* * *
Поначалу руководители и преподаватели государственных вузов взирали на "платное" обучение в частных вузах с высокомерным презрением. Они полагали, что настоящий вуз – это Храм Знаний . Если вуз – это храм, то в нем следует служить Истине, высоким идеалам науки и просвещения. Естественно, никакая торговля в таком храме просто недопустима. Храм Истины должен содержаться исключительно на средства государства, ниспосланные свыше. А требовать какой-то платы за служение вообще неприлично.
Такие представления вполне соответствовали тем, которые существовали в средневековой Европе. Мудрецы того времени тоже считали, что учить за деньги – аморально и греховно. Ведь мудрость дарована человеку Богом. Человеку, собственно, она вовсе не принадлежит. Устами мудреца говорит Всевышний. Значит, берущий плату за обучение мудрости – непременно мошенник, потому что торгует тем, что ему не принадлежит и что он получил даром .
Кстати говоря, по такой же логике в средние века доказывали греховность ростовщичества. Ростовщик дает некоторую сумму в долг и получает ее назад с процентами. За что он получает проценты? За то, что его деньгами пользовались некоторое время. Значит, ростовщик торгует временем, а время принадлежит Богу. Он, стало быть, тоже является мошенником.
С возникновением в Европе буржуазного общества эти средневековые представления были преодолены. Да и в современной России уже никто не сомневается в том, что деятельность банков, предоставляющих кредиты, абсолютно законна. С переменой взглядов на высшее образование все обстоит сложнее. Тот, кто отстаивает представление о вузе как о храме , может и в самом деле оказаться человеком возвышенного склада ума. Но возможно и другое. За столь выспренними речами может скрываться средневековый, феодальный менталитет. Ведь храм исключает всякую демократию. Ректор такого храма может возомнить себя наместником высших сил, который один знает истину, а потому не нуждается ни в чьих советах. Он принимает все решения единолично или советуясь с узким кругом приближенных особ – совсем так, как это делал средневековый владыка.
Это полностью противоречит самому духу университета. Европейские университеты представляют сегодня республики, в которых роль парламента выполняют их Ученые Советы. В этих "парламентах" представлен весь университетский народ – и профессора, и учебно-вспомогательный персонал, и студенты. Как и положено настоящему парламенту, Ученый Совет университета обсуждает и утверждает бюджет университета, коллегиально принимает важнейшие решения. А ректор выступает в роли главы исполнительной власти – "правительства" университета, которое именуется ректоратом.
Формально Уставы российских вузов предусматривают такую же организацию власти в них. Но реально Ученые советы их зачастую напоминают не парламент, а, скорее, боярскую думу при российском царе – то есть чисто совещательный орган, который вовсе не ограничивает самодержавия.
Предубеждения против "платного" образования оказываются в таких вузах особенно стойкими. Никаких изменений в них, пожалуй, так бы и не произошло, если бы не оказалось, что новое, демократическое российское государство, обремененное внешними долгами, не может покрывать все расходы на содержание унаследованной от СССР системы высшего образования.
В первые "постперестроечные" годы государство выделяло средства только на скудную зарплату преподавателей и сотрудников, на столь же скудные стипендии студентам, а также на коммунальные расходы. Эти последние поступали с задержками. Ректоры вузов всерьез обсуждали планы изменения графика учебы, поскольку не были уверены в том, что получат средства на отопление зданий. Так, в Екатеринбурге всерьез обсуждался такой план: все студенты будут учиться летом, когда отопление не требуется, а зимой здания вузов будут переводиться в холодный режим. Срочные консультации, экзамены и зачеты планировалось проводить зимой в Уральском государственном техническом университете – в зданиях, которые отапливались собственными котельными. В Архитектурном институте весной пришлось прекратить занятия, поскольку его здание не отапливалось.
Материальная база в государственных вузах также пришла в упадок. Десять лет тому назад при разделении философского факультета Уральского государственного университета на два – философский факультет и факультет политологии и социологии – деканам пришлось делить один– единственный польский компьютер "Мазовия". Его получили социологи и политологи, а философы обрели в порядке компенсации два сильно подержанных кресла. Во всем университете невозможно было найти двух одинаковых стульев. Вечером их чинил специально приставленный к мебели дедушка-столяр, а днем они снова распадались под студентами по причине ветхости.
В таких условиях руководство государственных вузов вынуждено было, скрепя сердце, прийти в движение – и вступить в конкуренцию с негосударственными вузами, открыв у себя прием внебюджетных студентов. Это нанесло ощутимый удар по негосударственным вузам: ведь в вузах государственных существовала неизмеримо более богатая база для учебного процесса, которой они постепенно учатся распоряжаться по-хозяйски. Преподаватели чувствуют себя здесь хозяевами, которые "у себя дома", а не "на халтуре". Они не просто проводят занятия, а готовят своих учеников, продолжателей своего дела. Их студенты могут стать аспирантами, затем – кандидатами и докторами наук. Поэтому отношение к преподаванию – совершенно иное. К тому же ректор и деканы государственного вуза – это должности выборные . Преподаватели просто не выберут того, кто не может создать им и студентам человеческие условия для работы.
Государственные вузы сегодня достигли в развитии "платного" обучения значительных успехов. Годовой бюджет некоторых факультетов на периферии перевалил за десять миллионов рублей. В столицах эта цифра – в несколько раз выше.
* * *
Как уже было сказано, сегодня половина студентов государственных вузов оплачивает свою учебу. Однако реформаторы полагают, что нагрузка на государство, вынужденное содержать вузы, по-прежнему чересчур велика. По их мнению, в обществе с рыночной экономикой высшее образование (точно так же, как и медицина) должно стать сферой услуг , которая удовлетворяет потребности населения. Вузы должны предлагать не какую-то абстрактную "мудрость", а такие знания, которые реально востребованы в современном обществе. Если на предлагаемые знания существует реальный спрос, то найдутся и желающие заплатить за них. За квалифицированных специалистов, подготовленных вузами, должны платить предприятия и фирмы. Сами студенты и их родители будут рассматривать плату за обучение как выгодное вложение капитала: ведь хорошая профессия и университетский багаж знаний принесут в будущем высокую зарплату.
Реформаторы прямо говорят о том, что в новых условиях, когда Россия стала страной с рыночной экономикой, а более 80 % предприятий находится в частных руках, прежний подход к образованию сохранить не удастся. Ведь он был неотделим от всей системы "развитого социализма". В СССР абсолютно все принадлежало "общенародному государству". Поэтому оно могло по своему усмотрению устанавливать цены на товары и услуги, руководствуясь идеологическими соображениями. Пропагандисты советских времен любили подчеркивать, что в СССР готовятся в несколько раз больше врачей, инженеров, учителей, чем в США. Чтобы сделать высшее образование максимально "дешевым" и доступным, цены на книги, тетради устанавливались значительно ниже себестоимости. Ученическая тетрадь, например, продавалась по чисто символической цене – за одну копейку. На месячную зарплату начинающего инженера – 125 рублей в месяц – можно было купить целую библиотеку из ста книг, причем – в твердых обложках!
Но если какие-то товары в СССР продавались значительно ниже себестоимости, то потери, естественно, нужно было компенсировать. Поэтому в несколько раз завышались цены на "предметы роскоши", к которым были отнесены автомобили, мебель высокого качества и сложная бытовая техника, ковры, хрусталь и т. п. На покупку автомашины советская семья копила десятилетиями.
Эта стратегия отнюдь не была чисто советской. В значительно более смягченном виде она, например, существовала и в Австрии. Двадцать лет назад, когда страной управляли социалисты, здесь происходила весьма интересная дискуссия. Дело в том, что при покупке "предметов роскоши" на покупателя перекладывался более высокий налог на добавленную стоимость – не 25 %, а целых 33 %. И вот возник спор о том, является ли предметом роскоши телевизор. В результате было решено, что телевизор – это предмет первой необходимости, зато видеомагнитофон – предмет роскоши.
После приватизации, проведенной в России, ситуация резко изменилась. Сегодня, когда четыре пятых предприятий в стране находятся в частных руках, их владельцы просто не могут позволить себе торговать продукцией в убыток. Они просто разорятся, если будут продавать тетради за копейку – или даже за рубль. А российское государство, с большим трудом собирая налоги, уже не может содержать унаследованную от СССР систему высшего образования, выпускающую в несколько раз больше инженеров, врачей и учителей, чем в самых развитых странах Запада. Столь огромное количество выпускников здесь обеспечивалась и обеспечивается в ущерб качеству.