– Знал. У тебя непыльная работа, даже две (тут я вспомнил коробки Хелен Мэй). Тебе не противно то, что ты делаешь. Деньги платят, вид из окна. Жена-красотка… Терпит такого охламона двенадцать лет. Наконец, у тебя есть роскошный собутыльник, а это уже излишество.
– Юрий Иванович, – сказал я, – зачем вы меня обижаете? И себя тоже.
– А что? Ты хочешь сказать – друг? – Юрий посмотрел на меня так, словно разглядывал букашку в микроскоп. – Макс, мы с тобой знакомы два месяца…
– При чём тут срок? Человека можно узнать за два часа.
– Ладно, извини. Проехали.
Как-то, вдохновившись от портвейна, я прочёл Юрию свои рифмованные опусы. Ему понравилось одно четверостишие, вот это: Пройдёт война, воззренья переменятся – ничей не будет взгляд ортодоксален. И только Ленин станет верным ленинцем, а верным сталинистом – только Сталин. Юрий достал с полки общую тетрадь.
– Вот смотри. Здесь мне друзья пишут разные приколы. Запиши мне этот стих, ладно?
Ага, уже друзья… – подумал я.
– Можно почитать?
– Конечно.
Половина записей была сделана явно нетвёрдой рукой.
Юрий Иванович много пил. При этом, как верно заметила моя жена, внешне почти не менялся. Если с ним и бывали перемены, то я не успевал их отфиксировать, так как сам менялся гораздо раньше. Серьёзно поддатым я видел его только раз – тридцатого декабря. Мы с женой приобрели несколько упаковок конфет "Рафаэлло" для подарков соседям и знакомым. Одну я понёс Юрию Ивановичу. Дверь, как обычно, была не заперта. Из глубины квартиры доносились нетрезвые голоса. Вид комнаты и её обитателей говорил о как минимум трёхдневном загуле. За столом напротив Юрия сидел в дымину пьяный небритый мужик в заляпанном комбинезоне. Я подумал о ведре засохшей краски в прихожей, из которого торчали валик и длинная кисть.
– Знакомься, это Адам, – сказал Юрий. – По профессии малер.
– В смысле маляр?
– Нет, малер. Ты знаешь, что такое по-немецки малер?
– Художник, бля! – неожиданно и громко сказал Адам. И вдарил кулаком по столу. Он попытался добавить ещё что-то про забор, который надо срочно докрасить. Но слова давались ему с трудом.
– Никак не угомонится, Том Сойер хренов, – сказал Юрий. – Эй, Адаша! Иди отдохни. Кровать найдёшь? Только пописать сначала не забудь.
– Пральн… – кивнул Адам.
Он встал и сразу упал под стол. Мы отволокли его в спальню.
– Где вы его нашли? – спросил я.
– Дорогу узнавал. А я как раз из магазина шёл, пригласил его на рюмаху… Уже дня четыре керогазим или три. Какое сегодня число?
– Тридцатое.
– Хм… А я думал, двадцать девятое. Надо же – целый день потеряли! Мне завтра к детям ехать, а я связался с этим чучелом… Совершенно градус не держит. Ладно, пойдём я тебя джином угощу.
Из массива посуды на столе Юрий извлёк квадратную бутыль. Конечно, она была пуста.
– Нда, неудача. Придётся идти в магазин. Вернее, ты зайдёшь, а я тебя на улице подожду. Мне в таком виде нельзя. Сейчас найдём… у меня двадцатник где-то был…
Он обыскал карманы, сначала свои, потом Адама.
– Макс, у тебя деньги есть?
– Есть.
– Ну, считай, я у тебя занял. Напомнишь мне потом. Всё, пошли.
Я купил джина, тоника и два пива ему на утро. Дома Юрий подозрительно рассмотрел тоник.
– Это ещё зачем?
– Джин разбавлять.
– Где ты набрался этих буржуйских замашек? Тридцать семь градусов – это ж нонсенс. Всё уже разбавлено до нас.
– Так он противный без тоника…
– Оставь. Давай его сюда, – Юрий налил и залпом выпил полстакана, закусил подарочной конфетой. – Спасибо. Вкусные… Знаешь, неохота тебе говорить, но всё равно придётся. Я ведь уезжаю скоро.
– Куда?
– В Америку. В Калифорнийский университет.
– Не понял.
– На работу зовут. Бывший начальник получил грант на полтора лимона. Открывает новую лабораторию. Там как раз моя тема…
– Какая тема?
– Да комары, я ж тебе рассказывал! Они, гады, мутируют быстро, и надо их вовремя… короче, понять, как с ними бороться. В Калифорнии та же проблема. И главное, представь, треть нашего института там. По-русски говорят на работе!
– Представляю, – сказал я.
Мне стало грустно. Я посидел ещё немного и ушёл. Шёл и думал: может, у него фантазия такая спьяну.
Через месяц Юрий Иванович уезжал. Мы помогли ему вынести из квартиры мебель. Что-то купил старьёвщик. Остальное увёз фургон Армии Спасения. На джипе подъехала бывшая жена Юрия – забрать свой компьютер. Представительная, ухоженная брюнетка академического типа. Вежливо-расслабленная ладонь. "Юра много рассказывал о вас. Спасибо, что навещали его иногда". "И вам спасибо", – чуть не ответил я. Потом мы выпили вина из коробки в органично пустой комнате. Обнялись, похлопали друг друга по спинам. "Всё будет хорошо, ребята, – сказал Юрий. – Всё будет нормально. По-крайней мере за вас я спокоен". Иногда я думаю об этих словах. Был ли в них какой-то особый смысл? Или не было никакого такого смысла? Что значит "за вас я спокоен?" А за кого не спокоен – за себя?
Восьмого марта в нашей квартире зазвонил телефон.
– Привет, – сказала трубка знакомым голосом. – Жена дома?
– Юрий Иванович, это вы, что ли? – осторожно спросил я.
– Хе-хе, нет – это кто-то надел мои штаны.
– Ну как вы, где? Рассказывайте.
– Погоди, давай супругу сначала. А то я забуду, зачем звонил.
Жена с удовольствием выслушала поздравления.
– Спасибо, Юрий Иванович! Такая приятная неожиданность… Да кто теперь о нём помнит?… Ну, он-то конечно… Прям щас – кухонный комбайн! А в прошлом году пылесос… Ладно, даю.
Юрий рассказал, что начал работать, снял квартиру, приобрёл годовалый "Форд". Что в лаборатории действительно говорят по-русски, редкие американцы вынуждены учить язык. Что ни Голливуда, ни Диснейленда пока не видел, но ждёт в гости детей, "вот с ними и сходим".
С тех пор мы созванивались более-менее регулярно. Через полгода Юрий сообщил, что женился! Естественно, на бывшей аспирантке. Мы тем временем переехали в Сидней. Устроились на работы, о которых можно говорить, а не мычать. Думали о путешествии в Европу с промежуточной посадкой в Лос-Анджелесе. Однажды от Юрия пришло электронное письмо: "Меня пропечатали в газете". В приложении – статья, озаглавленная "Понять опасного вредителя". И два фото. С верхнего самодовольно улыбался некий профессор Райхель, явно начальник. Я догадался, что это он выдернул Юрия в Америку, и почувствовал лёгкую неприязнь. Рядом, на мониторе, – увеличенное изображение комара. На снимке ниже – Юрий Иванович в профиль, в руке что-то похожее на фен. И далее: "Исследователь Юрий Лашков применяет вакуумный экстрактор для поимки трансгенных москитов".
* * *
Суббота, полдень. Мы с женой на балконе под солнечным зонтом едим арбуз и пьём шампанское. Сегодня день рождения Юрия Ивановича. Звоню ему. На том конце различим смех и звон посуды. В Калифорнии поздний вечер.
– Спасибо, ребятки, – голос у Юрия растроганный и чуть нетрезвый. – И что вы там пьёте за меня?
– Шампанское.
– Что? За меня шампанское?! Быстро марш за водкой!
– У нас час дня и жара…
– Пижон. Ладно, вечером сходишь. Ну, когда вас ждать?
– Скоро, теперь уже скоро… Я позвоню… Юрий, мы обязательно к тебе приедем. Сходим в Диснейленд, съездим в Лас-Вегас на рулетку…
– Обязательно. И никаких гостиниц – жить только у нас.
Кажется, это был единственный раз, когда я назвал его на "ты".