- Естественно, мы поинтересовались и вашим собственным банковским счетом, - рассказывал мистер Флетчер, - и обнаружили, что несколько недель назад на него поступил перевод в двадцать тысяч долларов от фонда "Фридом Мьючуал". Мистер Пулман нас проинформировал сейчас, что это - премия по случаю поступления на работу.
- Все верно, - подтвердила я. - Именно такие условия мне были предложены Брэдом.
- Почему же он предложил вам, аспирантке-литературоведу, такую большую сумму? - не унимался мистер Флетчер.
Брэд вступил в разговор:
- Я умею определять таланты - и, как я уже говорил вам, сразу понял, что Джейн талантлива и что, если я хочу переманить ее к себе из университета, нужно предложить серьезную сумму.
- Зная внушительный оборот вашей компании, - заговорил Эймс, - не думаю, что двадцать тысяч можно классифицировать как серьезную сумму.
- А вы что, действительно считаете, что я должен был предложить больше новичку?
Длинная пауза.
- Мы все еще не до конца убеждены, что мисс Говард переводила деньги на счет своего отца, ничего о нем не зная, - подал голос Эймс.
- Сэр, мой отец никогда - ни в каком смысле - не проявил себя ответственным человеком. Поинтересуйтесь историей моей жизни, если вы до сих пор этого не сделали, - и вы увидите, что он, например, никогда не оплачивал мою учебу - ни колледж, ни аспирантуру, - я полностью зависела от стипендии и материальной помощи университета. Позвоните моему директору школы, мистеру Мерриту, он расскажет, как мы с мамой еле-еле сводили концы с концами. И причиной - единственной причиной, черт возьми, - по которой я послала ему эти проклятые десять тысяч, было вот что: мне хотелось ему показать, что я не такая, как он, и не позволю своему близкому родственнику скатиться на дно из-за недостатка денег. Как вы смеете подозревать меня в сообщничестве с этим мерзким человеком, как можете допускать даже мысль об этом?
Я уже кричала, и, судя по озабоченным лицам Эймса и Флетчера, моя горячность не осталась незамеченной. Брэд, напротив, оставался безучастным и смотрел на меня с леденящим спокойствием.
Когда я замолчала, закончив свою тираду, воцарилось молчание. Потом Эймс с Флетчером переглянулись, после чего слово взял Эймс:
- Пусть так, мисс Говард, - а интуиция мне подсказывает, что вы с нами откровенны, - но факт остается фактом: деньги, которые вы перевели на счет отца, помогли скрыться преступнику, которого мы разыскиваем. Нам придется представить моему руководству в Бюро полный отчет о вашем финансовом положении, чтобы понять, был ли этот перевод единичным или одним из многих.
- Я никогда, ни разу в жизни, не давала ему до этого денег.
- Тогда, надеюсь, мы сумеем это подтвердить после проверки ваших банковских счетов и всех финансовых трансакций за последние пять лет.
Он потянулся за своим портфелем и вынул бланк договора.
- Мы, конечно, могли бы получить постановление суда и арестовать ваши счета на время расследования, - сказал он, - но я уверен, вы предпочтете другой путь и докажете, что готовы сотрудничать с Бюро и КЦБ - Комиссией по ценным бумагам.
- Мне скрывать нечего, - заявила я.
- Тогда не откажитесь подписать эту доверенность, которая обеспечит нам полный доступ к вашим банковским счетам.
Эймс подтолкнул документ ко мне, положив сверху на бумагу шариковую ручку. Сначала я искоса взглянула на Брэда. Он едва заметно, но решительно кивнул мне. Я взяла ручку и подписала документ, который предоставлял Федеральному бюро расследований и "любой другой правительственной организации" право совать нос в мои финансовые дела, а затем подтолкнула бумагу назад к агенту Эймсу. Он подхватил ее, энергично кивнув, и спросил:
- У вас есть паспорт, мисс Говард?
- Разумеется, - ответила я, а сама подумала: Он наверняка и так уже это знает.
- Мы бы попросили вас сдать его нам, - попросил он, - только до конца расследования.
- Сколько времени оно будет продолжаться? - поинтересовалась я.
- Три или четыре недели… по крайней мере, та его часть, которая касается непосредственно вас. Вы не планировали выездов за границу в ближайшие недели?
- Да нет, знаете ли.
- Тогда, уверен, вы не будете возражать - еще один акт доброй воли с вашей стороны - против того, чтобы на время передать свой паспорт нам. Если ваш руководитель не будет против, один из наших сотрудников прямо сейчас мог бы доставить вас домой, в Соммервиль, чтобы вы вручили ему документ.
Они знают, где я живу.
- Я не возражаю, без проблем, - откликнулся Брэд.
- Счастлив это слышать.
Эймс сунул руку в карман, вытащил мобильный телефон, набрал номер, быстро переговорил по нему и захлопнул, громко щелкнув.
- Агент Мадьюро ожидает у входа в синем "понтиаке" без опознавательных знаков. Он отвезет вас домой и доставит обратно, все в течение часа, с учетом пробок. Он выдаст вам расписку, а вы ему - паспорт. Как только расследование закончится, мы с вами свяжемся и вернем документ.
Эймс поднялся, а за ним и Флетчер. Они протянули мне руки. Я пожала их с отвращением. Но выбора не было, отказаться от пожатия я не могла, и отлично это понимала. Что касается Брэда, он продолжал сидеть, внимательно изучая свои ногти и явно не желая встречаться со мной взглядом.
Я спустилась вниз. Агент Мадьюро стоял у автомобиля.
- Мисс Говард?
Я кивнула.
- Беверли-роуд, двадцать два, в Соммервиле?
- Вы хорошо осведомлены, - ответила я.
Он скупо улыбнулся и распахнул передо мной заднюю дверцу. Дождавшись, пока я устроюсь, он занял водительское место, и мы тронулись. Всю дорогу до Кембриджа он молчал. Я против этого не возражала, да и не до разговоров мне было - меня просто трясло при мысли о том, каким чудовищем оказался мой родной отец. Все, что делал этот человек, к чему он прикасался, было замешано на фальши и грязи. И хоть я годами сама себя обманывала, сейчас мне открылось то, чего я раньше не отваживалась признать: отец никогда не любил меня, я так и росла с уверенностью, что ни в чем не могу на него рассчитывать. Мое благополучие, мое здоровье его никогда не интересовали, и отныне больше не нужно было делать вид, будто это не так. Да и мама не могла дать мне той беззаветной родительской любви, которой мне так отчаянно недоставало. Она - вот идиотизм! - по-прежнему мечтала о том, что в один прекрасный день наш папочка к ней вернется. И если я открою ей то, о чем узнала от агентов ФБР и КЦБ, мама наверняка воскликнет, что все это гнусная ложь, отец не способен на преступление, он честнейший человек, настолько безоглядно она в него верит.
Сама того не ожидая, я вдруг со всей силы ударила кулаком по сиденью рядом с собой, пытаясь сдержать рыдания, рвущиеся из горла. Агент Мадьюро посматривал на меня в зеркало заднего вида.
- С вами все в порядке, мэм? - спросил он.
- В полном порядке, - процедила я сквозь стиснутые зубы.
Когда мы добрались до моего жилья, агент Мадьюро вышел и открыл дверцу машины с моей стороны со словами:
- Если вы не против, я поднимусь с вами.
- Пожалуйста.
Наверху я достала свой паспорт и протянула ему. Мадьюро, кивнув, взял его, после чего довольно долго копался с бланком, перенося в него паспортные данные. Затем передал бланк мне, попросив вписать мой домашний адрес, номера домашнего и служебного телефонов и подписаться под печатным текстом, гласившим, что я передаю свой документ добровольно. Там говорилось также, что я предоставляю Федеральному бюро расследований право держать мой паспорт у себя "в течение неопределенного времени" и не буду требовать документ назад, пока Бюро само не сочтет возможным вернуть его мне. Читая декларацию, я сердито поджала губы.
Заметив это, агент Мадьюро успокаивающе произнес:
- На самом деле паспорт вам вернут сразу, как только завершится проверка. Скорее всего, через несколько недель, хотя, конечно, все зависит от того, как…
Неоконченная фраза повисла в воздухе - агент понимал, что нет никакой нужды договаривать. Я взяла ручку и нацарапала свою подпись. Мадьюре вынул нижний листок с отпечатавшейся на нем копией и протянул мне.
- Это ваш экземпляр, - пояснил он.
Мы спустились, сели в машину и за всю дорогу назад в Бостон не сказали друг другу ни слова.
Я вошла в вестибюль "Фридом Мьючуал", и прямо у входа путь мне преградила дежурная, не давая пройти дальше:
- Мистер Пулман хочет видеть вас немедленно.
Кто бы сомневался!
- Обождите здесь, пожалуйста, я ему позвоню.
Она прошептала что-то в телефонную трубку, потом взглянула на меня и сказала:
- Он ожидает вас в своем офисе.
До этого я ни разу не была в офисе Брэда. Идя по коридору к массивным, обшитым деревом дверям, я размышляла о том, что это посещение святая святых окажется, скорее всего, первым и последним. Звонко стуча каблуками по паркету, я удивлялась собственному хладнокровию - спокойствие такого рода появляется у людей перед лицом неотвратимого рока.
Я постучалась и услышала крик Брэда:
- Входите.
Открыв дверь, я вошла в кабинет, своим оформлением напоминавший клуб лондонских джентльменов, как я его себе представляла: массивная мебель красного дерева, огромные, обитые бордовой кожей кресла под старину, и картины времен федералистов на стенах, и огромный камин с настоящими бревнами, и большущий глобус девятнадцатого века. Брэд сидел за просторным письменным столом, похожим на тот, за которым адмирал Нельсон в свое время наносил на карту планы морских сражений. Зная умение Брэда получать все, что он захочет, я бы не удивилась, узнав, что это и в самом деле стол Нельсона.