье и даже апельсин. На остановке она послала Калмана за чаем. Больше никто в вагон так и не сел. Клара сняла жакет и осталось в белой блузке, такой тонкой, что сквозь нее была видна кофточка с глубоким вырезом. Клара вынула из букета цветок и приколола Калману на лацкан. Она держалась с Калманом не как посторонняя, но как близкий человек, давала ему советы. Главное, не надо отдавать Валленбергу слишком высокий процент, он и так в миллионах купается. Работа предстоит огромная, так что пусть Калман не спешит подписывать контракт, просчитает каждую мелочь: на поставках шпал можно разбогатеть, а можно и без штанов остаться.
Далее, обязательно надо договориться с князем. Клара слышала, что у Калмана хотят отобрать поместье, и он останется без него как без рук, не сможет ни известь добывать, ни изготовлять шпалы, потому что еду для рабочих придется закупать на стороне. Он разорится, если нужно будет платить за каждый мешок муки и за каждую кварту молока. Калман был потрясен: Клара прекрасно разбиралась в торговле, говорила не как женщина, но как опытный делец.
Калман пожаловался ей, что не знает, как найти князя, тот разъезжает по всему свету, а на письма не отвечает. Клара ответила, что, наверно, могла бы помочь. Она знает одного варшавского адвоката, который вхож во дворец, пьет с генералами. Да и у нее самой есть знакомые среди высших армейских чинов, а ее отец водит дружбу с полковником Смирновым и генералом Риттермайером. Этот Риттермайер вращается в высших кругах. В общем, надо обойти конкурентов.
Калман невольно сравнивал Клару с Зелдой, земля ей пухом. Покойная жена вытягивала из него все силы, при ней он жил в нищете, все раздавал неизвестно кому. Клара же молода, красива и не по-женски умна. А он ведь тоже ей нравится. Калман понимал, что Клара, наверно, не откажется выйти за него замуж. Конечно, она заботится в первую очередь о себе, но так устроен мир. Калман слегка отодвинулся. Ему стало жарко, от запаха цветов и духов немного кружилась голова. Но Клара тут же к нему придвинулась. Она болтала, шутила, даже легонько потянула Калмана за бороду, поставила туфельку на его сапог, прижалась к ноге Калмана коленом. Калман побледнел от желания. Он молился про себя, чтобы Всевышний спас его от искушения. Если Клара ему предназначена, он женится на ней.
Клара прилегла на обитую плюшем скамейку и пыталась уснуть. Калман смотрел в окно. Бежали навстречу деревья, поля расступались, давая дорогу поезду, над землей стаями кружили птицы, кричали, испуганные деревянными людьми в лохмотьях и дырявых шляпах. А сверху синело летнее небо и плыли, как лодки, кучерявые серебристые облака. Божий свет падал на каждый листок, каждый цветок, каждую травинку. Крестьяне возились на огородах, выпалывали сорняки, окучивали картошку. На лугах паслись черно-белые молочные коровы. Пастух играл на свирели, мальчишки жгли костер. Лошади щипали траву или просто стояли, прижавшись друг к дружке шеями, словно о чем-то секретничали. Что может быть лучше, чем сидеть вот так возле Клары и смотреть на Божий мир? Все в нем прекрасно: каждая мельница, каждая соломенная крыша, каждое болотце, каждая речушка, в которой плещутся утки и гуси. "Была бы она моей женой, - думал Калман, - мы могли бы так ехать дни, недели, месяцы!.. Она молода, еще может родить мне ребенка. Сына… Может, еще услышу, как сыновья учат Тору…" Калман опустил голову. Но захочет ли она? Вдруг она просто смеется надо мной? Образованные любят насмешничать. А как быть с кошерной пищей, с чистотой? Вдруг пообещает, а потом не сдержит слова?.. Клара открыла глаза.
- О чем вы задумались, Калманка?
Калман кашлянул.
- Думаю, хорошо наслаждаться жизнью и при этом не забывать Всевышнего. Ведь если Его, не дай Бог забудешь, то, потеряешь и нынешний мир, и будущий…
- Как же можно забыть Всевышнего? Все, что вы видите, создано Им.
- Да, конечно.
- Только не надо быть фанатиком.
- Кого вы считаете фанатиками? Еврей обязан есть кошерное, еврейская женщина должна соблюдать чистоту…
- Вы про микву?
- Да. - Калман покраснел.
- А что такое миква? Принять ванну или искупаться в речке ничем не хуже. Гораздо гигиеничней, чем миква, в которую окунается кто попало.
- Миква не для того, чтобы очищать тело.
- А что же?
- Душу.
- На что душе миква? А в браке жить и без омовений хорошо…
Клара подмигнула и рассмеялась.
- Было бы у меня поместье, - сказала она мечтательно, - был бы благочестивый муж, я бы построила микву только для себя. И Богу радость, и чисто…
5
В мастерской госпожи Френкель на Медовой улице уютно и весело. Дочь, панна Целина, отмечает день рождения. Она говорит, что ей исполняется двадцать лет, но модистки перешептываются, что ей все двадцать три. В таком возрасте уже надо бы иметь мужа и пару детей, но у госпожи Френкель все делается с опозданием. Спать ложатся в два часа ночи, встают в одиннадцать, а до двадцати трех лет ходят в девицах. У госпожи Френкель было три мужа, и всех троих она похоронила. Целина - от второго, комиссионера. Есть у госпожи Френкель и сын, но он крестился и стал офицером, служит в русской армии. Еврейские соседи избегают госпожи Френкель, говорят, у нее трефной дом: на субботу не готовят чолнта, а если христианская служанка не приходит вовремя, чтобы разогреть обед, госпожа Френкель сама зажигает огонь. Ей уже под шестьдесят, но она не носит парика. В семье Френкель все черные, как цыгане. У самой мадам Френкель волосы цвета вороного крыла, длинный нос - точь-в-точь как птичий клюв, вокруг черных глаз - мелкие морщинки. Один глаз все время смеется, другой часто-часто моргает. Говорит она на своем собственном языке: шляпа у нее "блин", перо - "хвост", заказчица - "находка". У нее длинные, кривые пальцы, но руки золотые. Ее шляпы славятся на всю Варшаву, их заказывают княгини и графини, и не было случая, чтобы клиентка осталась недовольна. Поэтому работы невпроворот, и госпожа Френкель держит полдюжины помощниц. Девушки едят и ночуют в мастерской, они все как одна семья. Ужин начинают готовить в пол-одиннадцатого вечера. Одна девушка ставит самовар, другая растапливает печку, третья замешивает тесто для клецок или картофельных оладий. Если работницы сильно устали, просто посылают кого-нибудь в мясную лавку за колбасой. Подмастерье из пекарни приносит целую корзину сдобных булок и горячих бубликов. Едят так, что за ушами трещит. Во всей Варшаве не найти второй мастерской, в которой так же весело, как у госпожи Френкель, она принимает на работу только жизнерадостных девушек. А если берет кого на обучение, то непременно сделает отличную мастерицу. И мужей находит своим поденщицам, от мастерской нередко отъезжает свадебная карета. Только одного не терпит госпожа Френкель - плохой работы. Если шляпа не удается, госпожа Френкель кричит на девушку:
- Руки-крюки! Ступай домой тесто месить!
Нередко бывает, что работнице приходится просидеть над одной шляпой с полнедели.
Как ни странно, панна Целина так и не овладела ремеслом. Мать пыталась ее научить, но ничего не вышло. Целина так и не научилась держать в руке ножницы и вдевать нитку в иглу. Все, что умела панна Целина, это спать и объедаться лакомствами. В дождливые дни она не выходила из спальни, а мать приносила ей чай или какао, рогалики с маслом, свежее молоко. У панны Целины продолговатое смуглое личико, маленький ротик, большие, как сливы, глаза и вьющиеся черные волосы. Она все время недовольно кривит губы, у нее писклявый голосок избалованного ребенка, которому ни в чем не отказывают. Целина могла весь день пролежать в постели, мать даже ночной горшок за ней выносила и только ворчала:
- Валяется, видишь ли… Так и проваляется до седых волос…
Но если вдруг у Целины появлялось желание сходить на прогулку, мать открывала форточку, высовывала на улицу горбатый нос и говорила: