Естественно ничего объяснять я не собирался. Я собирался смыться, пока мою физиономию не опознали. Поэтому, не дав раскрыть рта золотому зубу, я тут же предложил солидную сумму. Вот тогда он рот и раскрыл от удивления. И перестал глазеть на меня. Перед его глазами мелькали зелененькие бумажки. Я уже был не нужен.
- Вот это дело! - он дыхнул на меня перегаром. - Вот это я понимаю. Не волнуйся, пацан, сделаем все как нужно.
- И главное вовремя, - я вытащил пачку денег и сунул ему в карман. - Если оправдаешь доверие, столько же получишь потом.
- Оправдаю, оправдаю, ты не кипятись, - он мгновенно пересчитал деньги. И даже протянул мне руку на прощание.
Я попытался сделать вид, что не заметил. Но потом вдруг передумал. Интуиция мне подсказывала, что не протяни я руку, золотой зуб запросто, в один миг может плюнуть на деньги и послать нас ко всем чертям. Я чувствовал, что подобные им, конечно, знали цену деньгам, но не менее они требовали и за себя лично высокую плату. Хотя, наверняка, себя не так уж ценили. Поэтому я наспех пожал ему руку, позвал Смирнову, и слегка подхватив ее под локоть, скоренько стал удаляться.
- Эй, пацан! - крикнул мне в спину золотой зуб. Я похолодел. И оглянулся.
- А все-таки, чего при таких-то бабках ты при такой-то бабе! - он гнусно захихикал, довольный своей шуткой.
Я невольно сжал кулаки. По всем правилам мне следовало ринуться в драку, но мое положение это не позволяло. Меня выручила Смирнова.
- Идемте, Виталий Николаевич, не стоит с ними связываться.
Я сделал вид, что стоит, еще как стоит.
- Ну, я вас прошу, - Смирнова умоляюще на меня посмотрела.
Я облегченно вздохнул. Драться я не собирался. Но, похоже, золотой зуб решительно собирался меня вспомнить. Похоже, он все-таки был болельщиком. И какого черта они все так интересуются хоккеем. Хотя… Судя по золотому зубу, книжки он вряд ли бы читал. И в концертном зале я с трудом мог его представить.
Обратная дорога мне далась гораздо легче. И я понял, что человек может привыкнуть абсолютно ко всему. И к холоду в электричке, и к неудобным грязным сиденьям. Я даже как заправский пассажир занял более удобные места и соизволил хлебнуть остывший кофе из термоса.
- Но ведь у вас нет денег, - робко заметила Надежда Андреевна. - Как вы сможете с ними рассчитаться?
- Не волнуйтесь. Я неплохо в таежных местах зарабатывал.
- Но я должна… Должна как-то с вами рассчитаться. Это все вообще выглядит и странно, и неудобно. С какой стати вы обязаны мне помогать. Совершенно чужому человеку. Чужому…
Я промокнул губы салфеткой и внимательно посмотрел на Смирнову.
- А знаете, вы уже не выглядите такой чужой.
Она слегка покраснела и машинально стала завязывать узел на черном платке.
- Ну, в таком случае… Единственное, что я могу для вас сделать… Это… Вы человек приезжий и необязательно вам платить за квартиру. Это так теперь дорого. Я хочу пригласить вас в свой дом. Вы же видели, есть свободная комната. Кабинет… Моего мужа, - при последних словах ее руки бессильно упали. На концах черного платка виднелись аккуратно завязанные узелки. - Вы можете там остановиться. Я уверена, он был бы только рад. Он умел платить добром за добро.
Добром за добро… Если бы она только на секунду могла представить, какую добрую услугу я оказал ее мужу. Мало того, что убил его, так теперь еще и кабинетик собираюсь прибрать к рукам.
- Спасибо за приглашение, - резко ответил я, но заметив, как она изменилась в лице, смягчил тон и поспешно добавил. - Я подумаю, обязательно подумаю. Просто, вы понимаете, я привык жить один. Свой устав, свои привычки.
- Я понимаю. И все-таки… Мой дом всегда будет для вас открыт. Тем более… Ведь вы собираетесь ознакомиться с его трудами, - она робко на меня посмотрела. Ей так хотелось узнать, читал ли я работы ее мужа.
- Я читал, - ответил я на ее немой вопрос. - Безусловно, не все, в общем, не так много. Но это действительно интересно.
- Вы только скажите правду. Дело в том, что многие называют его мысли не новыми, многие - устарелыми, а большинство - просто ненужными. А как вы думаете?
Я думал и первое, и второе, и третье. Но вслух сказал четвертое. Я сказал, что меня чрезвычайно заинтересовали его труды, но окончательное мнение я скажу лишь после полного с ними ознакомления. И невзначай словил себя на мысли, что моя речь постепенно начинает подстраиваться под лексикон Смирновой. Впрочем, чему удивляться. Уже сколько времени я общаюсь только с ней.
- Кстати, а вы нашли папку? Ну, последнюю его работу?
Она отрицательно покачала головой.
- Как- то странно все. Неправдоподобно. Папка должна быть на месте, я в этом просто уверена.
- Может быть, ее украли?
Смирнова вздрогнула и буквально оцепенела. Похоже, для нее эта мысль показалась чудовищной. И она замахала руками, словно от нее отбиваясь.
- Ну что вы! Виталий Николаевич! Даже думать об этом не смейте! Моего мужа окружали исключительно порядочные люди! Среди них были даже гении!
Я лично тоже сомневался, что порядочные люди и тем более гении могут украсть. Но одолжить на время, особенно если это касалось науки. Почему бы и нет?
- Ну, хорошо, Надежда Андреевна, вы только так не волнуйтесь. Я погорячился. Но ведь вполне допустимо, что ваш муж незадолго до смерти мог сам отдать папку кому-нибудь из своих коллег.
- И это невозможно, - вздохнула она. - Дело в том, что в тот… тот страшный вечер… ну, когда Юра пошел на хоккей… я в общем видела папку в его руках. Он перехватил мой взгляд и спрятал ее в ящик и закрыл его на ключ. Вот так.
- А потом он умер, - вслед за ней вздохнул я, начисто забыв, что явился виновником его смерти.
- Его убили, - тихо поправила меня Смирнова.
- Случайно, - еще тише добавил я и перевел взгляд за окно.
- Но к папке это не имеет никакого отношения.
- А когда он умер, - настойчиво повторил я, - в вашем доме было много народа?
- Сами понимаете, его уважали и конечно пришли с ним попрощаться, - она не выдержала и расплакалась, едва опустив голову на мое плечо. Но тут же встрепенулась. - Извините. Впрочем, не так уж много и пришло попрощаться. Юра был не очень общителен. Скорее замкнут, предпочитал компаниям и гостям наш дом.
"А может быть его просто не сильно любили?" - именно такая мысль пронеслась в моей голове. Мысль, которая не раз меня утешала.
- А вот этот человек, я его краем глаза заметил на похоронах. Такой высокий, красивый… Вы что-то про него говорили. Он вроде бы друг вашего мужа.
- И друг, и враг, - просто ответил Смирнова.
Я невольно вспомнил про Саньку Шмырева. В ответе Смирновой не было ничего нового для понятия дружбы.
- Так друг или враг все-таки? И что перевешивает?
- Полное равновесие, - Смирнова улыбнулась лишь краешками губ. - Он очень много значил для Юры. И Юра для него значил не меньше. Вы, возможно, не успели заметить, но он благополучнее других. Это сразу бросается в глаза. Он - самый успешный из их курса. Они вместе закончили университет. У него вышло много книг, за рубежом в том числе. В общем, вполне удачливая судьба. Но в трудную минуту он всегда бросался нам на помощь. Впрочем, Юрочка тоже не раз его выручал.
- Ну, про друга я все понял. А как на счет врага?
- Это исключительно в науке. Они придерживались кардинально различных точек зрения в психоанализе. Они были абсолютные антагонисты с абсолютно противоположным мировоззрением. И здесь ни один, ни второй не шел на компромисс. Юра был романтик в науке. А Макс - прагматик. Но драки шли исключительно словесные. Только на кафедре. В жизни они обожали друг друга.
- Чего не скажешь о вас, - заключил я.
- С чего вы взяли? - Смирнова напряглась.
- Вы его так хвалите, словно до сих пор извиняетесь перед мужем, что никогда не любили его друга.
- Нет, просто я слишком любила мужа, чтобы любить еще кого-то. Тем более того, кто всегда у него выигрывал, - резко ответила она и тут же сама испугалась своего тона. - А возможно, мне просто не хватало для этого сердца. Впрочем, возможно, вы правы. Возможно, я что-то упустила. Все это время я нахожусь словно в прострации. Поэтому действительно вам стоит поговорить с Максом.
Во-первых, я ни с кем говорить не собирался. Но я заметил удивительное качество этой женщины. Робкая, тихая, почти забитая, она умела поставить вопрос так, что невозможно было отвертеться. Впрочем, в сегодняшнем положении мне за многое приходится отвечать. Тем более мне ничего не стоит познакомиться с этим счастливчиком. Вдруг он сможет успокоить мою бунтующую каплю совести. Одно меня настораживало - и он вполне мог оказаться заядлым болельщиком. И я неосторожно ляпнул.
- Скажите, а он любит хоккей?
Да, этот вопрос был некстати. Смирнова побелела и стала лихорадочно развязывать узелки на черном платке.
- Странный вопрос.
- Да ничего странного, - как можно беззаботнее ответил я. - Просто заядлые болельщики слишком времени тратят на разговоры о спорте. А я терпеть не могу спорт.
- А мой муж любил, хотя говорил об этом мало. Но вы не волнуйтесь, Макс - не болельщик. Он любит спорт исключительно в себе. Прекрасно играет в теннис, прекрасно плавает, каждый день по часу проводит за тренажерами. Но дальше этого любовь не идет. Он слишком много болеет за себя, чтобы болеть еще за кого-то.
Смирнова явно недолюбливала этого Макса. А мне он все больше нравился. И чем-то напоминал меня. Почему люди не любят своих успешных сограждан?… Впрочем, ответ на этот вопрос я очень скоро узнал.