Глава 1
"Опять, - подумал Миша, когда зазвенел будильник. - Опять. Вот западло". Он сел на кровати, коснувшись ногами холодного линолеума, и протер глаза. Будильник, сделав свое дело, самодовольно - круглый и коротконогий - пыжился на тумбочке. В этот момент он был до безобразия похож на начальника дивизионного продовольственного склада. Зевая, Миша натянул спортивки, сунул ноги в тапочки и пошел умываться. Выйдя в коридор, он прислушался. В здании было тихо. Только дальним эхом доносился откуда-то от входа нервный храп дежурного по штабу. Миша зашел в умывальник. Холодный кафель и запах хлорки пришпорили его, он встрепенулся, торопливо умылся, крякая и брызгая ледяной водой на спортивки, и пошел в свою комнату за полотенцем. Затем он зашел В соседнюю комнату - кабинет начмеда. Больные, привезенные вчера из подразделений, еще спали - Ясное дело. Дай им волю - дрыхли бы до обеда. Ощутив то преимущество, которое бодрствующий всегда ощущает по отношению к спящим, Миша хотел было пнуть одно из лежащих на полу вповалку тел, но сдержался. Включил свет. Эти, на полу, зашевелились и, забормотав, начали подниматься.
- Подъем, - сказал Миша, - быстрее. Они встали.
- Становись.
Они вытянулись в нестройную шеренгу. Четверо. Двое из Средней Азии, один кавказец и еще один - совершенно бледный, вялый и безликий - русак.
- Собрать с пола матрасы, одеться, привести себя в порядок, убрать в помещении. Быстрее.
Русак нерешительно взялся за край матраса. Трое остальных стояли без движения, как будто не поняли. "Опять бурые попались. Как им не надоест?" Миша покачал головой.
- Вы че, не поняли, да? Он не повышал голоса.
Во всех трех восточных рожах появилось что-то наглое. Никто не двигался с места. Чуть поодаль испуганно застыл со своим матрасом русак.
- Э, уроды, какие трудности? - его голос не повысился ни на йоту. - Я, что ли, за вас здесь буду наводить порядок?
"Если сейчас наехать на кавказца, узбеки наверняка вписываться не будут".
- Не слышу? - Мишин взгляд остановился на кавказце.
- Не положено, - презрительно выпятив губу, ответил тот.
- Почему тебе не положено?
- Джигит - не женщина. Ему уборка заниматься не положено.
Миша поймал себя на том, что его жутко раздражает акцент кавказца. Еще не успев осмыслить это ощущение, он резко, безо всякого перехода зарядил чечену в челюсть. Тот упал на топчан и ударился головой о стену. Узбеки дернулись, но не сдвинулись с места. "Боятся". На русака Миша глянуть не успел: он встречал ударом кулака встававшего с топчана кавказца. Кавказец снова упал на топчан и заткнулся.
- Еще вопросы? - Миша повернулся к узбекам. Узбеки молчали. Русак вдруг встрепенулся и поволок в угол матрас.
- На уборку и приведение себя в порядок вам пятнадцать минут. Время пошло.
Миша направился к себе. "Вот хрен: все равно ведь белого ебошить заставят!"
Он долго и с наслаждением брился, бормоча под нос какую-то забытую песенку, потом выключил бритву и с довольным оханьем обжег щеки "Консулом". За окном светлело. Уже можно было разглядеть за пустырем полуразрушенные мурованные стены с колоннами. Раньше там была псарня кого-то из скороспелых сибирских набобов царской эпохи. Здание штаба части, построенное пять лет назад, по сравнению с этими хоромами казалось рахитичным, грязным ребенком рядом с древним, покрытым морщинами, но все еще крепким и кряжистым стариком.
За спиной скрипнула дверь. Миша обернулся.
- Товарищ сержант, - пискнул русак, вылупив испуганные глаза, - все сделано! - Он уже был одет по форме.
- Почему не поглажен? - Миша ткнул пальцем в худую ляжку русака. - Это, по-твоему, стрелки, да?
Тот нервно глотнул и промолчал.
- Вот, возьми на подоконнике утюг и погладься, - и, вытаскивая из шкафа свои штаны от парадки: - Это тоже заодно погладь. Все, иди. - Русак, прижимая штаны и утюг к груди, взялся за ручку двери. - Да смотри, побыстрее. Уже начало восьмого.
- Есть, - пискнул русак, и дверь захлопнулась. Миша завалился на диван и закурил. Вдруг, что-то вспомнив, он стукнул кулаком в стену. Через несколько секунд в приоткрывшейся дверной щели показалась тощая Русакова физиономия.
- Чего, товарищ сержант?
- Одного из узбеков ко мне. Живо. - Миша даже не вынул изо рта сигарету.
Дверь захлопнулась. Почти сразу же за стеной поднялся шум. Там спорили, кому идти. Миша нетерпеливо хмыкнул и снова ударил по стене. Шум прекратился так же резко, как и начался. Потом отворилась дверь, и один из узбеков перешагнул порог.
- Че хотел? - спросил он, пытаясь выглядеть старым бурым дедом.
Миша в глубине души усмехнулся. Слишком хорошо видно, как ты, чурка, боишься, и как просто тебя сломать, если только захотеть, и отслужил ты, в лучшем случае, едва год, поэтому в позу становиться не то что плохо или глупо, а просто не стоит.
- Слушай меня внимательно, - сказал Миша, тщательно выговаривая слова. - В углу, справа от двери, стоят мои ботинки. В тумбочке лежат воск и сапожный крем. Там же - сапожная щетка и бархотка. Вперед.
Запала тяжелая пауза. "Молчишь, сука, с места не трогаешься? Ладно, не обижайся". Он вскочил, подбежал к узбеку грудь в грудь и схватил его за погон. Узбек испуганно попятился.
- Считаю до трех… Раз… Два…
Узбек резко дернулся в сторону. И тогда Миша начал его бить. Сначала - несколько ударов попеременно снизу в подбородок и локтем сбоку по челюсти, потом, разгораясь и отодвинувшись на расстояние вытянутой и сжатой в кулак руки, - длинные прямые в корпус и лицо, несколько ударов - как бы между прочим - в пах и, когда узбек согнулся, локтем сверху. Потом еще несколько пинков лежачему и:
- Умылся и взялся за чистку обуви. Быстро, - даже жарко стало однако. - И не дай тебе Бог еще дернуться, понял, козел? Быстро! Пошел!
И потом, глядя, как свежеумытый узбек пидорасит его ботинки, Миша завалился на диван и подкурил забытую было в суматохе сигарету. В коридорах штаба звучали шаги первых офицеров. Пора было везти больных в поликлинику.
Миша открыл стоявший рядом с тумбочкой дипломат и зашелестел бумажками. Глянув в медкарты, он только сейчас вспомнил, что у узбека, которого он колбасил, был крипторхизм. "Ай-яй-яй, нехорошо-то как получилось", - с усмешкой подумал Миша, поглядывая на чахнущего над обувью клиента. Непонятно только, как его в армию такого призвали. Хотя у них на Востоке это просто делается: спустился чабан с гор за солью, а его повинтили, военний в зубы и в армию. У второго узбека была так называемая "инфицированная ссадина нижней трети правой голени", то есть, попросту говоря, кто-то дал в роте сапогом в голень, и теперь штымп просто гнил живьем. У чечена было "варикоцеле", а именно - расширение вен семенного канатика. Наверное, тоже кто-то врезал. Не кирпичом же на стройке прищемил. Благо, волокиты с бумажками в подобных случаях не было никакой: черкнуть в медицинские карты "Жалобы", "Объективно", "Произведена обработка" и "Направляется…" - и можно везти в поликлинику. Все это было готово еще вчера вечером.
С русаком сложнее. Этот чахлый питерец явно "косил": три дня назад с ним ни с того ни с сего случился на стройке эпилептический припадок. Испуганное ротное начальство приказало двум здоровенным Сержантам скрутить его и посадить в сушилку в казарме. Там о нем забыли на двое суток и только вчера вечером привезли в штаб и сдали Мише как санинструктору части с рук на руки. Здесь этот штымп должен был пробыть еще недельку, находясь под наблюдением начмеда части (который, кстати, был сейчас в Петровске-Забайкальском - на двухнедельных курсах повышения квалификации), а потом - в случае повторения припадка - его следовало определить в одну из дурок Читинской области и, если диагноз подтвердится, комиссовать. Что этот Левашов - никакой не эпилептик, Миша заподозрил с первого взгляда. Но пока темы не поднимал, откладывая разговор до более подходящего момента.
Было уже восемь часов. Мише почему-то не хотелось попадаться на глаза комбату, и он заторопился.
- Все? - спросил он у Крипторхизма (запоминать его фамилию, как и фамилии всех остальных, он не имел ни малейшего желания).
Тот молча показал ему сверкающий ботинок.
- Отлично. Пшел вон. Через минуту вижу всех четверых здесь, готовых к выдвижению.
Минут через пять больные, уже в шинелях и шапках, ввалились в комнату. Левашов держал в одной руке утюг, а в другой - аккуратно, чтобы не помять свеженаглажен-ных складок, сложенные штаны.
"Хорошо бы сейчас покурить". Миша неторопливо оделся.
- Левашов! Остаешься здесь. Сейчас я тебя сдам дежурному по штабу, и будешь сидеть в дежурке до моего возвращения. Смотри не балуйся, - он усмехнулся. Надел шинель, нахлобучил шапку, взял дипломат. - То, сколько ты пробудешь здесь, зависит только от тебя…
Русак скорчил непонимающую физиономию.
- Ладно, приеду - поговорим.
Трое азиатов все это время стояли рядом. С совершенно отмороженными лицами.
- Э, черт, не спи - замерзнешь, - Миша пхнул под бок Варикоцеле. Тот сквозь зубы тихонько матернулся по-своему и отвернулся. Бить ему морду было некогда. - Все, на выход! Живее, живее, трупы!
Они прогрохотали по коридору к выходу из штаба.
- Э, мосел, - задержался Миша около дежурного по штабу. - Пусть этот псих у тебя в дежурке пока посидит. Приеду - заберу.,
Мосел кивнул головой, даже не оборачиваясь. Он был занят: сюсюкал с кем-то по телефону.