– Ты не против, если я у тебя покантуюсь парочку деньков? – без околичностей, в лоб спросила Алина, лишь только я закончил съемку. – Судя по всему, ты сейчас без женщины. Но я к тебе в постель не лезу. Просто я никому не буду мешать, кроме тебя, а ты...
– А я согласен, – перебил я и вышел на улицу сказать привезшему Алину парню, что ждать больше не надо.
Такие разговоры с парнями не всегда заканчивались мирно – бывало, парни возбухали, – но этот был спокойным.
– Это не ко мне. – Он нацарапал на блокноте, прикрепленном присоской к приборной панели, номер телефона. – Позвоните ее менеджеру. – Отдал листок с телефоном, завел машину и укатил.
Я вернулся в мастерскую. Алина, красиво скрестив ноги, сидела на высоком табурете. В ее тонких пальцах дымилась сигарета.
– Налей-ка чего-нибудь выпить! – почти приказала она.
Я послушно отправился к низкому шкафчику, служившему баром.
– Что будешь? – спросил я, опускаясь перед шкафчиком на корточки.
– Красное вино, – ответила Алина. – Оно разгоняет кровь!
– Вина нет. – Я открыл дверцы шкафчика. – Коньяк, виски, портвейн...
– Агдам? – хохотнула Алина.
– Марочный...
– Налей! – Алина спрыгнула со стула, застучала каблучками по полу мастерской. – Он тоже разгоняет кровь...
Я смыл пену, еще немного постоял под душем, выключил воду, начал вытираться.
Алина старалась казаться старше, чем была на самом деле. Любила порассуждать о том, что полезно для здоровья, что вредно. Задавала неожиданные вопросы. В первый наш вечер вдруг спросила:
– Ты почему их не любишь?
– Кого? – не понял я.
– Ну этих, ребят на машинах. Ты единственный фотограф, который не пускает их в студию.
– Это мое условие. Я так договариваюсь с... – Я запнулся.
– Ну! Договаривай! – Алина наклонилась вперед, ее острый подбородок нацелился на меня.
– С хозяевами, – сказал я.
– У меня нет хозяина! – сказала Алина.
– А этот? – Я кивнул на листок.
– Я его хозяйка! – сказала Алина. – Не веришь?
– Верю, – пришлось сказать мне. – Конечно, верю...
Я обернул вокруг бедер широкое махровое полотенце и вышел из ванной комнаты. Из спальни – ни звука: скорее всего, Алина вновь заснула. "Она, конечно, хороша, – подумал я, проходя на кухню, открывая холодильник и наливая молоко в высокий тонкостенный стакан, – но что-то в ней слишком уж притягивает. Что-то в ней есть скрытое, непонятное. Какое-то второе дно..."
Я отпил глоток, отнял стакан от губ, вновь медленно поднес стакан ко рту.
Громко прозвенел звонок у входной двери. Это мог быть только Кулагин.
Кулагин также относился к моим последним приобретениям. Этакий перестарок, водила при девочках, выполнявший мелкие поручения владельцев агентства, он постепенно приблудился ко мне. Признался: он – фотограф-любитель, мечтающий о повышении мастерства, о признании. Принес свои работы – сплошь натюрморты. По типу – маленькие радости тихой жизни. Чашки-блюдца, дымящиеся сигареты на краю пепельниц, далекое окно, тень только что вставшего от стола человека.
Я сказал ему, что, по-моему, работает он совсем неплохо, и Кулагин расцвел, будто я был общепризнанным мэтром или председателем жюри престижного конкурса. Предложил свои услуги в качестве порученца, попросил научить работать с моделями. Я не ответил ни "да", ни "нет", а он уже начал вертеться около, неназойливо, исполнительно.
По пути к входной двери я подошел к задрапированному плотными черными шторами окну; чуть-чуть отодвинув штору, дал лучу солнца прорезать густой полумрак мастерской; зажмурился, но все-таки смог разглядеть стоявшего на крыльце человека – действительно приехал Кулагин. Я подошел к двери и посмотрел в глазок. Линзы дверного глазка забавно искажали кулагинское лицо: он казался еще более лупоглазым, подбородок отсутствовал начисто, залысины словно соединялись, образуя обширную плешь.
Отперев замки, я толкнул тяжелую железную дверь. Легкий женский вскрик: "Ой!" и кулагинское: "Это я, геноссе! Как договаривались!" – прозвучали одновременно.
Не обращая внимания на протянутую Кулагиным руку, я сделал шаг через порог. Так и есть: дверью я прищемил приехавшую с Кулагиным женщину. Высокая, с точеной фигурой, длинные пышные волосы забраны в хвост. Черный деловой пиджачок, а вот юбка чуть коротковата. Маленькая сумочка, зажатая под мышкой; черные очки, закрывающие пол-лица; большой рот с надменно выдвинутой нижней губой. Большой кейс с кодовым замком.
– Простите! – сказал я. – Я вас не видел. – И потянул дверь на себя.
– Ничего, – ответила она.
Кулагин быстро заговорил:
– Это со мной. Это к тебе. Это заказчик. Помнишь, я говорил? Я ее встретил на вокзале, и мы решили заехать вместе. Мы как раз обсуждали...
– Заходите! – Я отступил назад. – Дверь захлопни!
Дверь лязгнула, мастерская вновь погрузилась в темноту, но я нажал кнопку на расположенном на рабочем столе пульте, и мощный софит осветил задрапированную белыми простынями дальнюю стену.
– Кофе? – спросил я у привезенной Кулагиным женщины и пододвинул ей стул.
Что за заказчик? О чем мне говорил Кулагин? Я ничего не помнил.
– Нет... – Она уселась и аккуратно поставила возле себя кейс.
– Ты? – Я повернулся к Кулагину.
Он, волнуясь, не знал, куда девать руки.
– Потом. Вот Людмила, Людмила э-э...
– Моя фамилия Минаева, – снимая темные очки, произнесла женщина. Глаза у нее были усталые, но без очков она словно помолодела.
– Да, госпожа Минаева решила обратиться к тебе...
Я повернулся к Кулагину спиной, вышел на кухню, вернулся со своим стаканом молока, сел в кресло. Шум воды из душа заставил меня обернуться: судя по всему, пока я ходил за молоком, Алина успела проскользнуть в ванную. В лежавшем на столе большом металлическом шаре, в зависимости от угла зрения, мне было видно то мое собственное отражение, то отражение привезенной Кулагиным заказчицы, то отражение самого Кулагина.
– Геноссе! Вот... – Кулагин нагнулся к кейсу, подцепил его за ручку, поднял, поставил на стол.
– Извините, но моя одежда в ванной. А там занято... – сказал я Минаевой.
Она пожала плечами, и я перевел взгляд на Кулагина.
– Ну?!
– Вот же! – Кулагин положил кейс, нажал на замки. – Здесь – все! По дороге мы с Людмилой говорили о тебе, о том, что ты можешь исправить любые дефекты, что ты не только фотограф, но и ретушер, что ты...
– Понятно, понятно! – сказал я. Кулагин, если его не остановить, мог распинаться часами.
Кулагин обиженно замолчал, а кейс упорно не желал открываться. Мы с Минаевой некоторое время наблюдали за неудачными попытками Кулагина, пока наконец Людмила не достала из сумочки ключи.
– Дайте сюда! – сказала она Кулагину и потянула кейс к себе.
Щелкнули замки, крышка кейса поднялась, из-за нее на стол упал большой черный конверт, углом задевший металлический шар, и шар, медленно набирая скорость, покатился по поверхности стола.
– Хорошо!.. Когда? – отпивая молоко и наблюдая, как все быстрее и быстрее шар приближается к краю, спросил я.
– Послезавтра... К обеду... – прокашлявшись и посмотрев на Минаеву, сказал Кулагин.
Я поймал шар, допил молоко, поставил стакан, взял одной рукой конверт и вытряхнул его содержимое на стол.
Веер из цветных фотографий обнаженных женщин возле, на и внутри шикарных автомобилей заставил меня улыбнуться. Я взял лупу, сквозь нее посмотрел на одну из фотографий, перевел взгляд на Минаеву: одна из женщин, разлегшаяся на капоте "Мерседеса", кажется, была она.
– Очень низкое качество. Испорченные негативы? Переснять нельзя?
– Геноссе! Если бы! – быстро заговорил Кулагин.
– Я могу переснять...
– Спасибо, не надо! – захлопнув крышку кейса, сказала Минаева. – Вы беретесь?
– Я могу переснять, Коля, – сказал я, не обращая внимания на слова Минаевой. – Поеду, если надо ехать, и пересниму. Дешевле выйдет... Это ведь дорогая работа... – Я посмотрел на Минаеву. – Негативы у вас с собой?
– В конверте...
Я достал из большого конверта конверт поменьше и вытряхнул негативы на стол.
– Геноссе, на тебя последняя надежда, – сказал Кулагин. – Клиент приехал из другого города, фирма солидная, средства имеются. Их фотограф плохо высушил негативы. Ну с кем не бывает, верно, геноссе?
– Со мной такого не бывает... – разглядывая негативы, сказал я.
За моей спиной открылась дверь ванной. Я обернулся. Оттуда, в большом, не по росту халате, вышла Алина.
– Коля! – Алина откинула со лба волосы, улыбнулась. – Привет! – Запахнув полы халата, она вошла в спальню и закрыла за собой дверь.
– Я берусь, – сказал я.
Кулагин, не в силах скрыть радость, широко улыбнулся и показал редкие, длинные белые зубы.
– Сколько это будет стоить? – спросила Минаева. Я кивнул на сиявшего Кулагина:
– Это вы обсудите с ним. До свиданья!..
– Геноссе! Я только хотел... – заговорил Кулагин.
– Потом, Коля, потом! – Я взял со стола шар, высоко подбросил и ловко его поймал. – Позвони после трех. Пока!
Я выставил их за дверь, тщательно запер замки, вернулся к столу.
С улицы донеслось, как Кулагин заводит машину. За моей спиной скрипнула дверь спальни. Я оглянулся. Сбросившая халат Алина стояла в проеме двери.
– Я хочу есть и пить, – сказала она.
– Одевайся, – сказал я. – Одевайся и поедем куда-нибудь.
– Что это за шалава?
– Не знаю...
– Колькина?
– Вряд ли... А откуда ты знаешь Кулагина?