– Братья поселяне, подойдите ближе, – начал священник. – Что вы прячетесь в темноте? Настал день когда Святой Карапет, Тарон, нахарары, князья, священнослужители и народ наш, преисполненные великой надежды, смотрят на гору Сасун. Вот вам кондак из великого монастыря, – он поднял руку и показал собравшимся пергаментный свиток, опечатанный множеством печатей. – Если я прочту его, то вы все равно не поймете, но содержание его всем нам знакомо. Это старая история. Более ста лет уже, как проклятые арабы вторглись в наши раввины и истребляют наш народ. Если бы не благословение Святого Карапета и заступничество Просветителя, в наших равнинах не осталось бы ни одного христианина, имя армян стерлось бы с лица Таронской земли. Но велика сила Христова, и если сегодня арабы вторгаются в наши земли, истребляют и уводят в плен армян, то назавтра армяне сходят с гор, истребляют их и берут обратно наши ущелья. Никто из них не спасается. Но что толку? Этот проклятый народ через некоторое время снова идет на нас с еще большей яростью. А армянин должен терпеть это насилие до тех пор, пока не перельется чаша терпения. Тогда уже, не в силах вынести этого, он из хилого ягненка превращается в льва. Горы и долы вопиют, армяне поднимаются, даже мертвые словно воскресают, и равнины наши покрываются трупами неверных. Уже полтораста лет мы играем в эту игру. Им не надоело брать нас в плен и истреблять, а нам – убивать и уничтожать их. Но воля божья сбудется, Святой Карапет проявит свою мощь и придаст нам сил, дабы навсегда истребить этих нечестивцев. Вы знаете, братья и дети мои, что наш князь Багарат ездил к этому неверному арабу, который называл себя нашим другом, клялся своим пророком и своей верой, что не нанесет ему вреда. И знаете, что произошло? Он изменил своей клятве, ибо пророк его был лживым, а вера – безбожием. Багарата, его семью, детей – всех он заковал в цепи и отправил в Аравию, а сам остался в Муше и греет сейчас свои дряхлые кости в княжеском дворце князя Багарата, понося ежечасно нашу веру. И это все на виду у Святого Карапета. Бог этого не простит, не оставит без возмездия. Доколе же нам спать? Сасунцы никогда не боялись холода и не им сейчас отчаиваться. Если солнечные лучи придают силы нечестивым арабам, то холод должен бодрить и придавать силы армянам. Подумайте же, братья-поселяне, что нам надо делать, и решайтесь, ибо время не терпит, Святой Карапет в опасности!
По окончании проповеди священника глухой ропот поднялся в землянке. Каждый говорил с соседом, но никто не повышал голоса. Казалось ни у кого не хватало смелости говорить об этом прямо.
Наконец какой-то юноша воскликнул:
– Почему все только шепчутся и никто не заговорит громко? Где брат Овнан? Почему же он молчит? Каково его мнение? Если и ему нечего сказать, то нам здесь делать нечего. Разойдемся тогда по своим домам.
– Ты бы, парень, помолчал, – пригрозил ему какой-то старик. – Тебя только тут не хватало!
– Брат Мыкир, не сердись, парень прав.
– Где Овнан? Овнан!.. Овнан!.. – вскричали разом со всех сторон.
И вот из темноты отделился и прошел вперед мужчина лет сорока, среднего роста, с широким обветренным и обожженным солнцем лицом. Его темные глаза сверкали, как стрелы, они, казалось, проникали до глубины человеческого сердца и видели все насквозь.
Овнан был вооружен не только копьем, как все сасунцы, к поясу его был пристегнут и обоюдоострый меч.
– Говори, Овнан, говори! – закричали все. И когда шум утих, Овнан заговорил:
– Слушай меня, о народ Хута! Если вы хотите спасти монастырь Святого Карапета от проклятых арабов, если вы хотите отомстить за князя Багарата, не теряйте же субботы Святого Саркиса, не сидите сложа руки. Кто знает, возможно, этот буран и последний. Покуда арабы, эти исчадия ада, застывшие и онемевшие от холода, сидят в домах наших несчастных горожан, покуда эти нечестивцы греются еще у наших очагов, нам надо напасть на них. Слава богу, мы люди крепкие, холод и жара нам нипочем. Если вы спрашиваете меня, когда нам напасть на город, то я вам скажу: незамедлительно, сейчас, в этот мороз и буран. За четыре часа мы дойдем до Муша и ворвемся в город, когда разбойники будут еще крепко спать предрассветным сном. А когда мы войдем в город, совесть подскажет каждому, что надо делать. Я кончил.
Наступило глубокое молчание. Наконец священник счел своим долгом спросить.
– Братец Овнан, есть ли у тебя сведения о расположении арабов, об их аилах, раз ты так смело говоришь?
– Как не быть. И двух часов нет, как я вернулся домой. С того дня, как эти нечестивцы взяли князя Багарата в плен, у меня нет ни минуты покоя. Я был повсюду, осмотрел все, искал выхода, как его освободить. Взяв с собой около тридцати человек, я восемь дней подряд шел следом за неприятелем, но, увидев, что все наши усилия пропадут даром, а мои храбрецы зря погибнут, – повернул назад. Я был у монастыря Святого Апостола и видел, что делается в городе. Эти безбожники беспечно и спокойно сидят в Муше. Что им? Ведь Тарон стал кладбищем, никого не осталось в живых. Если бы утром со мной было человек пятьсот, ни один из этих разбойников не спасся бы от нас.
– Ну, ребята, чего же мы стоим? Идем! Идем! Овнан нас поведет! Идем! – крикнул один из горцев.
– Идем! Идем!.. – подхватила призыв и загудела толпа, теснившаяся в землянке и на дворе.
Глава вторая
Народ
Снег валил не переставая, буран свирепствовал, и людям нелегко было выйти в эту пору из домов. Поэтому, когда после полуночи у села Сарасеп, неподалеку от Муша, собралось около тысячи человек, вооруженных копьями, Овнан не стал больше ждать и повел их за собой, скользя по снегу на деревянных лыжах, издавна применяющихся местными горцами.
Он приметил, что ветер дует в спину, и это немного облегчало ужасающе трудный поход, а мысль, что они скоро встретятся с вражескими войсками, и надежда на победу еще больше поднимала дух воинов. Весь Сасун знал, что Овнан не знает усталости, что он никогда не падает духом, ничего не боится, и поэтому сейчас, скользя впереди отряда, он уверенно вел людей за собой. По древнему обычаю, шагая по снегу, передние из них постепенно отставали, а задние проходили вперед, как делают журавли в перелетах.
Луна, время от времени появляясь из-за облаков, тускло освещала снег, и все темные предметы вырисовывались отчетливее.
Отряд молча продолжал продвигаться. Часы текли. Ночь близилась к концу и рассвет был недалек, когда предводитель отряда неожиданно остановился и все стали за ним не понимая, что случилось.
Овнан увидел на дороге необычный снежный холм, и первой его мыслью было разбросать его. Он воткнул копье в снег, но почувствовал сопротивление. Раздались чьи-то крики, лошадиное фырканье, лязг оружия, и из-под разбросанного снега вышли четверо мужчин с лошадьми.
– Кто вы такие? Друзья или враги? – сурово спросил Овнан.
Ему громким смехом ответил самый высокий из мужчин.
– Ха, ха, ха! Если бы мы не были друзьями, вы думаете, мы жили бы в эту чу́дную погоду в этом розовом саду или ждали встречи с вами под этим снежным шатром?
– Шутить не время! – сказал Овнан. – Что вы тут делаете?
– Это я должен спросить, что вы тут делаете, тем более, что я имею больше прав, так как вы разрушили наш дом и, возможно, даже избавили от смерти, ибо никому неизвестно, сколько еще будет идти этот снег… Но вас, друзья, довольно много. Куда вы направляетесь в этот буран? На свадьбу или на дружеский пир? Храбрые сасунцы, как известно, никогда не расстаются со своим оружием.
– Да, мы идем на свадьбу, князь Гурген, – сказал Овнан, разглядев, наконец, высокого мужчину. – И чтобы не терять времени и стать соучастниками нашего веселья, соблаговолите и вы присоединиться к нам.
– Куда вы идете, братцы? – спросил негромко и серьезно князь.
– В Муш.
– Мы далеко от него?
– Осталось несколько шагов, я боюсь рассвета, как бы сыны Исмаила не увидели нас.
– Я сам с трудом различаю тебя, где этим нечестивцам разглядеть что-нибудь.
Овнам не ответил ему и зашагал быстрее уверенный, что князь Гурген, укрывшийся от бурана под снегом со своими всадниками, присоединится к ним, ибо он понял, что отряд Овнана идет против врагов армянского народа и армянской веры.
Наконец зоркие глаза Овнана разглядели высокий купол Мушской церкви, построенной в центре города князем Багаратом. Он остановился и разбил свой отряд на три части. Одна из них под его предводительством должна была вступить в город с юга, другая – с востока, а третья, обогнув город, – войти с северо-запада.
Так они и напали на Муш с трех сторон. Когда в городе раздались громкие, воинственные крики сасунцев, арабы потеряли голову и, увидев себя окруженными неприятелем, с отчаянными воплями разбежались по городу. Пленные армяне, получив свободу, приветствовали горцев радостными возгласами.