Дело было сделано. Я возвращалась домой - обзванивать врачей, записываться на прием. Продолжать жить.
Снова пятница, день занятий с Энди.
- Пива у вас, конечно, нет? - просипел изнемогший к четырем часам Энди.
Он совершенно выбился из сил, пытаясь научить моих детей вместе играть в прятки. Мы с Эмили прятались, а Энди показывал Дэниэлу, как нас нужно искать. Обнаружив нас, Дэниэл получал от меня или от Эмили приз - непременно без сахара, молока и клейковины, купленный в одном из специализированных магазинов, по которым я за последнее время стала докой. Мне известно три торговые точки в полумиле от дома, где можно купить такое диетическое лакомство.
Я мотнула головой:
- На пиво денег не хватает. К тому же от пива толстеют.
- Вам это не грозит, миссис Марш. А насчет денег… Я заметил, что из дома постоянно исчезают вещи. - Энди обвел комнату красноречивым взглядом. На месте любимого кресла Стивена теперь подсыхал новый стул из папье-маше, нашего с Эмили производства.
- Вы бы здорово облегчили мне жизнь, если бы принимали кредитки, - призналась я. - Он еще не аннулировал "Визу", за счет чего мы пока и едим. Полагаю, Стивен решил загнать меня в нищету, чтобы я сама подала на развод. Не иначе, какой-нибудь умник-адвокат посоветовал. Подав на развод, я буду вынуждена договариваться с ним, идти на компромиссы - к примеру, в письменном виде признать его права на встречи с детьми. На данный-то момент у него нет никаких прав, вот в чем дело.
- А у вас нет денег… - Энди поднял мою левую руку, где на безымянном пальце вместо обручального кольца белела полоска кожи. - Похоже, он у вас ловкач, - добавил он с улыбкой, не выпуская мою ладонь. - Почему бы вам не сделать из него честного человека?
- Что? Дать развод? - расхохоталась я. Только так я и справлялась с ситуацией: переводила все в шутку. - С чего бы это мне оказывать ему такую любезность?
- О да, нрав у вас крутой. - Палец Энди был нацелен на меня. - А я, признаться, обожаю женщин с характером.
В следующую пятницу Энди явился с тремя пакетами продуктов, электронной "говорящей" книжкой для детей и упаковкой бутылочного "Гиннесса".
- Не смейте все это выкладывать, Энди. Мне ничего не нужно!
- В самом деле, что это я, миссис Марш? Вы ж у нас упакованы по самую макушку. Гляньтека, какой подсвечник на камине! Его запросто можно переплавить. А решетка вокруг камина? Да ее в утильсырье с руками оторвут. Не упустите из виду и дверные ручки. Медь нынче в цене, пару-тройку шиллингов как пить дать выручите.
О черт, до чего я дошла… А Энди, пожалуй, прав… подсвечник-то, скорее всего, серебряный.
Я шагнула к столу, куда Энди выкладывал покупки, что-то напевая себе под нос. Выглядел он при этом так естественно, словно всю жизнь прожил в моем доме. Тем не менее я схватила его за руку и замотала головой: нет!
- Ни под каким соусом, Энди! Таскать мне продукты я не позволю. Исключено.
Он наклонил голову к плечу, скосил глаза на мои пальцы, обхватившие его запястье, - и ухмыльнулся, нахал.
- Между прочим, пиво-то - высший сорт, миссис Марш. Глоток вам, уж простите за наглость, не помешает, чтобы расслабиться.
- Хватит талдычить это ваше "миссис Марш, миссис Марш"!
Я цеплялась за злость как за спасательный круг, пытаясь не утонуть в великодушии Энди. Своей добротой он выбивал почву у меня из-под ног. Я была благодарна, но в глубине души и оскорблена - нет, сконфужена - тем, что превратилась в объект благотворительности.
- Знаете, что вам нужно, миссис Марш? - Энди остановился совсем рядом, взял меня за подбородок. - Знаете, что вам действительно нужно, - кроме мужа, конечно? Хороший друг. А лучше - два. Согласны?
Я не ответила. Просто опустила глаза.
- Скажете, я что-то сделал не так? Напрасно принес вам что-то вкусненькое?
Не напрасно. Меня тянуло к этому парню с вечно всклокоченными волосами, в выцветшем, протертом на локтях свитере. Закупая для меня продукты, сам он наверняка остался без обеда. Мы с ним вроде бы ровесники, а на вид ему не дашь больше двадцати. Он говорит, что хочет быть моим другом, только мое сердце вроде как занято. И он ничем меня не обидел, нет.
- Энди, вы мне нравитесь. Но не будьте же балдой!
"Балда" - любимое словечко Энди - в его исполнении звучало очень нежно. И я постаралась скопировать его тон. Ирландские корни давали о себе знать в отдельных выражениях и привычках - например, делать самокрутки. Он курил их у нас в саду, на скамейке у прудика, закованного в проволоку и потому бесполезного для птиц.
- Вы позволили бы мне поцеловать вас, Мелани? - протянул он будто фразу из песни, не сводя с меня мягкого, мглистого взгляда. - Если б я осмелился - вы позволили бы?
Мне хотелось этого больше всего на свете. Слова были сказаны, и желаемое обрело реальные очертания.
- Только не на глазах у детей, - ответила я шепотом.
Глава шестнадцатая
Дэниэлу уже три с половиной, и местный совет по образованию рекомендовал - а точнее, требовал - записать его в детскую группу спецшколы, чтобы к четырем годам он не оказался без места. Я не могла отделаться от мысли, что за этим стоит Стивен.
- Вам это тоже необходимо: вы сможете освободить время для себя, - сказала моя гостья.
Очки немолодой дамы висели на цепочке, мешковатая шерстяная кофта топорщилась на опавшей груди, коротковатые рукава не скрывали запястий с выпирающими артритными суставами. Эту милую, по-матерински сердечную женщину прислали погладить меня по головке за успехи с Дэниэлом, но заодно и убедить в том, что мой сын не сможет привыкнуть к школе, если я не буду подпускать его к другим детям в критический момент его развития.
- Все мы думаем лишь о его благе, - продолжала она. - Мы желаем Дэниэлу только добра.
А я вот не желала отдавать его ни в школу, ни в дошкольную группу. Школа не сотворит чуда с моим сыном. Чем ему поможет общение с такими же, как он сам, детьми? Можно подумать, эти дети при знакомстве говорят друг другу: "О-о, привет! У нас, похоже, одинаковые проблемы. Давай дружить!" Я шесть месяцев потратила на то, чтобы научить его повторять слова и жесты, а теперь ему в качестве образца для подражания предлагали детей, не способных учиться в нормальной школе!
- Вот увидите, в эту группу ходят и дети более развитые, чем Дэниэл, - не прекращала свою агитацию дама из совета. Голос ее звучал негромко, бережно, словно она обращалась к напуганному щенку: "Ну же, давай, иди ко мне; вот так, умница!"
- Нет, - сказала я. Имею я, в конце концов, право дать своему сыну шанс стать нормальным человеком?
- Миссис Марш, вы ведь понимаете, что ему нужны сейчас - и будут нужны всегда - высококвалифицированные медицинские работники?
- Нет.
- Мы готовы соблюдать оговоренную вами диету. При желании вы будете приносить ему козье молоко.
- Нет.
- Вы делаете ошибку, миссис Марш, - произнесла она с укором, но очень мягко, давая понять, что я причиняю ей боль своим решением - нелогичным решением, губительным как для моего сына, так и для меня самой. - У нас работают замечательные специалисты. Вам не придется обращаться к платному логопеду, у нас есть свой врач.
- Нет.
Знаю я их специалистов, у всех побывала. Видела невропатологов и педиатров, хирургов и ортопедов, офтальмологов и гастроэнтерологов, логопедов и гомеопатов, специалистов по музыкальной и краниосакральной терапии. Плюс ни одного чокнутого знатока альтернативной медицины без внимания не оставила, а в Лондоне, доложу я вам, таких хоть отбавляй. Некоторые пытались помочь, от большинства не было никакого толку. И никто не верил, что мой сын когда-нибудь сможет учиться в обычной школе или вести жизнь обычного человека.
Никто, кроме Энди О'Коннора. Энди, с его таблицами и графиками успехов моего сына. Энди, который теперь занимался с Дэниэлом бесплатно. Наотрез отказался брать с меня деньги. Я постепенно выудила из него, что так чаще всего и бывает: если клиенты больше не могут платить, он продолжает заниматься больными детьми за символические деньги. В Астоне, в крошечной квартирке, живет отец-одиночка. У ребенка тяжелая форма аутизма, жена сбежала. Энди даже за первое занятие не взял ни гроша, не говоря уж о сто первом. Зато клиенты из Холланд-парк раскошеливались по полной. Такая вот скользящая шкала оплаты, фирменный знак Энди О'Коннора.
- Как только продам коттедж, тут же расплачусь, - пообещала я.
- И думать не смейте, - отрезал Энди - единственный, кто отрабатывал свой гонорар до последнего пенни.
- Когда пойдем к папе? - спросила Эмили, едва открыв глаза в субботу.
Неделя у моей дочери делилась на субботу и воскресенье, когда она встречалась с отцом, и остальные дни, когда она его не видела. Я даже думать боялась о том, как это может на ней сказаться. Впрочем, о том, что во все прочие дни она о Стивене не вспоминала, я тоже старалась не думать.
- Сразу после завтрака, - ответила я.
Эмили лежала рядышком со мной, пристроив голову на моем плече. Дэниэл, по другую сторону, разглядывал свою ладонь, сгибая и разгибая пальцы.
- Что он делает? - Эмили улеглась поперек меня и уставилась на брата. - Ты что делаешь, Дэниэл?
Не дождавшись ответа, я подсказала:
- Дэниэл, нужно ответить: "Я играю".
- Я играю, - повторил он.
- Что ты делаешь, Дэниэл?
- Я играю.