Я оглянулся и по разбросанным телам увидел, что убитых не много. "Срочники" опять подставились первыми. В бою они годились только на то, чтобы выявлять огневые точки противника. Редко кто успевал научиться действовать в бою. Жизни этих ребят на совести тех, кто компенсировал ими потери моей роты.
Я казался себе беззащитным. "Зеленка" вокруг стала сближаться, сдавливать роту. И возникло мгновенное чувство: кинуться за подмогой, выйти на связь с полком.
Боец с рацией лежал неподалеку. При первых выстрелах он попытался уйти как можно дальше с линии обстрела, но ему это не удалось. Я подполз к нему и снял с убитого рацию. Связался с оперативным штабом.
- Мы попали в засаду, - кричал я. – Мы попали в засаду.
- Ты уверен? – спросил дежурный.
- Да…Я уверен…Мы попали в засаду…
- Оставайтесь на месте. Мы скоро пришлем помощь.
- …Помощь нужна немедленно…
- Продержитесь?
Ко мне подполз рядовой Семенов. Я знал о нем лишь то, что он был призван из моего родного города.
- Я не хочу, чтобы все закончилось, - сказал он. – "Чехи" в любой момент могут выкинуть нас из жизни. Здесь все так непрочно.
От страха он перестал соображать. Это происходило с любым "срочником", которому удавалось избежать первых пуль. Семенов был неспособен принимать самостоятельные решения, и я приказал ему двигаться следом за мной.
Главное в бою никогда не застревать на одном месте. Все время находиться в движении. Я объяснил это Семенову парой фраз. И еще то, что своими впечатлениями лучше делиться после боя, а сейчас следует стрелять.
Я прополз мимо двух солдат, скорчившихся за деревом. Я крикнул, чтобы они стреляли, но они не пошевелились. Я поднял автомат, дважды выстрелил у них над головами и предупредил, что, если они не начнут стрелять сейчас же, оставшиеся патроны я выпущу в них. Подкрепляя слова делом, я выстрелил еще раз – в землю у их лиц. И они начали стрелять так злобно, как будто, стреляя в боевиков, на самом деле стреляли в меня. Но постепенно они вошли в ритм.
Необъяснимое ощущение, никогда не испытанное раньше, возникло на мгновенье. Я вдруг почувствовал грозящий мне выстрел, тонкую линию смерти, проведенную в лицо И за секунду до выстрела я упал на землю. И уже не чувствовал траектории пули. Смерть опять отпустила меня.
Было необходимо пробиться в "зеленку", в которой находилась основная группа бойцов. Мне удалось заметить их раньше, чем они увидели меня. В суматохе боя очень важно уметь не подставляться под пули своих.
Выбранная позиция казалась удобной, почти неприступной. Я подполз к Агапову. Его бедро было перепачкано кровью.
- Куда тебя угораздило?
Он только повел глазами и ничего не ответил. Он был слишком слаб. Я осторожно разрезал штанину. Он застонал.
- Спокойно, сейчас тебе будет легче.
Его не стошнило – это был хороший признак. Я обнажил ему бедро. На ноге была сплошная кровавая каша с осколками кости, задело сустав. Я вколол ему обезболивающее, и его глаза немного ожили. Только теперь я заметил, что и правая его рука тоже кровоточила.
Вокруг гремел бой, и мое спокойствие должно было вселить уверенность в бойцов. Только я один должен был знать, что у нас не много возможностей остаться в живых.
- Сейчас окружать начнут, - сказал Примаков то самое, о чем думал я и чего больше всего боялся.
К боевикам явно подошло подкрепление. Они обходили нас с флангов, стараясь подобраться на бросок гранаты.
Неожиданно у Агапова стал вытекать правый глаз, которым он все еще пытался посмотреть на меня. Левый уже замер, а правый словно продолжал жить отдельной от тела жизнью.
Какие-то голоса кричали около меня. Я слышал их сквозь звон в ушах. Кто-то пробегая наступил на мои раскинутые ноги, но я продолжал целиться и стрелять, не отвлекаясь. Не следовало спешить, выбрав цель. Стараясь не дышать, я сдерживал палец, нажимавший на спусковой крючок. Подобраться к нам ближе было совсем не просто.
Заглушая выстрелы послышались крики "Аллах акбар", затем раздались взрывы гранат.
- "Чехи" обходят слева! – закричал кто-то.
Некоторые из бойцов кинулись влево. Я не успел подняться, когда мне на спину свалился Тарусов. Очередь перебила ему обе ноги. Фокин вколол раненому обезболивающее и перетянул жгутом.
"Бородатых" становилось больше, чем прежде. Мы оказались на пути перегруппировки. Командование очень быстро признается, что маневр нашей группы должен был помешать этому. Но мне совсем не хотелось оказаться героем посмертно.
Я полз старательно бороздя землю и чуть не ткнулся головой в лежащее тело.
Дюков был неподвижен. На голове, ниже линии волос, там, где должны быть ухо и шея, зияла большая открытая полость. Раздробленные кости, хрящи, разорванное мясо, стекающая на землю кровь. При попадании осколка редко можно увидеть что-нибудь иное.
Но страшнее всего было лицо. Сквозь загар и грязь проступала желтизна, зубы были оскалены улыбкой.
Все попытки найти безопасную позицию могли закончиться неудачно. Казалось, что боевиков было больше, чем деревьев. Уцелеть в подобном бою всегда непросто.
Это было похоже на ад. Некоторые солдаты пытались отстреливаться , совершенно не заботясь о том, куда летят их пули. Два бойца, обернувшись на стрельбу друг друга, не разгибаясь, дали по длинной очереди один по другому.
Я столкнулся с боевиками, выходящими из-за густых кустов. Они промедлили лишь секунду, потом вскинули автоматы и выстрелили. Вокруг меня засвистели пули, срезая ветки и листья с кустов, глухо ударяясь по плотной почве. Я упал лицом в траву и замер. Всем телом вжался в землю. По спине пробежала дрожь.
Я словно чувствовал, как "чехи" целились в меня. Услышал очередь, но свиста пуль не услышал.
Мне показалось, что пламя возникло прямо перед моим лицом, дохнуло жаром и опрокинуло на спину, оглушив грохотом.
"Горбатые" поднялись выше. Ударил второй залп ракет, и деревья ударялись стволами друг о друга. Земля ушла из-под моего тела, и взрывная волна отбросила меня. "Полосатые" делали один заход за другим. Тонкий вой ракет и грохот крупнокалиберных пулеметов оглушали меня все сильнее. Я ощущал каждый взрыв – взрывная волна проходила по земле.
Я медленно подходил к "бортам", из которых выпрыгивали десантники. Я был мокрым от пота и едва держался на ногах. Руки настолько ослабли, что еле удерживали автомат, чтобы он не упал на землю. Меня тошнило, но я продолжал идти, тяжело дыша, стараясь набрать в грудь как можно больше душного воздуха.
Мне опять повезло больше, чем многим.
Оказалось, что пилот, которому надо было вылететь первым, уперся, потому что ему осталось дослуживать одну неделю, и ситуация ему не нравилась.
Подошедшая на помощь "десантура" обменивалась очередями с боевиками, но позволяла им отходить. Каждый ощущал в себе не только желание выполнить приказ.
- Бесполезно, - сказал Потапов. – Их не достать.
Отступая с холма, нам пришлось оставить там раненого Тарусова. Когда вновь овладели возвышенностью, то обнаружили солдата мертвым, без головы, которую так и не смогли найти. Воеводин застрелил за это мимоходом, целясь из-под локтя, двоих захваченных "чехов". Еще одного разорвали прямым попаданием из гранатомета.
Мы уже садились в "полосатый", когда Воеводин побежал к валяющимся на земле "бородатым".
- Сержант! – окликнул я его. Но тот, обернувшись, махнул рукой в сторону "полосатого". Я видел, как он перебегал от трупа к трупу, задерживаясь на несколько секунд рядом с каждым. Он запрыгнув в "борт", когда все уцелевшие бойцы уже расположились внутри и, подойдя к Фомину, вывалил ему прямо на колени горсть свежих ушей.
- Держи, - сказал он.
Фомин, ухмыльнувшись, вытащил из кармана кусок бичевы, с привязанной стальной иглой и начал нанизывать уши одно за другим на нить.
- Зачем это тебе нужно? – спросил один из "срочников".
- Зачем делают насечки на прикладе? – спросил Воеводин. – Моему другу "чехи" обрезали уши. Когда мы его нашли, он был еще жив.
Среди пришедших нам на выручку не было тех, кто привык проигрывать. Ребята намеревались идти куда прикажут и всегда побеждать. Каждая смерть обсуждалась, лишь как подсчет собственных шансов уцелеть.
Я на секунду закрыл глаза и снова увидел перед собой склон холма и наступающих боевиков. Эти люди шли только с одной целью – убить меня и убить всех, кто оказался рядом со мной.
Мне уже казалось, что я нахожусь в Чечне всю свою жизнь. Мое ощущение можно было сравнить лишь с битьем головы о стену, 24 часа в сутки. Я уже не знал, кто меня убьет: "чехи" или свои. Я мог убить себя сам. Если ты начинаешь войну, то однажды война начнет воевать с тобой.
9
В 4.00 рота выдвинулась по маршруту.
Через час движения появился туман и радиус обзора начал быстро уменьшаться. Можно было видеть только те предметы, которые находились поблизости. Из тумана навстречу мне поочередно выдвигалось то лежащее на земле дерево, то куст, то пень. Продолжение движения требовало большой осторожности. Мы шли, прислушиваясь к каждому звуку, который усиливался тишиной.
Через несколько часов вышли в район поиска. Иногда лес был таким густым, что сквозь ветки я не видел неба. Внизу был полумрак. Мы оказались перед склоном высоты 1325.
- Попробуем здесь подняться, - сказал я. – Меньше зарослей.
- Наверняка "чехи" держат эту высоту под наблюдением, - сказал Фомин.
- У них немало проблем и без этого.
Когда деревья постоянно находились рядом, это утомляло глаза. Ощущалось желание смотреть вдаль.