Дишка Цудеклу не понравилась, она показалась ему слишком толстой. Но здесь была и другая девушка, ее младшая сестра по имени Ханеле. У Ханеле было белое личико, веселые глаза и вьющиеся волосы. Когда она улыбалась, у нее появлялись ямочки на щеках. Она была выше и подвижнее сестры. Ханеле тоже смущалась, но при этом поддразнивала других, и Малкеле уже не раз повторила, что пожалуется отцу. Она напомнила Ханеле, что та как-никак младшая дочь, как говорится, "выскребок". Женщины якобы секретничали, но так, чтобы Цудекл все слышал. Они немножко красовались перед ним, показывали свои знания законов и святого языка. Выбранив Ханеле, Малкеле поцеловала ее в чепчик.
- Сперва Дишку, а потом, даст Бог, и тебя пристроим.
- Мама, ну что ты!
- Гляньте только, как покраснела!
- Ничего я не покраснела!.. - И Ханеле высунула кончик розового язычка.
- А ну, тихо! - прикрикнул реб Исруэл.
- Свекор опять проигрывает?
- С этим парнем шутки плохи, хорошо соображает.
- Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы! - сплюнула Малкеле.
- Да, тут уже ничего не поделаешь, - протянул реб Исруэл, глядя на доску.
- Еще можно спасти партию, - возразил Цудекл. - Если реб Исруэл хочет, я покажу.
- И как же? Ну, покажи.
Реб Исруэл и Цудекл поменялись местами. Казалось бы, для белых позиция была безнадежной, и Цудекл напряженно думал, накручивая на палец пейсу, но через несколько ходов отыграл-таки ладью. Зрители не смогли сдержать восторга. Женщины смеялись и падали друг дружке в объятья. Реб Исруэл поднял седые брови.
- Тут все против меня! Полон дом врагов. Куда же лучше королем отойти?
- А где тут король? Это? - спросила Ханеле.
- Это ферзь, - объяснил Цудекл.
- Ферзь? А королева где?
- Ферзь - это и есть королева.
- А чем она от короля отличается?
- Король больше, и у него корона.
- У королевы тоже корона.
- Но не в шахматах.
- Долго ты будешь мне мешать, коза? - рассердился реб Исруэл. - Корона-шморона, королева-шморолева. Как же походить-то? С этим парнем лучше не играть.
- Дедушка, можно, я тебя поцелую?
Реб Исруэл строго посмотрел на внучку.
- Потом! Разбаловалась тут!
- Нет, дедушка, сейчас!
- Малкеле, убери ее с глаз моих.
- Один разочек!
- Потом, я сказал!
- Ну пожалуйста.
- Нет.
- Вредный!
И Ханеле, подскочив к деду, принялась целовать его в лоб, щеки и седую бороду. Она чуть не опрокинула доску. Женщины смеялись до слез. Одна фигура упала, Цудекл наклонился и поднял ее с пола. Реб Исруэл встал.
- Не могу я играть, когда так шумно.
- Реб Исруэл сдается?
- А что, есть выбор?
Вошла служанка Кайла.
- Цудекл, тебя бабушка зовет.
- Иду!
Иска-Темерл сидела над книгой, на носу очки, в руке платочек. На столике стояли графинчик вина и поднос с нарезанным бисквитом.
- Бабушка, звала?
- Садись.
- Бабушка, что случилось?
- Цудекл, ты не должен сидеть в гостиной с женщинами.
- Мы с реб Исруэлом в шахматы играли.
- Реб Исруэл у себя дома. Ты сын ребе, у нас полно недоброжелателей, им только дай повод что-нибудь сказать…
- Но я же ничего не сделал.
- Все равно так нельзя. Твой отец - маршиновский ребе… Не перебивай! Хочу у тебя кое-что спросить.
- Что, бабушка?
- Тебя сговаривают с Дишкой, старшей. Что ты об этом думаешь?
- Не знаю.
- Цудекл, твой отец, дай ему Бог здоровья, великий человек, но он немного не от мира сего. Твоя мать еще слишком молода, она ненамного тебя самого старше. Ты у меня умница, чтоб не сглазить. Понравилась тебе Дишка или нет? Говори смело. Я никому не скажу.
- Младшая, кажется, поумнее…
И Цудекл покраснел до ушей. Иска-Темерл кивнула головой.
- Что ж, ты прав. И покрасивее. Не хочу грешить, но Дишка уж очень толстая.
- А сколько лет младшей?
- Ханеле? Твоя ровесница.
Цудекл посмотрел на бабку большими черными глазами.
- Да, бабушка, - сказал он, немного помолчав.
- Ну, сокровище мое, иди-ка позанимайся. Никто тебе плохого не сделает, бабка не позволит…
Глава IV
1
Варшавская пресса во всех подробностях расписала преступление Люциана: и как он пытался обокрасть Ходзинского, и как привел Касю к Бобровской, и как потом оставил жену и детей посреди праздничной трапезы. Фелиция чувствовала, что ей осталось недолго. Человеческие несчастья - хлеб газетных писак, вот они и старались вовсю, не брезгуя даже ложью. Старинный польский род был опозорен. Фелиция спрашивала себя: неужели это христианская страна? Все радовались ее унижению: полицейские, следователь, прокурор и даже прислуга, которую Фелиция кормила и одевала. Марьян терял пациентов. Хелена писала из Замостья, что детям стыдно появляться в гимназии. Фелиция целыми днями плакала, запершись в будуаре. Она стала ходить в другой костел, где ее никто не знал, и часами, преклонив перед Богородицей колени, изливала свою несчастную душу.
Аппетит и сон пропали, Фелиция стала вялой и апатичной. Марьян пичкал ее лекарствами, но от них становилось только хуже. Он и сам заметно похудел, ссутулился. Ему пришлось раздать адвокатам авансы и оплатить похороны дворника. Заработок упал, накопления подходили к концу. Фелиция считала, что ее смерть будет для мужа освобождением, и просила Бога скорее забрать ее к Себе. Ведь она, Фелиция, только мешает Марьяну. Она слишком слаба, чтобы удовлетворять его мужские потребности, она не может родить. И теперь она так его скомпрометировала. Фелиция была готова уступить место какой-нибудь молодой и красивой женщине, которая сделает Марьяна счастливым.
Иногда Фелиции казалось, что конец уже близок. Она лежала в кровати и не могла пошевелиться. То дремала, то, вздрогнув, просыпалась, потом опять засыпала. Ей снились кошмары, она видела то дьявола, то ангела. Ей являлись покойные родители; за ней гнались демоны; она слышала шорох крыльев и пение ангельского хора и видела небесное сияние. Фелиция улыбалась во сне. Как глуп человек! Он страшится того, что навсегда избавляет от страданий. Душа начинает жить только после смерти. Фелиции хотелось освободиться как можно скорее. Она просила Марьяна купить для нее место на кладбище и заказать гроб и памятник. Каждый раз, когда ей становилось немного хуже и начинала кружиться голова, она велела позвать священника. В любую минуту она была готова исповедаться, но Марьян говорил:
- Что ты, любимая? Ты ведь поправляешься, тебе лучше с каждым днем…
И он приносил ей чашку бульона или давал пригубить коньяку.
Марьян оказался прав. Бог не захотел забрать Фелицию к Себе. Сначала она отсыпалась после бессонных ночей, потом вернулся аппетит. Фелиция нашла ответ на мучившую ее загадку. Теперь она знала, зачем живет на свете. Вдруг ее осенило; она должна стать матерью и детям Люциана, и детям убитого дворника. Что с ними будет, если Фелиция умрет? Не будет же Марьян всю жизнь платить за преступление своего непутевого шурина.
Ответ был так прост, что Фелиция удивлялась, почему не нашла его раньше. Не иначе как ее душа спала летаргическим сном.
Жизнь обрела смысл. Фелиция преодолела стыд и пришла к Войцеховой, вдове дворника. В первый раз женщина чуть не набросилась на Фелицию с кулаками. "Убирайся! - кричала она. - Пошла вон, сестра убийцы!" Войцехова даже спустила на Фелицию собаку и пригрозила поленом.
Фелиция приносила подарки, но их выбрасывали. Когда она шла через двор, соседки выкрикивали ей в спину проклятия. Фелиция почти сдалась, но подумала: "А как поступил бы в таком случае Иисус? Что сделал бы святой Франциск? Неужели они не устояли бы перед недобрым словом?" Фелиция твердо решила, что пройдет испытание до конца. Она вымаливала у сирот прощение, приносила деньги и одежду, даже пыталась помогать Войцеховой стирать белье. Первой ее простила вдова, потом удалось примириться с детьми. Кто бы мог подумать, что Фелиция одержит победу? Даже собака, бессловесная тварь, теперь к ней ластилась, лизала туфли и виляла хвостом.
Процесс длился полтора года. За это время Фелиция как следует одела детей Войцеховой, младших пристроила в школу, старшим сыновьям нашла мастера, который взялся обучать их ремеслу, дочерям нашла хорошие места в приличных домах. Сначала Марьян посмеивался над женой, называл ее дурочкой и притворщицей. Он не признавал филантропии. Реформы - вот что необходимо! Благотворительность - это ерунда. Нужно заставить правительство создать демократические институты и ввести всеобщее равноправие. Но Фелиция смогла повлиять на Марьяна Завадского. Его взгляды изменились, он даже стал помогать жене. Фелиция не ограничивалась семьей дворника, но старалась делать что-нибудь и для Болека, незаконного сына Люциана. Но здесь она наткнулась на непреодолимое препятствие. Бобровская взяла Касю и ребенка под свое покровительство, Кася с сыном переехали к ней. Бобровская наотрез отказалась иметь дело с сестрой Люциана, графской дочкой. У Бобровской были свои планы.