Стефан Лама был невысок, но все же гораздо выше Миреле, коренаст и темноволос, с карими, как у еврея, глазами, хотя он был чистый славянин. Он коротко, по-солдатски, стриг круглую голову, скулы у него были острые, выступающие, верхняя губа прикрывала нижнюю. Говорил Стефан Лама медленно, низким, грудным голосом. Он тщательно выговаривал польские твердые и мягкие согласные, как учитель гимназии. Хотя Стефан рассказывал о себе очень мало, было известно, что он учился в семинарии и собирался стать священником. Он происходил из старинного шляхетского рода, а как-то раз упомянул, что у него была гувернантка-француженка. Миреле пару раз приходила к нему в мансарду на Длугой, и эти визиты произвели на нее сильнейшее впечатление. Все стены его комнаты были увешаны полками с книгами, в основном научными. Спал Стефан на походной кровати, под голову клал подушку, набитую сеном, и укрывался конской попоной. Железную печку он топил редко, а ел черный хлеб с черствым сыром. Непонятно было, почему при таком скудном питании он столь силен. Сумку с литерами, которую Миреле еле донесла, он легко поднял одной рукой, словно пустую. Суровое солдатское лицо, мощная шея - все говорило о немалой силе. Он указал Миреле на стул и угостил ее яблоком. В комнате стоял глобус, на стене висела карта, как в школе. Стефан Лама глядел Миреле прямо в глаза, и его взгляд был одновременно властным и нежным. Стефан говорил, что система, построенная на эксплуатации, должна рухнуть. Капитализм сам подрывает свой фундамент. Банда помещиков, царских подхалимов и попов не может вечно держать в повиновении десятки миллионов рабочих и крестьян, на которых стоит мир. Народ запугивают Богом и адом, но нет ни Бога, ни дьявола, это старые сказки для глупых детей. Лама процитировал Карла Маркса, что религия - опиум для народа. Он рассказал, что в Германии нашли способ определять химический состав далеких звезд, и оказалось, они состоят из тех же элементов, что и наша Земля.
Миреле нечего было ответить, ей оставалось только молчать и слушать, как школьнице. Она стеснялась даже откусить кусочек яблока. "Как он живет? Что делает, о чем думает, когда он один? - спрашивала она себя. - Он должен быть счастлив, совершенно счастлив…" Здесь все выглядело очень важным, значительным: каждая полка, каждый том, каждая половица и даже старый, поцарапанный чайник. В окошко были видны крыши, голубятни, фабричные трубы. Отсюда мир представлялся светлым, огромным и загадочным. Какое же нужно воображение, какие знания, чтобы его постичь?! Даже мухи, ползавшие по карте и глобусу, казались Миреле не обычными насекомыми, но странными, мыслящими созданиями…
И вот Стефан Лама сказал Миреле, что типография почти готова. У него есть шрифт и оборудование, которое он то ли попросил, то ли приказал Миреле спрятать у себя дома, но не там, где она живет сейчас. Нужно снять другое жилье. Стефан добавил, что Миреле должна научиться набирать или хотя бы нажимать на педаль. И вдруг сказал такое, что у Миреле чуть сердце не остановилось: "ради общего дела" они будут жить вместе, чтобы их принимали за мужа и жену.
Глава III
1
Маршиновские хасиды, те, что жили в Варшаве, давно поговаривали, что пора бы реб Йойхенену приехать в их город. Все великие ребе, гурский, александровский, коцкий, иногда приезжают в Варшаву. Правда, это хасиды должны ездить к ребе, а не наоборот, но если праведник собирается в Варшаву - это другое дело. Сотни евреев встречают его на вокзале, он останавливается у какого-нибудь богача, его приезд - это, можно сказать, праздник, а заодно и хороший укол образованным. И ведь дядя реб Йойхенена реб Шимен уже не раз приезжал, старается перетянуть на свою сторону тех, кто побогаче. Сейчас не то время, когда хасиды пешком приходили в Маршинов. Нужно противостоять разбушевавшейся Гаскале, держаться друг за друга. При этом к гурскому ребе стягивается все больше народу, он уже породнился со всеми богачами и даже занимается торговлей. Если другие ребе будут и дальше жить по старинке, Гур скоро захватит все. Вот маршиновские хасиды и пытались завлечь своего ребе в Варшаву. Но реб Йойхенен не поддавался. Что ему там делать? Зачем отвлекаться от Торы? Он никогда не был в большом городе, но его и не тянуло. Ребе знал, что в Варшаве полно просвещенцев, а коли так, зачем идти по пути злодеев и сидеть в собрании насмешников? В Варшаву надо ехать поездом, а реб Йойхенен не любил поездов. В Маршинове были слышны гудки далеких паровозов и шипение пара, ветер доносил до местечка едкий, вонючий дым. Ребе до сих пор не мог избавиться от подозрения, что машины приводит в движение колдовство или нечистая сила. Ну, пусть не колдовство, но все же чувствуется в них злое начало. К чему эта спешка? Зачем пытаться подчинить себе силы, которые не принадлежат человеку? Реб Йойхенен слышал о воздушном шаре, об увеличительных стеклах и телескопах, через которые видно, что происходит на Луне, о холодном огне под названием электричество. Но ведь подобные фокусы уже были. Было поколение, которое пыталось построить башню до неба, а сегодняшнее поколение пытается участвовать в сотворении мира. У тех перемешались языки, у теперешних перемешались мозги. Знания приводят к безверию. Во всем, что происходит, надо видеть величие Всевышнего, а человек думает, что может всего добиться своим умом, отбрасывает веру и начинает поклоняться сам себе, как фараон, царь египетский. Все эти поезда, газеты, воздушные шары и театры нужны лишь для того, чтобы гневить Господа и доказывать, что мир развивается по законам природы. Все это создано для грешников, а не для праведников.
А если так, зачем искать на свою голову приключений? Реб Йойхенен прекрасно знал, что такое поездка в Варшаву. Евреи бросят торговлю, чтобы его встретить и воздать ему неподобающие почести. Он остановится у какого-нибудь богача, будет есть его хлеб и спать в его кровати, пока жена и дети хозяина не начнут проявлять недовольство. Реб Йойхенен слышал, что творится, когда в Варшаву приезжает гурский. Сразу собирается столько хасидов, что по улице не пройти. Солдаты разгоняют толпу, бьют евреев. Хасиды рвутся в дом, где он останавливается, а прислуга их не пускает. Это унижение для бедняков и святотатство, да еще на глазах у христиан. Нет, не хотелось реб Йойхенену ехать в большой город. Варшавские хасиды приглашали на свадьбу, обрезание, праздник или выкуп первенца, а реб Йойхенен отказывался выполнить заповедь. Он придерживался правила: сиди и ничего не делай - так лучше.
Но в конце концов у него не осталось выбора. Его сын Цудекл оказался очень способным к учению. У парня был настолько острый ум, что иногда родителям даже становилось страшно. В восемь лет Цудекл уже сам изучал Талмуд, в одиннадцать знал "Пней Иешуа", "Циюн ленефеш хая" и комментарии Магарама Шифа. Цудекл сам, не посоветовавшись с отцом, начал вести переписку с величайшими раввинами, и они отвечали ему как равному. Его называли книжником, мудрецом и гордостью Израиля. Но способности Цудекла проявлялись и в другом. Среди книг он отыскал древнееврейскую грамматику и проштудировал ее за одну ночь. Достиг он успехов и в математике. За одну минуту Цудекл мог сделать такой расчет, на который опытному бухгалтеру понадобилось бы не меньше часа. Один молодой хасид показал ему, как ходят шахматные фигуры, и вскоре Цудекл стал обыгрывать лучших шахматистов Маршинова. Ребе прятал от сына философские сочинения, но тот находил другие книги. Он все схватывал на лету. Цудекл даже попросил отца заниматься с ним каббалой. Реб Йойхенен встревожился не на шутку. Он знал, что светские науки до добра не доводят, и потом, чем более велик человек, тем более велико в нем злое начало. Осталось одно: женить сына, и как можно скорее. Парню уже идет пятнадцатый год. Реб Йойхенен опасался, как бы не оказалось слишком поздно. Надо было поступить, как делали в старину: найти сыну невесту, когда ему было одиннадцать лет.
И тут Цудеклу как раз нашли невесту. В Варшаве жил старый маршиновский хасид, реб Исруэл Вальден, виноторговец и автор нескольких религиозных сочинений. Его сын, реб Ешайя Вальден, вел оптовую торговлю импортным вином и ликерами, а также лососем, сардинами и икрой. У него покупала вся шляхта. Сам реб Ешайя никогда не пробовал своих деликатесов, хотя все они были кошерные. Его сыновья и зятья постоянно ездили в Маршинов. У него было две незамужние дочери. Старшей, Дишке, было семнадцать, младшая, Ханеле, была ровесницей Цудекла. Многие хасиды в Варшаве отдавали девочек в школу, но реб Ешайя нанял для дочек учителя и учительницу, которые приходили к нему домой.