Он подготовил второй снаряд.
Через секунду после броска они услышали тяжелый звук пролившейся воды.
- Вот теперь - в точку! - похвалил Крылов.
- Ты перевел что-нибудь? - напомнил ему артиллерист.
- Сложный текст, - вздохнул Андрюха. - Понимаю только первые два слова: "Уважаемые господа!". А что потом, неясно.
- Ну, это мы целый год будем сидеть! - заметил Фет. - А кто еще, кроме тебя, знает английский?
- Сын дяди Стасика, - сказал Крылов. - Он точно переведет.
- Я к ним не вхож. Как его зовут-то?
- Пашкой, что ли. Но это можно выяснить!
- Тогда я пойду, - вздохнул Фет и забрал у Андрюхи злополучное письмо. - Пока!
- Давай! - Крылов открыл перед ним дверь. - К Пашке иди. Он сможет!
Фет возвратился в свою квартиру в тяжелом сомнении.
Хотел пройти в комнату, но понял, что мама закрыла дверь на замок, когда повезла Лешека в больницу.
- Можешь прилечь у меня, - сказала Ксения Васильевна.
Фет, почувствовав усталость и опустошение, молчаливо согласился.
Он машинально снял тапочки, вступив на темно-красный соседский ковер. Сервант с хрусталем и маленькими сувенирными бутылочками из-под вина, которые стояли тогда в каждой московской квартире, фотографии многочисленных родственников в рамках, узкий диван с круглыми валиками, на нем ложились валетом, если гость оставался ночевать. И над всем этим великолепием - розовый абажур с синими цветами.
- А книги? Книги где? - спросил Фет, потому что к подобному не привык, в их комнатке повсюду стояли в обнимку Ремарк и Хемингуэй.
- Книги собирают пыль, - объяснила Ксения Васильевна.
Это была ее коронная фраза, от которой маму обычно колотила истерика. Второй по значимости фразой соседки являлась: "Возьмите эти пирожки себе, а то я их все равно выброшу!". Так она угощала соседей выпечкой. Фету было до лампочки, он запихивал пирожки за обе щеки, а насчет Ремарка, который только пыль собирал, думал точно так же, как и Ксения Васильевна. Маму же передергивало от подобной бестактности, на пирожки она смотрела с сомнением, а Ремарка иногда протирала кухонной тряпкой.
- Включить тебе музыку? Ты ведь музыку любишь? - спросила тетя Ксеша. - Ты ложись, а музыка пусть играет!
Соседка взбила подушку и откинула покрывало.
Поставила на радиолу матовую пластинку.
- Джама-а-айка! - запел детский пронзительный голос. - Джама-а-айка!
Это нудил Робертино Лоретти, залетевший в московские квартиры в одном комплекте с декоративными бутылочками вина. Если ты не имел Лоретти и бутылочек, то москвичом не считался.
- А можно чего-нибудь другое? - спросил Фет, чувствуя, что сейчас сблевнет.
Он ненавидел итальянского карапуза. Этот мальчик был не только сладок, он был приторен, как патока. Рядом с ним Фету всегда представлялись жирные дяденьки, которые оглаживают певчика по бокам и высасывают его, как леденец.
- А зачем другое? - пробасила Ксения Васильевна. - Он такой трогательный… такой лиричный!
Она села рядом, и Фет заиндевел. Тепло от ее халата прожгло ему солнечное сплетение.
- А-а-а-ве Мари-и-я! - вывел медоточивый Робертино, и толстые дяденьки поставили мальчика на стол, чтобы было лучше слышно.
Песня нравилась Фету. Мешали только короткие штанишки на исполнителе, их хотелось измазать мазутом.
- Мне плохо! - сказал вдруг Фет.
И не соврал.
- Что такое? - встрепенулась тетя Ксеша.
- Здесь! - и он показал на сердце.
Испугавшаяся соседка сделала Робертино потише и быстро накапала Фету валерьянки.
Мальчик предчувствовал, что итальянские теноры заполнят скоро музыкальное пространство планеты. С одного из них, толстого, как бочка, будет все время литься пот, а другой, слепой, как летучая мышь, запоет всякую эстрадную лабуду.
- С этим надо что-то делать! - пробормотал Фет, выпивая валерьянку. Закрывать к чертовой бабушке!
И он откинулся в изнеможении на подушку.
Эротическое напряжение прошло. Певчик затопил его своей патокой.
Открылась входная дверь, и квартиру наполнил шум вошедших разгоряченных людей.
Ксения Васильевна выглянула в коридор.
- А Федя? Где Федя? - услышал Фет истерический голос мамы.
- Он у меня, - призналась тетя Ксеша.
- Что он у вас делает? А ну марш домой! - и мама просунула в дверь возмущенное лицо.
Но Фет уже был на ногах. Выскочил пулей из приютившего его алькова и, промчавшись мимо отчима, врубил магнитофон "Комета". Из динамиков раздался ор и грохот - это было мощное противоядие той лирической гадости, которой накормила его соседка. Теноры залегли в окопах, и некоторые из них уже не встали.
- А чего у Лешека? - спросил Фет маму. - Действительно, у него сломано ребро?
- Только трещина, - сказала мама.
- Жалко!
- Жалеет, - пробормотал Лешек, входя в комнату. - Жалеет он меня! Дзенькуе тебе, сынок!
На губах его по-прежнему играла неопределенная улыбка. Но Фет не стал выяснять ее причину.
На следующее утро он встал на вахту в соседнем подъезде, где жил дядя Стасик.
Фет никогда раньше не общался с Пашкой, не подходил к нему, более того, когда встречался, отводил глаза и не здоровался. Если бы мальчика спросили о причинах такого странного поведения, он бы не смог ничего объяснить, а только руками развел. Пашка был другой, ходил в другую школу, общался с другими детьми и жил в отдельной квартире. В будущем он станет известным киноактером и погибнет на съемках какой-то детективной муры, пережив отца на несколько лет.
Но туман времени не был открыт Фету, он ждал Пашку, не предполагая, что это будет их первая и последняя встреча.
Пашка вышел из квартиры в голубых хлопковых штанах, простроченных желтой ниткой. Их тогда называли "техасы", и только через год пронесется в народе сладкое слово "джинсы". Пределом мечтаний станет индийский "Милтонс", за которым будут давиться в многочасовых очередях ГУМа. А в начале семидесятых придут из закрытого для простых смертных валютного магазина "Березка" итальянские "Супер Райфл" по семьдесят рублей за штуку, если перевести их официальную цену на язык советского фарцовщика. А на Пашке был даже не "Супер Райфл", а целый "Вранглер" новой модели "Блю бел". В общем, социальная пропасть между людьми была уже тогда непреодолимой.
- Я к тебе, - пробормотал Фет, не здороваясь.
- А-а… - Павел с интересом уставился на Фета. - Чего надо?
- Ты английский сечешь?
- Немного, - важно ответил Пашка. - А ты ведь из этой группы, "Перпетуум мобиле", ведь так?
- Бас-гитара, - подтвердил Фет, гордясь своей популярностью. - Мне тут письмо из Лондона прислали. Надо перевести.
И он сунул обладателю "техасов" злополучный конверт.
- Так… Интересно, интересно! - пробормотал переводчик, близоруко сощурившись.
Чувствовалось, что он уже что-то понял и что-то просек.
- Откуда взял?
- Говорю тебе, прислали!
- М-да! Ну, это работа непростая, возьму домой. Там покумекаю!
- Да ты, наверное, в английском и не рубишь! - воскликнул в сердцах Фет.
Ему очень не хотелось расставаться с драгоценным письмом.
Пашка важно посмотрел на него.
- Ты знаешь, что значит слово "ковбой"? - спросил он.
Фет решил промолчать и не встревать в опасный спор.
- "Коу" - это корова. А "бой" - это мальчик, - объяснил Павел, демонстрируя свое знание языка. - Получается "мальчик-корова", - вот что это такое!
- А что такое "мальчик-корова"? Его корова, что ли, родила? - не сдержался Фет.
Пашка замялся.
- Выходит, что так, - вынужденно согласился он.
И здесь едкий Фет решил дожать ситуацию.
- А знаешь, что значит слово "рододендрон"?
Павел отрицательно мотнул головой.
- Это значит: "не кидай понты, а то загашу!".
Слово "рододендрон" Фет почерпнул из сказки про Винни Пуха, которую читала ему когда-то вслух мама, покуда Фет уплетал манную кашу. Оно было самым длинным из его лексического словаря.
Жалея смятого в омлет Пашку, сказал:
- Суток тебе хватит, чтоб разобраться?
Сын дяди Стасика смущенно кивнул.
- Завтра в это же время! - и Фет горделиво, вразвалочку, как настоящий ковбой, начал спускаться вниз по лестнице.
Но мальчик, рожденный коровой, конечно же, блефовал. Салун закрылся на переучет, патроны в кольте кончились, и кожаное седло на полудиком мустанге истерлось до дыр. Фет был уверен, что русского перевода злополучного письма он дождется к зиме, когда вольные прерии оденутся в сугробы, а коровьи мальчики вымрут от переохлаждения.
Но он ошибся. Развязка оказалась почти молниеносной и последовала через несколько часов, к ночи того же трудного дня. С тех пор Фет вывел для себя один из непреложных законов - чем больше мытарств при подготовке чего-либо, тем событие созревает быстрее, и следствия падают на голову, как наполненный водой ландрасик.
Вечером он увидел дома свое письмо.
Оно лежало на столе. В руках у мамы находилась китайская автоматическая ручка с вделанным внутри нее миниатюрным аквариумом, - там плавала искусственная золотая рыбка, выпуская изо рта пузырь воздуха. Мама обдумывала какое-то послание, которое она собиралась писать, заглядывая в англоязычный текст. Китайская ручка поставила лишь заголовок "В секретариат…" и подчеркнула его жирной изогнутой линией. Дальше дело не шло.
- Откуда у тебя мое письмо?! - ужаснулся Фет.
- Станислав Львович принес… - объяснила мама, задумчиво глядя в темное окно.
- Ну да, - догадался Фет. - Ну да… Понимаю!