- Не спеши, не спеши. Еще не знаю. Не надо шум поднимать. Есть у кого-нибудь деньги в этом доме?
- Боюсь, ни у кого. У мама́ есть украшения.
- Что это за история с кацапкой?
- Обычная история.
- Аж оттуда ее привез?
- Аж оттуда… Старый ловелас! Все-таки люблю его, несмотря ни на что. Хотя для мама это был последний удар…
- А сама-то ты как?
- Как видишь. Торчу в этой дыре. На коньках катаюсь с еврейкой. Славная девушка, вот только…
- А Юзеф чем занимается?
- Сначала уголь копал. Теперь бухгалтер у торговца сардинами. У еврея.
И Хелена хихикнула. Но вдруг рванулась к двери.
- Господи, ты же есть хочешь!
- Да нет, уже перехотел.
- Сейчас принесу. Лето у тетки провела в Замостье. Да, дядя умер.
- Да ну! Когда? Хотя какая разница?
- Сперва память потерял, а потом умер. День своей смерти предсказал. И кучу долгов оставил. Стефания за докторишку вышла. А тетя все меня сватает, поругались с ней из-за этого. Пыталась меня за одного идиота выдать… Да что ж я болтаю! Если бы мама знала, что ты здесь! Раз уж ей недолго осталось, пусть хотя бы успеет тебя повидать!
- Так плохо с ней?
- Плохо. Но может, станет лучше, когда узнает, что ты вернулся. А что, если я скажу, что от тебя письмо пришло? Напишешь несколько слов? Сейчас поесть принесу. Что ты будешь?
- Что найдешь. Стаканчик водки не повредил бы.
- Чем занимался? Расскажи в двух словах.
- На мебельной фабрике работал. С бабой жил.
- Женился?
- Нет, так.
- Все-таки не понимаю, почему ты молчал.
- За свою шкуру боялся.
Хелена кивнула и вышла. Люциан поднял с пола одеяло и подушку. Не раздеваясь, вытянулся на кровати. В окнах быстро синело, на стеклах росли морозные деревья: кривые стволы, свисающие ветви. Древний лес, поломанный ураганом. Странная смесь густых тропических зарослей и северной пустоты. Вдруг Люциану почудилось, что он слышит стрекотание сверчка. Да нет, это у него в ушах звенит. Он бодрствовал, но какая-то часть сознания понемногу засыпала… Паковать сардины - это никогда не поздно. Все, на что наша шляхта способна… Люциан вспомнил, что он дома и Хелена пошла приготовить ему ужин, но в полусне ему казалось, что он в Варшаве, у Стаховой. Что это я так рано домой пришел? Праздник какой-то, что ли? Где Кася? Неужели босиком ушла? Простудится же. А котенок где? Он закрыл глаза и оказался на фабрике. Он строгал, но стружек не было. Ну и что, это же сон… Люциан проснулся, сел на кровати. За окном совсем стемнело, внизу пробили часы, но он не уловил, четыре или пять. Дверь распахнулась, и Хелена внесла кофейник и корзиночку с хлебом и сыром.
- Фелиция уже знает.
- Знает, так знает.
- В часовню пошла выплакаться… Без света будешь есть?
Хелена пододвинула стул, налила в кружку кофе, добавила сливки. Поднесла ко рту Люциана ломтик хлеба с маслом. Жевать Люциан не мог, только грел о кружку пальцы и понемногу тянул горячий напиток. Сквозь незамерзший квадратик стекла проник единственный лунный луч. Люциан снова начал клевать носом, опять показалось, что он в Варшаве.
- А она красивая, правда? - услышал он голос Хелены.
- Красивая, - согласился Люциан, даже толком не понимая, о ком она говорит. Предыдущих слов он не расслышал. В голове было пусто. Лицом он чувствовал холодок, но телу было тепло. Люциан встрепенулся и спросил: - А как ее зовут?
- Марьям. Это Мария по-еврейски.
3
Мирьям-Либа сидела за столом. В этот раз отец был дома, ужинал с семьей. Он сидел во главе стола на стуле с плетеной спинкой и макал мясо в хрен. Хлебные крошки застревали в бороде. Справа сидели Майер-Йоэл, мама и Юхевед, слева - Азриэл, Шайндл и Ципеле. Маленькая дочка Юхевед спала в колыбели. Отец привез из Варшавы керосиновую лампу. Мирьям-Либа рассматривала бронзовый резервуар, горелку, стекло, абажур. Виден был фитилек, погруженный в керосин. Лампа горела ярким белым огнем, было светло в каждом углу. И как до сих пор обходились сальными свечками? Все уже принялись за мясо, только Мирьям-Либа еще возилась с клецками. Она поднесла ложку ко рту, но забыла, что надо глотать. Прищурив глаза, она смотрела сквозь ресницы, и от лампы тянулись огненные ниточки. Майер-Йоэл и Азриэл опять затеяли спор. Майер-Йоэл говорил, что страна Мицраим находится в Азии, а Азриэл утверждал, что Мицраим - это Египет, а Египет в Африке. "Как он может быть в Африке, - спросил Майер-Йоэл, - если он недалеко от Земли Израиля?" Азриэл вскочил, чтобы принести карту, но Шайндл его не пустила.
- Что за спешка? Не убежит ваш Мицраим!
- Боюсь, в этот раз Майер-Йоэл прав, - вступил в разговор Калман. - В Африке живут черные люди, а Мицраим - это же филистимляне…
- Тесть хочет увидеть, где черным по белому написано?
- Да сиди ты! Ешь! Уж больно ты прыткий, Азриэл. Спокойнее надо быть. Торопиться некуда, успеем еще.
- А чего с этим тянуть? В Стране Израиля соединяются три части света: Азия, Африка и Европа. Синайский полуостров…
- Это гора Синай, где была дана Тора?
- Весь полуостров называется Синай. И там гора Синай, в Синайской пустыне.
- Что скажешь, Майер-Йоэл? - спросил Калман.
- Какое мне дело, что безбожники напридумывали. Все есть в Пятикнижии.
- Не все там есть, - возразил Азриэл. - Где там про Америку? Ее только Колумб открыл.
- В Торе все есть! Там о таких странах говорится, о которых никакие ученые понятия не имеют. Где Гойду? Где Куш? Один мудрец в Талмуде считает, что они близко друг к другу, второй - что далеко. Книгу Есфири читал?
- Читал, читал. Гойду - это Индия, Куш - Эфиопия. Довольно далеко друг от друга.
- По-твоему, получается, мудрец, который считал, что они рядом, ничего не понимал.
- Мудрецы Талмуда не знали географии. В те времена еще понятия не имели ни об Америке, ни об Австралии. Их позже открыли.
- Значит, безбожники умнее Торы!
Майер-Йоэл стукнул кулаком по столу, тарелки подпрыгнули, огонек лампы дрогнул. Зелда хмуро смотрела из-под чепца. До сих пор она молчала, но была на стороне Майера-Йоэла. Она не могла есть ту же телятину, что остальные, у нее почти не осталось зубов. Фейгл готовила для хозяйки отбивные. Зелда проглотила кусочек.
- Опять раскричались, как на базаре. Сколько раз просила, чтобы ели спокойно. Где это видано, чтобы молодые люди так орали? Кто в лес, кто по дрова. Вы бы еще подрались. Да какая разница, где этот Мицраим? Главное, оставайтесь евреями. Кто эти книжки пишет, все ставят с ног на голову, Бога забыли, лезут во всякую чертовщину.
- Бог тут ни при чем.
- Не знаю, я в этих ваших школах не училась, но ничего хорошего из этого не выйдет. Поверьте, знаю, что говорю. Азия, Азия… Кто лезет в Азию, забывает, что он еврей. Пока я жива, хочу, чтобы мои зятья…
- Мама, ты неправа, - перебила Шайндл.
- Вот как?
- Всегда ты за него! - показала Шайндл на Майера-Йоэла. - Он выдумает, что корова взлетела на крышу и снесла медное яйцо, ты и то ему поддакнешь.
- Дети, хватит! - прикрикнул Калман. - Мне не нужны ссоры за столом. А ты, Шайндл, совсем распустилась, - добавил он строго. - Мать всем вам добра желает. И что правда, то правда: сегодня одна книга, завтра другая, а потом? Как Валленберг дошел до крещения? Его отец был благочестивым евреем, меламедом. Вот до чего наука доводит. Не сердись, Азриэл, не хочу тебя обидеть. Сам знаешь, ты мне как сын, но лучше бы ты шел по стопам своего отца. Разве ему чего-то не хватает?
- А что у него есть?
- У него есть доля в Царствии небесном. Пусть он живет до ста двадцати, но он явится на тот свет с Торой. Да и на этом свете он, слава Богу, не голодает. Отступники тоже не все ходят в золоте. Когда мне нужен бухгалтер или писарь, на одно место десяток просится. Когда-то их было мало, а теперь в избытке.
За столом повисла тишина. Стало слышно, как ламповый фитиль тянет керосин, а сверчок стрекочет за печкой. Зелда посмотрела на Мирьям-Либу. Та сидела, прикрыв глаза и склонившись над тарелкой, и выглядела совершенно измученной. Губы что-то шептали. Зелде показалось, что Мирьям-Либа похожа на слепую.
- Мирьям-Либа!
Девушка вздрогнула и выронила ложку.
- Ты чего застыла? Заснула, что ли? Почему не ешь? Да на ней лица нет! Тебе плохо, болит что-нибудь?
- Нет, мама, ничего не болит.
- Она мечтает о принце на белом коне, - съязвила Шайндл.
- Какой еще принц, какой конь? Калман, взгляни на свою дочь. На неделе сваха приедет, а она выглядит, как больная. Та лишь посмотрит и убежит без оглядки. На месте жениха я бы сама перепугалась.
Калман поднял брови.
- Мирьям-Либа, ты что? Почему не ешь?
- Ем. Я не голодна.
- Сваха из Люблина приезжает. Ты должна хорошо выглядеть. Не хочу Ципеле раньше тебя замуж выдавать.