- О бабах небось?
Люциан улыбнулся.
- О чем же еще?
- Это ты зря. От таких мыслей можно и с катушек слететь. Немножко-то ладно, но если часто, клепки рассядутся, и что тогда? Вена в голове может лопнуть. Я-то знаю.
- Да и пускай лопнет.
- Что делать будешь, когда выйдешь? Уже решил?
- Нет.
- А с барехой своей? Неужели в живых оставишь?
- Не хочу сюда снова.
- Боишься? Разок попался и в штаны наложил? А я кое с кем поквитаюсь. Выпущу кишки.
- Опять ведь посадят.
- Нет уж. Этот раз - последний. Надо с одним свидетелем рассчитаться. Сработаю по-тихому. Заманю его в лесок за Прагой. Выпьем, закусим, побеседуем по душам. А потом скажу: "Вот и пришло твое время, братишка. Молись, потому как пора тебе к Богу отправляться". И перо под ребра.
- Найдут тебя.
- Не найдут! А если и заподозрят, как докажут? Ты, граф, боишься, что тебя бить будут. Тебе дадут пинка под зад, ты отца родного сдашь. А я не боюсь. Меня не расколют.
- Все равно заметут.
- Это ерунда. Они не имеют права долго держать. Мы кодекс получше адвокатов знаем. У нас свой закон. Если парень стучит, его быстренько на тот свет отправляют. Понял?
- Брось ты. Эта месть тебе слишком дорого обойдется.
- Ха! Проповедник нашелся. А зачем сам-то скок залепил у Ходзинского? Зачем тебе столько блядей надо было? Так что все, теперь ты один из нас.
- Нет, Кулак. Неохота мне все легкие за решеткой выхаркать.
- Что делать будешь?
- Уеду.
- Куда? А жить на что?
- Найдем чем заняться.
- И чем же? Кому ты нужен? У тебя ручки нежные, ничего не умеешь. Куда ты ехать собрался, к черту на рога?
- На Корсику или на Сицилию. А может, и в Калифорнию.
- И что там?
- Землю купим и дом.
- Зачем тебе земля? Носом, что ли, пахать ее будешь?
- Там апельсины растут. Пахать не надо. Если есть сотни две деревьев, только собирай урожай да продавай. На жизнь хватит.
- Ну да, ну да… Размечтался ты, братишка. Кто тебя там ждет? Ехали в Америку на пароходе триста поляков, из них тридцать один по дороге помер. В газетах писали. В еде черви завелись. Их даже не похоронили по-христиански. В воду побросали рыбам на корм.
- Какая разница, кто тебя после смерти жрать будет, черви или рыбы?
- А тех, кто доехал, отправляют уголек копать. Бывает, обвал в шахте, или от газа задыхаются. Я хоть и неграмотный, знаю, что к чему. Там сейчас кризис, вот так это называется.
- Все лучше, чем гнить тут.
Кулак задумался.
- А мне, по-твоему, хорошо? Каждый день - как год. Судья в помиловании отказал. Ему-то говорить легко, а попробовал бы он сам посидеть. Особенно в такую жару. Эх, на речку бы сейчас, искупаться. Я и саженками плавать умею, и по-лягушачьи, и на спине, и как хочешь. Или пива бы пару кружек. Собачья жизнь! Лежишь на нарах, а в голову всякие мысли лезут. Слушай, шляхтич, спросить тебя хочу.
- Что?
- Ты в Бога веришь?
- Абсолютно не верю.
- А кто ж тогда этот чертов мир создал?
4
У стены трое заключенных играли в очко. Колода была крапленая. Денег у парней не было, и они играли в долг, ставили на кон то, что заработают, когда выйдут на свободу. Один умело перетасовал засаленные карты, развернул их веером, потом дал другому снять и раздал ловко, как фокусник. Войцех вполглаза следил за игрой и подсказывал, когда пасовать, но вскоре ему это надоело, он сплюнул и повернулся к Люциану.
- Эй ты, маменькин сынок!
Люциан не ответил.
- Слышь, паныч хренов!
Люциан молчал.
- Тебе говорю, философ сраный!
Люциан приподнял голову.
- Чего надо?
- Я вот тебя спросил: кто этот вшивый мир создал?
- Никто.
- Но кто-то же должен был его создать?
- Кто, например?
- Ну, скажем, Бог.
- А кто тогда Бога создал?
- Да, верно. Выходит, все само собой появилось. А все-таки, откуда взялось небо, птички и все остальное говно? А душа как же? Ее тоже нет?
- Тоже нет.
- А тогда чем человек лучше быка? Почему человека нельзя убить?
- Он лучше тем, что у быков нет полицейских, судов, прокуроров. Одного быка режут, а другие спокойно стоят и едят траву. А люди, если одного убить, сразу всполошатся. Разве что войну начать, тогда можно резать друг друга, как свиней. Как, например, генерал Скобелев татар.
- Хорошо сказал. Ну а твои помещики мало, что ли, мужиков до смерти запороли? А убийцы - мы. Слушай, что бы ты сделал, если бы у тебя была такая микстурка: выпил и стал самым сильным человеком на свете?
- А что я должен сделать?
- Отомстил бы?
- Кому? Нет. Я бы только кацапов прогнал и в Польше порядок навел.
- Сколько баб взял бы себе?
- Сколько смог бы.
- Ты веришь, что у еврейского царя Соломона была тысяча жен?
- Вполне возможно.
- А зачем? Мне бы двенадцати хватило. Чтобы каждый месяц новая. Помещичьих дочек взял бы, самых красивых. Полек, француженок, русских парочку. Дочку генерал-губернатора взял бы. Его жена орала бы, а я бы ей по морде, потом связал бы их, и пусть лежат и смотрят, что я с их дочкой делаю.
- Ну, ты и скотина!
- А ты бы что сделал?
- На острове поселился бы.
- На острове? Один?
- С двумя негритянками.
- Почему с негритянками?
- С рабынями.
- Чем тебе белые не подходят?
- Не люблю людей.
- А черные что, не люди?
- Наполовину обезьяны.
- Странный ты, граф, странный. Что ж тебя гнетет, а?
- Скучно мне.
- Всегда?
- Всегда.
- И дворника со скуки убил?
- Выходит, так.
- Неужели не можешь себе какую забаву найти, чтобы развеселиться?
- Боюсь, что нет.
- Ты любил когда-нибудь?
- Женщину? Нет. За что любить кусок мяса с глазами? Каждая только о себе думает.
- Ну а ты о себе не думаешь?
- Я себя ненавижу.
- Да, ты настоящий граф. Жил один помещик в Полесье, и все ему опротивело. Было у него имение - в карты проиграл, была жена, красивая, как Мадонна, - он ее продал, а деньги пропил. А когда остался без гроша, заперся в амбаре и поджег его изнутри. Мужики попытались его спасти, так он в них из пистолета стал стрелять, никто и подойти не смог. Так и сгорел.
- Ненавижу огонь.
- А воду любишь?
- Да, в море бы прыгнул. Сперва напился бы допьяна, потом привязал бы камень на шею, и бултых!
- До моря, граф, далеко.
- Не очень.
- А что ты так помереть хочешь? Моя бабушка, царство ей небесное, говорила: могила не убежит. Вот лежу я здесь, и тоска берет, но могу с тобой поболтать. В карцере уж на что паскудно, но и там можно хоть языком пощелкать. Хочешь выстрел услышать? Чок!.. Четыре года - это немало, но свобода ближе с каждым днем.
- И смерть тоже.
- Эх, что-то ты совсем невеселый. Может, все-таки есть Бог?
- А если и есть, то что?
- Да ничего, просто… Бывает, сдается мне, что ты один из нас, но все же ты граф, помещик. Зачем же ты от своих панов ушел, а?
- Надоели они мне.
- Почему надоели?
- Потому что эгоисты. Только и умеют, что хвастаться своим геройством. Продали Польшу. За что людей любить? Человек - или дурак, или сволочь, или и то и другое.
- Нельзя же всех ненавидеть. Надо, чтоб хоть два-три надежных друга было. Вот я, к примеру. Есть у меня дюжина шлюх, я сижу тут, за решеткой, а мои денежки для меня откладывают. У меня мать старая, но она не нуждается, ей всё приносят. А почему? А потому что друзья. Надо, братишка, хоть кому-то доверять.
- А любовницы твои? Думаешь, и они тебе верны?
- Заткнись лучше!
- Вот видишь, сомневаешься.
- Я все знаю. И со всеми рассчитаюсь. За добро - добром, за зло - злом. А ты из-за своей спеси в грязь зарылся, как жаба. Чуть что не по-твоему, сразу злиться начинаешь, как старая панна. Пусть я простой хлоп, но тебя насквозь вижу. Жаль мне тебя, плохо ты кончишь.
- И как, по-твоему?
- Не знаю. Но твоя гордость тебя погубит. Попадешь в западню и не вырвешься. Слушай, а чего политические хотят? Что им от царя-то надо? Не может же он за каждым стойковым уследить. Ему бумагу положили на стол - он подписал. За что его убили?
- Им тоже скучно.
- Игра у них такая, царей убивать? Все не могут быть богатыми, кто-то и говно убирать должен… Ничего, братец, выше нос! Будет и на нашей улице праздник. Пока не умрешь, может, сам еще судьей станешь… Ладно, вздремну-ка я чуток…
Войцех Кулак отвернулся к стене и вскоре захрапел.