- Ты что себе позволяешь? - сказал он глухо. - Это тебе ведь не писсуар, не ванная! Это храм искусства, черт побери! Мы здесь рубим колоссальные бабки! Если не можешь сдерживаться, то ходи с горшочком! В следующий раз…
Но Маккартни не докончил свою нотацию. Потому что в лицо его ударила струя той же жидкости. Леннон держал в руках маленькую клизму и обильно оросил из нее своего знаменитого партнера.
Джордж снова захохотал и попытался вырвать клизму из рук Леннона. Тот опрокинул Харрисона на спину. Сцепившись и награждая друг друга тумаками, они покатились по полу студии.
- Пошлый клоун! - сказал Пол, вытираясь носовым платком.
- Согласен, - ответил из угла Леннон, тяжело дыша.
- Я, кажется, нащупал в твоей поганой лягушке кое-что… Вот, послушай!
Маккартни присел к фортепьяно и наиграл пришедший в голову мотив.
В это время долго крепившийся в рубке ассистент вышел из своего стеклянного укрытия. В руке его виднелись бутерброды, завернутые в целлофан. Наверное, какая-нибудь заботливая мама сунула их в сумку перед уходом сына в ночную смену.
Леннон жадно схватил их и, развернув, смачно откусил.
- Бледнолицый брат! - страстно произнес он с набитым ртом. - Спасибо тебе, бледнолицый брат! Джон Большое Яйцо будет служить тебе верой и правдой!
Встал на колени и поцеловал ботинок ассистента. Тот, покраснев, как девица, попятился к своей кабине.
- Ты будешь работать или нет? - терпеливо спросил Маккартни.
- Через пять минут, - спокойно ответил Джон.
Он дожевал бутерброд, смахнул носовым платком крошки с подбородка и присел на стул рядом с Маккартни:
- Теперь я готов!
- Тогда слушай, что получилось!
И Пол быстро наиграл ему "лягушку".
- Текст - дерьмо, - кратко сообщил Леннон.
- Но ведь это твой текст, Джонни!
- Нет, Буга. Моего текста ты еще не видел!
Леннон схватил ручку и бумагу, заранее приготовленные в студии, начал быстро писать какие-то крючки, обозначавшие буквы…
- …лягушка и бульдог должны быть одним лицом, - процедил он сквозь зубы. - И называется он - бульдоляг. Бульдоляг, мокнущий под дождем… Эй, бульдоляг!
Ручка его быстро ставила неудобочитаемые знаки…
- Ножички на лапах оставь, - попросил Харрисон. - Хорошо ведь!
Джон кивнул.
- Какая рифма на бульдоляг?
- Приляг, - предположил Джордж.
- Дурак, - сказал Маккартни.
- Напряг… А! Не надо никаких рифм! Кто теперь пишет в рифму? отмахнулся от своих же мыслей Леннон, продолжая марать бумагу.
- И про что все это, Джоннио? - поинтересовался вдруг Пол с тоской.
- Про одиночество, Буга, про одиночество… Бульдолягу мне нечем помочь, и он мне ничем не поможет… Только облает сдуру.
- Годится, - бросил Маккартни. - Сыграем?
Джон положил нарисованный текст на пюпитр.
Схватил гитару и начал нервно настраивать ее, крутя и перетягивая колки. Пол на фортепьяно сыграл ему "соль", потом "ми"… И Джордж продублировал звуки на своей гитаре.
- Ну, с Богом, - сказал Джон. - Неужели получится?
Маккартни тряхнул своими черными, чисто вымытыми волосами, борясь с волнением. В самом деле, неужели получится? Опять? Из ничего? Из дури?..
Он бравурно заиграл интродукцию на фоно, как если б нырял в ледяную воду. Харрисон тут же продублировал ее на соло-гитаре. Включенный неотрегулированный усилитель его инструмента загудел, как реактивный самолет. Но это только подбавило масла в огонь. Леннон фальцетом заорал так, будто перед крещендо не было, да и не могло быть априори никаких дольче и модерато…
Бульдоляг, ты мокнешь один под ливнем,
а я отмокаю себе под душем!
Энергия и хаос, слившись в едином порыве, грозили смести студию к чертовой матери. Наверное, на Эбби-Роуд в этот поздний час лопались покрышки и глохли моторы проезжавших мимо случайных машин.
В это время в студию проскользнул длинноволосый носатый человек, похожий на цыгана. Тараща голубые глаза и приоткрыв рот, он с удивлением услышал музыкальный шум, который производили трое его друзей. Легко читаемый ритм этого шума прошил мгновенно его мозг, как электрический разряд.
Вошедший бросился к ударной установке и без подготовки, не разбираясь, что к чему, оглушительно вдарил по всем барабанам сразу. Это уже было непереносимо. Леннон, вздрогнув, пустил голосом петуха и перестал играть. За ним остановились двое других. Однако ударник продолжал лупить по барабанам и тарелкам своего "Людвика". Чувствовалось, что музыки он не слышит и слушать не желает. Для него был важен полученный импульс, который зарядил его основательно и мощно.
- Ты что шумишь? - строго спросил Маккартни в микрофон.
Ударник от повелительного тона мастера очнулся и перестал стучать. Последним жалобно звякнул под его левой ступней хет-чарльстон.
- Я? Ничего. А что, не надо было?
- Я бы на твоем месте поостерегся, - сообщил Леннон, вынимая изо рта жевательную резинку и прилепляя ее к своим же каракулям.
- Ну, я не знаю, - пробормотал ударник, - мне же надо когда-то играть, ведь так?
- Вот в этом и весь вопрос, Рич. Надо ли тебе играть? - иезуитским тоном спросил Пол. - Ты ведь еще не знаешь, что играть. Не разобрался. Не врубился. А уже лупишь в там-тамы и пляшешь у костра. А ведь ничего еще не ясно…
- Тело священника еще не разделано, - подтвердил Леннон.
- И мы еще не знаем. Может, здесь вообще не будет ударных? Может, это будет легкая пьеска, прелюдия в стиле Баха? - продолжал пытать Маккартни.
- Ну, я тогда вообще играть отказываюсь, - сообщил Рич, услышав имя Баха.
- Проконтролируй! - холодно приказал Пол Харрисону.
Джордж подошел к обиженному ударнику, у которого нос от расстройства еще больше распух, нежно взял за руку и прошептал, как девице, на ухо:
- А не хочешь ли ты, Рич, перекурить со мной в коридоре?
- Хочу, - охотно откликнулся тот. - А эти что? Курить не будут?
- Эти уже накурились, - сообщил Харрисон. - Теперь добавят колес - и готово дело!
- Что ж. Курить так курить, - покорно согласился ударник.
Джордж, обнимая его за талию, вывел в коридор.
- Ну как тебе лягушка? - спросил Маккартни, когда они остались одни. Понравилась?
- Я не знаю, - неожиданно серьезно сказал Леннон. - Не уверен.
- Тогда, может быть, прослушаешь мою? - И Пол, не дожидаясь ответа, сыграл партнеру песню про домохозяйку, с которой до этого знакомил Харрисона.
После того, как отзвучал последний аккорд, возникла долгая напряженная пауза. Но Маккартни взял себя в руки и все-таки дождался, чтобы Леннон нарушил ее первым.
- Это - явный хит, - неохотно признался Джон. - Только все равно… отдает халтурой!
- Почему же?
- Ты скрываешься. Таишься. Какая-то домашняя хозяйка! Какое она имеет отношение к твоей душе? А что там у тебя внутри, неясно. А только это, по-моему, цепляет.
- А твой бульдоляг имеет отношение к твоей душе? - с обидой спросил Пол.
- Нет, - коротко ответил Леннон.
- Значит, не будем записывать?
- Будем. Потому что нет ничего другого…
Пол встал из-за фортепьяно и потянулся, разминая суставы. В лопатках его затрещали свалявшиеся крылья.
- А я тебе давно говорил! Давно предупреждал!
- Что ты говорил? - окрысился Джон.
- А то. Нужны новые формы! Мы давно выросли из трусов милой песенки! Куплет, припев, куплет, проигрыш. Сколько можно? С самоката нужно пересаживаться хотя бы на велосипед!
- Для велосипеда нужно иметь хотя бы две ноги, - неопределенно сказал Леннон, устремившись мутным взглядом поверх головы партнера.
- Пойми, от нас все ждут очередного прорыва! Давай напишем оперу.
- Чего? - промычал Леннон, хлопая ресницами.
- Ну, мюзикл, на худой конец! Что ты кипятишься? - потерял терпение Пол. - Я же не заставляю тебя играть Равеля!
- Спасибо, брат! Спасибо, что этого еврея ты оставил при себе!
- Заткнись! - почти ласково сказал Маккартни.
- Это ты заткнись, Пол! Ты заткнись! - заорал Леннон с неожиданной страстью. - Не Равель нужен, не Бах или другой гнойный пидор! Нужно наше время и наши проблемы! Несчастная душа человеческая, которую измудохали эти подонки, - политики и военные!
- Хорошо, хорошо, - пошел на попятный Пол, потому что больше всего в жизни опасался скандалов и драк. - Пропусти Равеля через электричество, и я соглашусь!
- Не буду я пропускать Равеля через электричество! - нахохлился Джон. - Я лучше городской фольклор пропущу через электричество!
- Городской фольклор!.. Ты и такие слова знаешь? Не ожидал!
Маккартни взял в руки четырехструнный "Хофнер" и начал настраивать его, чтобы успокоиться и прекратить ненужный разговор, который лично ему грозил только одним - ударом в челюсть.
Однако до бокса дело не дошло. Джон вдруг интимно положил свою голову на плечо партнеру и сладко прошептал:
- А скажи мне, Полли, только искренно! Сколько тактов из Стравинского или Равеля ты запомнил при первом прослушивании?
Маккартни хмыкнул и решил не врать.
- То-то и оно. Здесь и зарыта бабушка, как говорил один внучок. Я не могу их слушать. Скучно! Музыка для критиков. И нужно быть величайшим мотом, чтобы в угоду консерваторским придуркам сделать из рок-н-ролла песок!
- Да не собираюсь я делать никакого песка! - начал оправдываться Маккартни.
- Да, рок - дебилен и прост, как математическая формула. Но в этой формуле - весь современный мир.
- У тебя по математике, кстати, всегда был "неуд"… - напомнил Пол.
Но Леннон уже не мог остановиться.