Дверью не хлопал, прикрыл аккуратно, стараясь не касаться стекла, чтобы не оставить отпечатков, а когда садился в "каблук", патрульной машины уже не было. Скрылась в забугорье моста, как и не было её.
Глянул на руки:
– Надо бы помыть. Снегом, что ли? Только грязный он тут.
И тронулся в путь.
* * *
В автосервисе хозяина не было – заболел. Телефон не брал, а его "подельник" разводил руками, отказывался от всей партии ветоши, просил оставить "трёх видов по два тючка", так он назвал пакеты.
Алексей попытался переубедить, говорил, что была предварительная договорённость, но всё было бесполезно. Взял наличку и поехал к Сёмке-жуку, в сторону метро "Автозаводская", к заброшенным корпусам ЗИЛа, хотя и понимал, что день окончательно пошёл вперекос.
– Так и бывает: когда с утра хорошее настроение, всегда найдётся какой-нибудь хмырь, чтобы его испортить. Лучше, когда оно плавно поднимается ближе к вечеру! – Такое правило он вывел давно, и сейчас опять убедился в его верности.
У склада грузил синий "Портер" тюками молодой, бандитского вида помощник – какая-то родня дальняя Сёмкина, с Украины, по слухам. Металлический ангар был поделён на ярусы и до потолка плотно забит всевозможной ветошью. Пахло старыми фуфайками, кислым тленом и грустной безнадёгой нищеты.
Сёмка сидел в жарко натопленной, тесной конторке, глазел в экран старенького компьютера, серого от пыли.
– Привет, Лёхаим, – натянуто улыбнулся навстречу, – как бизнесуешь? Что на душе, старьёвщик? Старый – старьёвщик! – Засмеялся, закрыл таблицу на экране.
Настоящий барыга, потому и принизил на всякий случай.
– Да вот – менты… поймали на сплошной, как из воздуха материализовались! – возмутился Алексей громко.
Обращение "старый-старьёвщик" ему не понравилось, но вида он не подал. Да и слово "материализовались" здесь тоже было некстати, и он уже жалел, что сказал об этом Сёмке, знал же, что тот начнёт умничать.
– На сколько опустили?
И посмотрел строго, будто сожалея, что такой взрослый мужик, а таких простых истин не знает.
– Штукарь!
– Э, брат, считай, половину с тебя взяли, по нормативу, за перескок на сплошной!
– Я, собственно, по делу.
– Ясный перец, – ответил Сёмка-жук. – Какая на хер лирика в разгар рабочей смены у станка!
– Простынки "хэбэ" интересуют. Тонны две взял бы. Не разрезанных, как есть, после стирки, бэушных, за наличку.
– Не один бы ты взял! Позиция живая! Но ты первый прилетел! Добре! – повеселел Сёмка-жук, – две дак я и привезу клиенту, куда скажешь! За те же деньги!
Однако Алексей на его предложение не купился – зачем давать адрес своего "жирного" клиента. Хотя и придётся повозиться с погрузкой-выгрузкой через свой склад.
– Цена вопроса?
– Не обидим! У меня счас на границе фура стоит, дам знать, "устаканим". – И задумчиво закончил: – Что-то всколыхнулся народ насчёт простынок? Надо будэ трошки пошукаты – с откуда ветерок трэмае! – Хитро блеснул масляными глазками, почуял поживу.
– А выгрузка у меня, на складе, – ответил Алексей, не замечая последней фразы, потому что Сёмка был действительно жук ещё тот, ему ничего не стоило вычислить и так перевести стрелки, что крайних искать будет без толку, а навар осядет у него. Ловкач! Одно слово – жук!
Сёмка посмотрел куда-то мимо Алексея, за спину. Плавно приложил палец к губам. Но в конторке было тихо, и Алексей молча наблюдал за этой пантомимой.
Сёмка медленно потянулся за "воздушкой", стоявшей справа от него, у полки с папками, так же плавно подтянул к груди, положил ствол Алексею на плечо, прикрываясь им, как террорист заложником, прицелился скоро – видать, не впервой этим занимался – наклонил голову набок и выстрелил.
Алексей сильно вздрогнул. Звонкое клацанье и громкий выстрел ударили по перепонкам, зазвенело тонко, слегка оглушило, и звон остался, раздражал, захотелось влезть пальцем в ухо, поскорее устранить этот надоедливый звук. Послышался тонкий, короткий писк, похожий на посвист суслика. Только страшный, на пронзительной последней ноте перед гибелью.
Сёмка убрал ружьё, засмеялся:
– Вот так шкурки на шубу и насбираем по трошечьку!
Алексей оглянулся. В углу возле дверного проёма неопрятной горкой лежала большая крыса. Голова в кровавой каше, стены, угол, двери – забрызганы тёмно-красным.
В последнюю секунду жизни она изошла каплей влаги и раскинула лапы, словно на скользком льду разъехалась в стороны. Бросался в глаза толстый, голый хвост. Длинный, враждебный, как прут небольшой арматуры, занесённой над головой прохожего.
Желе застывало, становилось бурым, темнело, странно блестели, топорщились усы.
– Так будет с каждым, кто позарится на хозяйское добро! – назидательно сказал Сёмка.
Сломал ствол, заглянул с прищуром внутрь, принюхался, зажмурился от удовольствия, закрыл, как ногу в коленке распрямил под молоточком невропатолога, отставил "воздушку" на прежнее место.
Взял со стола перочинный ножик и сделал насечку на деревянном подоконнике.
Насечек было много.
– Чисто! А лягух, знаешь, чем бить надо? Хлебом! Диаболкой всю изрешечешь, вражину, а она только пузырями вздувается через дырки и не дохнет! А мякишем ка-а-ак звезданёшь – кряк-хирак! Пипэцъ – отныряла своё, земнаводная!
Алексею стало неприятно до тошноты. Он почувствовал будоражащий запах убийства. Стал собираться, заторопился, стесняясь своей брезгливости, стараясь не смотреть в угол.
– Да ладно, посиди, давай побалакаем, – смеялся Сёмка белыми, красивыми зубами, – счас мой чоловик уберёт эту сранину! Чайкю увыппим! Нашёл, кого жалеть! – проницательно сказал Сёмка, поглаживая белый череп аппликации на груди, на чёрной куртке. Потом накинул на голову капюшон, руки сунул под мышки.
Короткая стрижка, бесцветные ресницы, припухлости у крыльев носа. От ощущения порочности не спасают даже голубые глаза. Они смотрятся чужеродно и неправдоподобно на этом лице, как разные по качеству лоскуты, попавшие в одну пачку.
Алексей решительно отказался, перешагнул через побуревшую лужицу крови, растерзанную диаболкой тушку, проскользнул за двери, в последнюю секунду вспомнил, бормотнул:
– Пока, Сёмен!
Поспешил к выходу и только на улице вдохнул полной грудью.
– Вона какие мы галантерейные! – брезгливо сказал вдогонку Сёмка, глянул на добычу: – Гарный пацюк выбежал! Так ему и надо! Сучара!
И загоготал.
– Звони, Лёха! Да – Вовчика там кликни, скажи, шеф вызывает! – И добавил совсем тихо, для себя: – Тоже мне… брезгает он… старая ветошь!
Алексей сел в "каблук", завёл мотор, послушал, как ровно он работает, успокоился.
– Диаболка… диаболка… Диабл – дъявол! – нашёл он слово и в подавленном настроении поехал домой, размышляя над произошедшим.
Он ясно понял, что такие, как Сёмка, лишённые чистоплюйства, всегда будут "в прибыля́х".