* * *
…Главное было – правильно начать знакомство с Парижем. Светлана и Марина начали правильно. С Богом отпустив своих туристов вместе с гидом по достопамятным местам города их мечты, сами они уверенной поступью подошли к ближайшему уличному кафе и заказали бутылочку красного вина, "Кодду", кажется. Сели под пестрым зонтиком, вытянули слегка затекшие в дороге ноги…
О, это было отлично придумано! Вообще все было отлично. И то, что Света в дорогу надела черненькие джинсы, черный джемпер и удобные мягкие ботиночки без каблуков, и то, что с утра зарядил мелкий, редкий, очень приятный дождик, и то, что вместо экскурсии они решили таскаться исключительно там, куда упадет их заискрившийся под действием легкого вина любознательный взор.
Не однажды бывавшая в Париже Марина сначала зачастила было названиями улиц, какими-то историческими и литературными ретроспекциями… "Не надо, Марин. Давай так походим, посмотрим", – сказала ей Света.
Не надо. Ей вполне достаточно было смотреть на камни старых улиц и бликующие окна современных авангардных зданий, украдкой разглядывать патлатых и стриженых, стильных и грациозных парней и девушек, слушать музыку малопонятной французской речи… Высокая рыжеволосая девушка в черном тоже привлекала взоры, особенно на Монмартре. "Моментальный портрет, мадемуазель!" – переводила Марина. "Мадемуазель" улыбалась в ответ и качала головой. Хотя ей очень давно хотелось иметь именно "моментальный портрет", на котором, не успев подготовиться, она получилась бы… Какой? Такой, чтобы, посмотрев на себя со стороны, могла понять – какая она. Чего ждет от жизни. И, может быть, что будет?…
Они с Маринкой и не заметили, неторопливо расхаживая по старому городу, как время перевалило за полдень. Почему-то усталость совсем не ощущалась. Разве что хотелось где-то подольше посидеть…
И тут Светлану осенило: "Марина, ведь здесь же есть корпункт нашей газеты! Давай позвоним!" С парижским собкором Света была знакома – однажды встречались в редакции. При знакомстве симпатичный и очень коммуникабельный парень Дима активно выказывал ей всяческие знаки внимания, а потом, при расставании, очень насмешил приглашением: "Будешь в Париже – заходи…"
Димин телефон, к счастью, оказался в одной из записных книжек, взятых с собой. "У аппарата", – бодро откликнулся Дмитрий на звонок неведомого абонента, высветившегося на определителе. "Твое приглашение еще в силе?" – спросила Света, поздоровавшись, но не представляясь. "О! Светлана Викторовна! Солнце глаз моих! Девушка моей мечты! – закричал не на шутку обрадованный сюрпризным звонком Дмитрий. – Все мои прошлые и будущие приглашения, предложения, притязания и приставания в страшной силе! Ты где?" – "Мы где, Марин?" – спросила Света у подруги и повторила ее ответ в трубку. "Стойте на месте! Это совсем рядом!.."
Ну зачем стоять, когда можно расположиться за ближайшим столиком ближайшего кафе?…
Дима пришел минут через двадцать и не один. Высокий молодой мужчина, кажется, с ног до головы увешанный фотоаппаратурой, который шел с ним в ногу, не доходя десяти метров по направлению простертой руки Дмитрия, остановился, быстрым профессиональным движением вскинул свой "Canon" и навел на сидящих за столиком красивых молодых женщин объектив. "Canon" с готовностью зажужжал и щелкнул…
Вернувшись домой, Марина и Света долго рассматривали эту первую фотографию. Марина наклонила темноволосую голову к отливающему рубином бокалу, и вот сейчас, через мгновение, ее улыбка станет смехом. А у Светланы приподняты брови и чуть-чуть приоткрыт рот. "Ты что, удивилась?" – спросила Марина, вглядываясь в Светино лицо на фото. "Нет, я, по-моему, обрадовалась", – ответила Света. И убрала фотографию в сумочку. Она все-таки получила свой "моментальный портрет".
* * *
Этот портрет был одним из великого множества, сделанных в Париже Александром.
Так звали московского фотохудожника, старого собкоровского друга. Сам Дмитрий называл его при этом так разнообразно, что Свете моментами хотелось оглядеться: не присоединился ли к их четверке еще кто-то. "Сандерс! – окликал Дима друга. – А ну, запечатли нас!"
Через пять минут уже слышалось: "Санек, глянь-ка!" Потом: "Сашка… Сандро… Сандрелли…" Апофеозом прозвучало: "Сандвич!.."
Немногословный Димкин друг улыбался на добродушные подколки, прищуривал красивые серые глаза, послушно щелкал своими двумя или тремя крутыми фотоаппаратами.
Под бурным руководством Дмитрия они успели так много в этот первый день в Париже! Плавали по Сене на небольшом катере, потом, изменив своим "антиэкскурсионным" планам, облазили Нотр-Дам, потом метнулись в Версаль. Как без Версаля?… Там Александр сделал целую "фотосессию", попросив Свету попозировать. "Я назову ее "Черный принц", – сказал он Светлане.
Конечно, это было очень красиво. Рыжая Светка, одетая и в самом деле, как "черный принц" Гамлет, Александр, зорко следящий за ее меняющимся, как погода, лицом. Он так интересно двигался, бережно и надежно держа в руках свой фотоаппарат: то осторожно, как охотник, преследующий дичь, то стремительно, как танцующий перед взбешенным быком матадор…
Ему пришло в голову, что для одного фото нужно "подсветить" Светке глаза. Ни секунды не задумываясь, стянул через голову свой джемпер, потом – майку… Дима и Марина встали рядом со Светкой на колени, растянув его белую майку так, что она бросила отблеск на лицо, и глаза в самом деле засияли!
Когда он одевался, Света заметила небольшой звездчатый шрам на спине, справа, чуть выше лопатки. Ничего не сказала: она знала, от чего бывают именно такие шрамы…
…Целый день то сияло солнце, то шел небольшой дождик. Света то доставала, то снова прятала зонт.
"Вот, это – честная парижская погода, – удовлетворенно констатировал Дима, подхватывая Свету под руку и пристраиваясь под ее черным большим зонтом. – Когда в ясном небе светит солнце, мне кажется, что я в Касабланке. А Париж – это дождичек, туман, серенькое небо…"
Александр улыбался, слушая Димкин треп. Он тоже был в Касабланке. Вообще, много где побывал за свои тридцать девять лет. Просто не умел вот так, как Димка, весело и беззаботно "клеить" понравившуюся ему женщину.
А эта женщина ему очень понравилась. Он фотографировал и ее симпатичную подругу, но тут было другое. Светлану он фотографировал так, как если бы фото оставались не на пленке, а только в его памяти.
Вино и фрукты – это, конечно, здорово, но уже хотелось чего-то посущественней. Стало темнеть…
"Я тут одно кафе знаю семейное, недалеко от Лувра, пошли?" – спросил у компании Александр. И они двинулись в путь…
* * *
Гроза уже давно кончилась.
А Света продолжала свой неторопливый рассказ. Она говорила то оживленно, весело, со смехом, с такими знакомыми с юности, забавными гримасками, то, наоборот, погружаясь в непонятную печаль. Впрочем, чего тут непонятного? Вот уж печаль-то ее понять было легче легкого…