- Понятно, - сказала я.
- Не сомневаюсь, ты тоже мне безумно благодарна.
- Не вижу повода для сарказма, Сара.
- О, неужели я говорила с сарказмом? Я не хотела этого, Джейн. С сомнением - да… но, в конце концов, это ведь твоя жизнь.
- Ты права. Это действительно моя жизнь. Благодарю тебя за добрые пожелания.
Вечером, когда Тео вернулся домой, я спросила, для чего нужно трезвонить на всех углах о том, что я беременна.
- Ты хочешь сказать, тебя смущает, что мы…
- Да нет. Просто… если что-то пойдет не так… вдруг я не доношу ребенка?..
- Но этого не случится.
- Надеюсь, что нет.
- Тогда что за беда? Что я, не могу поделиться с людьми своей радостью? А то, что именно Сара нас с тобой познакомила…
- Проблема не в этом.
- А в чем же проблема?
- Просто я на взводе, вот и все.
- Все будет отлично, - утешил Тео меня, обнимая за плечи.
- Конечно, - вздохнула я.
- И пора нам начать обдумывать мой переезд сюда, к тебе.
Последняя фраза не явилась неожиданностью. Как только я сообщила Тео, что беременна, стало понятно, что рано или поздно нам предстоит обсудить, как жить семьей. И так как моя квартира была намного просторнее…
- С учетом того, что спальня у тебя только одна, а твой кабинет в алькове, видимо, придется переоборудовать в детскую, мне довольно трудно будет втиснуть сюда весь свой скарб. Так, может, я буду приезжать сюда на ночь, а работать у себя?
Скажу честно, такое предложение вызвало у меня вздох облегчения. Оно означало, что изменения в моей жизни будут не слишком серьезными и у нас обоих останется какое-то личное пространство. Если брак моих родителей чему-то меня и научил, так это ощущению западни, в которую способна загнать людей затянувшаяся взаимная зависимость. Какой же молодец Тео - почувствовал, что мы оба только выиграем, имея этот спасительный вариант, возможность проводить какую-то часть времени порознь.
- Мне кажется, это очень правильно и по-взрослому… спасибо, что ты это предложил, - искренне поблагодарила я.
Через несколько дней после этого разговора Тео одолжил у знакомого микроавтобус и утром появился с первой порцией своих пожитков: стандартной коллекцией футболок и джинсов, кожаной курткой, двумя парами черных высоких кроссовок "Конверс", нижним бельем и носками. Все это аккуратно разместилось в симпатичном комоде, который я купила специально для него. Потом Тео притащил эспрессо-кофейник и особый вакуумный контейнер из нержавейки, в котором хранился его кофе "Лавацца". После этого он решил заново упорядочить всю мою библиотеку. И все переставил по-новому на кухонных полках. И закрепил цементом угол в душе, где никак не хотели держаться плитки. И счел, что прихожая будет выглядеть лучше, если в ней отциклевать пол. И..
- Когда ты дойдешь до того, что начнешь гладить мое белье, - предупредила я, - я сбегу.
На это Тео расхохотался, после чего подверг тотальной реорганизации мой чулан и починил все текущие краны.
- Что это на тебя нашло? - спросила я. - Раньше я как-то не замечала у тебя страсти к работе по дому.
- У меня наконец появился дом, стоящий того, чтобы его улучшить. Ты не возражаешь, надеюсь?
Я не возражала, потому что Тео был не из тех безумцев, которые гоняются с микроскопом за пылинками и устраивают сцены, если полотенце в ванной висит неровно. Но если я вдруг забывала разобраться с грязным бельем или оставляла в раковине немытую посуду… вуаля! Мистер Чистюля мигом брался за дело, и вскоре все сияло чистотой.
- Скажи спасибо, что тебе достался мужик, который не чурается подобных забот, - отреагировала Кристи, когда я позвонила ей с работы и рассказала о начале совместной жизни. - Это ведь означает, что ты ему и в самом деле небезразлична. Кстати, ты как, по утрам все еще обнимаешься с унитазом?
Нет, на самом деле утреннее нездоровье давно уже оставило меня. Ему на смену пришли приступы дикого зуда. Наблюдающая меня акушерка объяснила, что это так часто бывает во время беременности, и снабдила меня мазью, которая оказалась эффективной и сняла это ужасное ощущение, будто под кожей сучат лапками тысячи клопов. Тео настаивал, чтобы по вечерам я позволяла ему чесать мне спину, а потом садился рядом и внимательнейшим образом изучал книги о материнстве и уходе за младенцами - все, какие мне удалось найти. Потом я наконец засыпала, а он бодрствовал до четырех утра и крутил фильм за фильмом на нашем огромном плазменном телевизоре.
Чесотка прошла через две недели. Перейдя рубеж трех месяцев, я сочла необходимым поговорить с двумя людьми, с которыми мне было страшнее всего поделиться своей новостью: с заведующим кафедрой и мамой.
Как я и предполагала, профессора Сандерса отнюдь не порадовало известие о том, что через пять месяцев мне придется уйти в отпуск по беременности и родам.
- Точнее рассчитать вы не могли, - уныло заметил он, - особенно если учесть, что вас и саму мы нашли в последнюю минуту на замену Деборе Холдер. А теперь мне предстоит искать спешно замену той, которую так спешно нашли на замену.
- Пять месяцев - не последняя минута, осмелюсь заметить.
- В академических кругах это именно так и есть. И все же ничего не поделаешь. Да, и примите мои искренние поздравления.
Слух облетел кафедру за три наносекунды. Марти Мелчер отвел меня в уголок в коридоре и сказал:
- Итак, вы все-таки не девственница.
- А знаете, профессор, ведь подобное замечание можно расценить как одну из форм сексуального домогательства.
- Или как добродушный стеб. В конце концов, все дело в интепретации, не так ли?
- Нет, все дело в воспитании, которого вам явно недостает.
- Собираетесь настучать на меня в комиссию по сексуальной этике… или как там она может называться? Милости прошу. И тем самым подтвердите свою репутацию зануды.
- Тогда я последую вашему совету.
- Ну, извините, - произнес он в момент, когда я уже развернулась, чтобы уйти.
Остановившись, я снова повернулась к нему лицом:
- Что с вами такое?
Ответа от Марти Мелчера не последовало. Но я почувствовала, что ему неловко - так бывает неловко хаму, получившему отпор.
Стефани Пелц тем временем навела справки о моем "поклоннике" (она разговорилась на литературной конференции с Сарой Кроу) и подошла ко мне в университетском кафе:
- Что за чудесная новость! И какой интересный человек в качестве отца…
Я дождаться не могла, когда же можно будет не ходить в университет. Но за тот весенний семестр произошло кое-что выдающееся: Лорри Квастофф приняли в Гарвард. Все случилось после того, как в начале семестра я заговорила с Лорри за ланчем и заронила эту идею.
- В Гарварде никому не нужны ненормальные вроде меня, - сказала девушка.
- А мне сдается, что вам там будут очень рады. Вопрос, на который важно ответить, звучит так: вы сами этого хотите?
- Гарвард вообще-то круто, это для интеллектуалов.
- Вот именно, Лорри, вы к ним и относитесь.
- Я в этом не уверена.
- А я уверена, да и все здесь, у нас кафедре, в этом убеждены. Вы - наша звезда, и нуждаетесь в более сильном, более интеллектуальном окружении, чем…
- В Гарварде не понравится мой аутизм.
- Им понравится, что вы талантливы, а у вас есть возможности это доказать. Вы им понравитесь, потому что я позвоню всем, кому нужно, и напишу все необходимые рекомендательные письма, из которых там узнают, кто вы такая, и поймут, что надо быть сумасшедшими, чтобы от вас отказаться. Но больше всего вы им понравитесь, когда они с вами побеседуют и увидят, что вы - фантастическая.
- Фантастическая рифмуется с аутистической, - подметила Лорри.
- И что с того? - спросила я.
Мне пришлось говорить с Лорри еще два раза, прежде чем удалось убедить ее хотя бы подать заявление. Когда из Гарварда пришел ответ, в котором ее приглашали на собеседование, она сказала мне:
- Надеюсь, вы меня там не слишком нахваливали.
- Слухом земля полнится, Лорри. Так все и работает.
- Но я работаю не так. Если в Гарварде хотят меня принять, то это не из-за аутизма. Если я узнаю, что вы им что-то заранее про меня рассказывали, откажусь от перевода.
- Не волнуйтесь, Лорри. Обещаю, что до поры до времени не пророню ни слова.
Признаться, я уже успела позвонить в приемное отделение Гарварда и на кафедру английского и долго пела дифирамбы Лорри Квастофф, доказывая, что там просто обязаны ее принять. Но Лорри знать об этом было совсем не обязательно.
После этого я сдержала обещание и больше никому не звонила, зато (по просьбе сотрудников приемного отделения) написала убедительное и страстное рекомендательное письмо.
Новость о переходе Лорри в Гарвард буквально потрясла университет Новой Англии, однако руководство никак не отреагировало на нее. Стефани Пелц сообщила мне, что мистер президент недоволен и заявил, что для университета было бы лучше и престижнее оставить эту одаренную (читай: аутичную) студентку у себя. И зачем, непонятно, эта чертова Говард снова вмешалась не в свое дело?
Узнав, что Лорри принята, мы отметили это событие обедом в "Чарлз-отеле" в Кембридже. Я не могла пить по понятным физиологическим причинам, но подбила Лорри выпить немного шампанского. Она испуганно смотрела на официанта, наполнявшего ей бокал, потом добрую минуту нервно водила пальцем по стеклянной ножке, пока я не сказала ей:
- От глотка шампанского ты в тыкву не превратишься.
- Зато могу опьянеть.
- Ни за что. А хоть бы и так, бокал шампанского ты заслужила. Не каждый же день ты поступаешь в Гарвард. Так что вперед, попробуй.