"ti sprosila, ne snaiper li ja… net-net, nichego kriminal’nogo) prosto shutka. igra v ‘krutuju devchonky’. kogda-nibud’ rasskawy. a ti pravda prikol’naja, da, i vigljadish’ ne ponosheno sovsem… zamorochennaja, konechno, no dolwni we bit’ u tebja nedostatki, dorogaja, pravda?.."
Анне Ф. кажется, будто она нащупала наконец-то невидимую грань, разделяющую слова на живые и мертвые: идущие из нутра, и "ники" – решетки, отгораживающие одну душу от другой, community-коды, суррогаты, симулякры, фальсификации. И если раньше она произносила или писала "девочка", и так оно и было (слово шло из живота), то теперь произносила или писала "devochka" (транслит – невидимый, но ощутимо выпуклый), и слово тут же скрючивалось, скукоживалось, иссыхало, а вместе с ним и какая-нибудь "ona" (её все не было), чьи – из папье-маше – мальвинные глазки легко проявлялись на лакмусовой бумажке Анниных чувств, которые она научилась – довольно странным для себя образом – использовать. Забаррикадировавшись мертвыми словами, спрятавшись в них, она будто бежала чуда, ступавшего за ней по пятам, и кабы не страх оказаться покинутой, как случилось однажды, но чего, увы-увы, хватило с лихвой лет эдак на… впрочем (стоп-кадр), кто старое помянет, milaja… opustoshenie, govorosh’?.. "Мне страшно, я боюсь, что меня разрушат… да что там – разможжат, уничтожат, а коли так…". В общем, все на шарике этом крутилось будто б по-прежнему: руки – обнимали, губы – целовали, но если еще недавно объятия эти с поцелуями казались живыми, то теперь их словно бы обескровили, и раз уж с каждой потерей вырастаешь на голову, думала Анна Ф., то, в таком случае, однажды я просто не смогу войти в собственное пространство… в прошлое… да его, к счастью, и нет!
"vot ja nakonec v moskve. chto-to ti mne tak i ne otvetila na sms. ja dawe dumaju… chto ti, mowet, xm… mowet, chego ne tak ponjala?.."
Анна Фёдоровна – так велено было величать студенткам синеглазую ифишницу, имя которой мы, косясь на сестру таланта, ук[о]ротим сначала до Анны Ф., а то и до А., – за годы преподавания в колледже к отчеству так и не привыкшая, украсила, едва подавив зевок, небрежным своим росчерком зачетку рыженькой Т., а когда ощутила – кожей: а чем еще? – что осталась одна в кабинетике (том самом, где на обоях, аккурат под портретом Баха, имелся некий дефект, напоминающий след от пули), с облегчением выдохнула.
[чётки]
Д. спрашивает, не вспомнит ли прямо сейчас Т., кто там ходил по пустыне лет сорок, и что-то еще в том же духе, амнезия – но нет, Т. прямо сейчас не вспомнит, Т. говорит, что с такого рода текстами едва знаком, как-то не интересовался особо – читал, конечно, кое-что, читал, это вот да, ну и про Каина с Авелем, а еще про бабу Лота, что в соляной столп об… стоп-стоп-стоп, останавливает его Д., мне про бабу Лота не нать… Т. отмахивается, Т. предлагает Д. взяться за Коран – тоже ведь священная книга, из конца в конец; к тому же, в отличие от Библии, Коран-то у него, у Т., есть – стоит себе на полочке, конь дареный… Д. смеется: надо же, я была о тебе лучшего мнения, я-то думала, ты читал Библию; а ты, пожимает плечами Т., а ты-то сама – что? а что – я, говорит Д., мне лекцию живчикам этим читать, хотела вот фразу ввернуть, но амнезия, а ты не знаешь – ладно, в Сети выловлю; в Сети оно надежней, вторит Т., да открывает толстенную книгу: "Воистину, обитатели Рая сегодня будут заняты наслаждением" – читает, а потом уточняет: сура тридцать шестая. зашибись, вздыхает Д. и говорит, что перезвонит.
Т. тем временем листает Коран: смотрите-ка, смысловой перевод, Комплекс имени Короля Фахда по изданию священного Корана: Медина, Саудовская Аравия… так-так, раздается бесплатно… ага, пожертвовано в качестве вакфа Всевышего Аллаха Служителем двух заповедных мечетей королем Фахдом ибн Абд Аль-Азизом Аль Судом… вот и чудненько, чудненько, потирает руки Т. и представляет коготки Д. – этими бы пальчиками, думает он, этими бы самыми пальчиками… впрочем, на самом интересном месте его размышления прерывает звонок. это снова я, привет; ну, привет, а это снова я; читаешь Коран? нет, тебя жду, в одно лицо как-то не идет, разбираться надо; разбираться – да, надо, а еще лекцию; забей, Д., забей, тебя же не прирежут, если ты ее сегодня не…; ну не прирежут, это да, но по головке не погладят точно; сколько можно, сколько можно уже, блин, тебя звать, мне надоело, мне, в конце концов, все это надоело – ты беспардонно врываешься в мою жизнь, переворачиваешь ее с ног на голову, я даже, черт дери, расстаюсь с ***, а ты… ты… вот именно ты… а что – я, пожимает плечами Д., я – ничего, я в пижаме сижу, целый день сижу в пижаме, представляешь? это же клево, целый день сидеть за компом в пижаме и держать руку на мышке… руку на мышке?.. Т. закуривает, Д. отзеркаливает. Т. замечает, что негоже теребить так долго; кого – тебя или мышку? да пошла ты со своей мышкой, смеется; а ты вот скажи, загадочно говорит Д., скажи, staccato – это отрывисто, да? да, отрывисто. а плавно – как? плавно – legato. знаешь, зевает Д., я просто хочу ввернуть в эту лекцию парочку музыкальных терминов, провести некоторые аналогии… ты сама – музыкальный термин, смеется Т., только тебя нет в словарях, ты непереводима ни на один язык мира. увы, выдыхает дым Д., что выросло – то выросло; ты – portamento, типичное portamento… portamento, не совместимое с ранами моей жизни… уф-ф, какой пафос, ну почему же не совместимое, мурлычет Д., почему же? сейчас вот возьму – и совмещусь: адресок-то, чай… ха-ха, хохочет Т., ха-ха, да ты же боишься, боишься меня! я – тебя? удивляется Д.; да, ты – меня; с чего ты взял? если б не боялась, паззл давно бы сложился; откуда тебе знать, какой именно паззл я хочу сложить… я всё, выстреливают слова из горла Т., всё-всё-всё про тебя знаю… знаю даже то, о чем ты ещё не подозреваешь! с этого места поподробнее, плотоядно улыбается Д., и чего же я хочу? о, милая, про рыбку и penis не будем; а про что будем, солнце? а про то, что ты давно изнемогаешь, про что, мы теряем время исключительно из-за твоего бараньего упрямства… бараньего упрямства? Д. превращается в эхо, Д. и впрямь не знает, почему так долго не приезжает к Т. – он же, Т., ее уже не любит… во всяком случае, так говорит… врет? впрочем, бояться нечего… проблем-то не будет… секс, секс, просто секс… быть может, красивый – быть может, "грязный". такой, какой нужен им здесь и сейчас: жесткий и нежный… тпррру! эк занесло… ау, прием!
…я здесь, Т., и я хочу снять пижаму… что же тебе мешает? ты. как это – я? удивляется Т. ну, не ты, а твоя одежда; хочешь, разденусь? спрашивает Т. и, не дожидаясь ответа Д., снимает колготки – он ведь ходит дома в тонких черных колготках: сегодня жарко, невероятно жарко – быть может, от сур? "О нет! Если кто выполняет обязательство и боится Аллаха, то ведь Аллах любит богобоязненных"! он не знает, он не уверен – ни в чем не уверен, даже в существовании Д.: да не мираж ли она, не фантом ли? впрочем… снял, говорит Т. что снял? уточняет Д. всё снял, совсем… даже скальп – могу по имейлу скинуть. надо? теперь твоя очередь… Д. раздевается, Д. тоже жарко – возможно, незнание священных текстов способствует повышению гормональной активности? "Хвала Аллаху, Творцу небес и земли, Сделавшему посланцами ангелов с двумя, тремя и четырьмя крыльями. Он приумножает в творении, что пожелает. Воистине, Аллах способен на всякую вещь" – Т. отводит глаза: знаешь, раньше мне очень нравился жесткий секс. один мой возлюбленный, царство ему небесное (погиб не так давно, шальной был), драл меня как козу: признаться, местами нравилось… а ты, Д., вот ты бы хотела, чтоб тебя драли как козу?.. в смысле, до крови? уточняет Д. до нее, милая, до нее, кивает Т. возможно, соглашается Д., но ведь ты же не сможешь так? не сможешь ведь?.. откуда ты знаешь, что я вообще могу? ты нежный, ты сладкий… боюсь, ты не сможешь отодрать меня, как козу. скорее, придется самой… а я не хочу сама, вздыхает Д., и тут же: "…добьемся мы освобожденья своею собственной рукой!" – слышал гимн партии просветленных мастурбаторов?.. что ты несешь, каких еще просветленных мастурбаторов? и что значит "не сможешь"? о, как ты достала, как же ты достала меня! да лучше б я тебя никогда не встречал – жил бы себе спокойно, заводил любовников… что же тебе мешает? деланно удивляется Д. не что, а кто. ты мешаешь. пока мы вместе, о других можно забыть! черт, кто б мог подумать, ведь ты не мужчина… но мы не "вместе", театрально сопротивляется Д. да ты, похоже, не ведаешь, что мы спаяны, горько смеется Т., и все эти разговоры, переплетения… все наши с тобой прошлые жизни, дурацкие жизни… с осознанными-то сновидениями не поспоришь… и то, что вот сейчас, вдвоем, после конца света, мы сидим перед телефонами, голые…
…это ведь все,
что можно делать
после конца света…