Жека до этого боя молился Богу, прося о своей защите, но в этот раз он обратился к нему с отчаянными вопросами: "Почему так? Почему страдают невинные? Почему молодые становятся калеками? Зачем эта никому не нужная война? Что эти ребята сделали Богу плохого? Почему, чем религиознее душман, тем он более жесток? Объясни мне, Бог, почему все это происходит? Зачем тебе наши страдания? Почему я именно здесь, и Саулюс, и Зубин? И я вот не пострадал, а они, хорошие ребята, которых ждут любимые девушки, родители, и они хорошо учились. Я хочу знать – почему? И еще хочу что-то сделать, чтобы этого никогда не повторялось…"
Они вернулись на базу. Настроение у всех было очень тяжелое. Им дали два дня на восстановление, 15 новых солдат, недавно прибывших из учебки, должны были заменить выбывших. Прапорщик принес спирт, чтобы помянуть погибших, и все напились, кроме Пархомина – тот никогда не пил и не курил и не поощрял это. Он считал, что эти вредные привычки делают человека рабом и болезненным во всех отношениях. Но на этот раз он не вмешивался, так как почти не выходил из каптерки и был занят множеством дел.
* * *
Через два дня они получили задание: закрепиться на высоте и докладывать обо всех передвижениях противника, стараясь не вступать в бой. Это была заброшенная деревенька. Они заняли там позиции. Уже на следующий вечер несколько душманов попытались войти в деревню, но, когда они приблизились, по ним открыли огонь: двое были убиты, а один скрылся. Было понятно, что это разведка и что душманы теперь о них знают.
И действительно, рано утром их начали обстреливать. Завязался серьезный бой. Пархомин взял Жеку, еще двух опытных бойцов, радиста, и они перебрались в пустой дом, который был на возвышении и в стороне. Оттуда был лучший вид для обстрела наступавших душманов и для командования боем.
Пархомин приказал им занять позицию, беречь патроны, стрелять наверняка. Им пообещали подкрепление, но проходили часы, а его все не было. Позднее выяснилось, что этим утром были сбиты два вертолета и практически уничтожена автоколонна. Они отстреливались, но потихоньку их брали в кольцо.
Душманы наступали мелкими перебежками, при постоянной огневой поддержке пулеметов, которые очень затрудняли ведение боя. Видно было, что это опытные воины.
В "их" доме практически не было крыши, и один душман, которому удалось незаметно приблизиться к ним, бросил гранату…
В этом месте рассказа Жека покраснел, закрыл глаза и сказал: "Я раньше слышал рассказы очевидцев подобных событий и что в такие моменты идет обострение и замедление всего происходящего, так и было со мной: все вдруг начало происходить как в замедленной съемке".
…Душманы наступали с восточной и южной сторон, солнце очень слепило, и вдруг что-то мелькнуло. Жека посмотрел наверх и увидел: медленно летит граната, она летела в сторону чуть ближе к Пархомину. Я смотрел, как она крутится в воздухе и медленно падает. Огромный страх сковал Жеку, буквально вся его жизнь промелькнула перед глазами, и он понял, что вот она – смерть…
Он видел, что ничего особенного не сделал, что жизнь прошла совершенно бесполезно. Ему было страшно. Мгновения текли замедленно, и все для него остановилось. Он посмотрел на гранату, на Пархомина. Тот что-то кричал радисту и вдруг заметил гранату. Жека увидел, что в его глазах мелькнул сильнейший испуг, но лишь на мгновение, затем – сожаление. Он мельком бросил взгляд на глиняную перегородку в укрытии, у него был еще шанс спастись, но у двоих других – Жеки и пулеметчика – не было бы ни малейшей, даже теоретической возможности выжить. Более того, если бы граната разорвалась, то она завалила бы тех, кто был за глиняной, довольно тонкой стенкой, в другой комнате.
Оставалось только одно решение. Взгляд Пархомина стал очень ясным, четким, и он бросился на эту гранату. Жека несколько раз повторил: "Я это очень ясно помню. Все происходило как при замедленной съемке".
Как в игре регби, Пархомин схватил эту гранату и упал с ней под небольшой стол, деревянный, очень простой, но прочный стол. Когда он успел прокричать: "Ложись!", Жека и Ручников, родом из Рязанской области, повалились на пол и закрыли голову, как их учили, и в это время раздался оглушительный взрыв. Они практически не пострадали, просто на какое-то время оглохли. Немного погодя они увидели, что в небе что-то мелькает – это были вертолеты, которые подавили наступающих душманов. Прибыло подкрепление, и они были спасены.
Дальше для Жеки все было как в тумане. Он понимал, что Пархомин спас их от верной смерти ценой собственной жизни. Саперы из прибывшего подкрепления заминировали деревню, и всем было приказано вернуться на базу. Когда они вернулись в часть, раненые, те, кого доставили на вертолете, сказали, что один погиб, но его невозможно было забрать, потому что его тело было практически разорвано, и это должен был быть или радист, или командир. Никто не хотел даже и предполагать, что это Пархомин, когда же выяснилось, чье это тело, то все сняли шлемы, и многие солдаты откровенно плакали, что было удивительно.
Старший лейтенант Семенко, солдаты его звали просто "Сема", "шакал Сема", не стесняясь, плакал и простонал: "Как вы не уберегли, скоты…" И выругался.
Семенко дружил с Пархоминым. Когда он впервые прибыл в часть, начался минометный обстрел, в штабе сидели двое: один сержант – помощник дежурного по части и его друг – начальник караула, они должны были демобилизоваться через пару недель. Увидев, что молодой "лейтеха" идет к штабу и начался обстрел, они начали кричать ему по громкой связи: "Лейтенант Семенко, пригнитесь, срочно пригнитесь! Упадите, вам сказали. Вам что, жить не хочется?"
Они смеялись над ним, это была мертвая зона, туда не могли попасть осколки снарядов, но они развлекались: "Пригнитесь! Ползите! Прикройте голову и ползите". Когда лейтенант в буквальном смысле заполз в управление батальона, он понял, что над ним посмеялись, и был бессилен против опытных сержантов, тем более что он из другого подразделения. И в этот момент появился Пархомин и обрушил на них свой гнев: "Что, издеваетесь?! Смелые стали? Уже полгода, как в штабе сидите. Я вас завтра же на задание отправлю, пойдете колонну с топливом прикрывать со мной, поговорю с комбатом насчет вас". Побледнев, они стали извиняться, и было чего испугаться, ведь оставалось всего две недели до приказа, и мыслями они были уже дома, а Пархомин имел привычку выполнять свои обещания.
Потом Пархомин направился к лейтенанту, обнял его и сказал: "Да не переживай. Тут все бывает. Все вначале боятся. Главное, смог ли ты преодолеть страх". Он как-то просто и по-человечески его поддержал, ничего особенно и не сказав. Этот лейтенант через какое-то время тоже заслужил уважение солдат, потому что хорошо водил группы. За несколько боев ему дали даже орден Красной Звезды и звание старшего лейтенанта всего через полгода. Через год он уже был достаточно опытен, над ним уже никто не смеялся, но он помнил те слова поддержки: "Не переживай. Тут все боятся. Главное, смог ли ты преодолеть страх…"