- Why?
- Because you tell too mutch stupiditis now!
- Hey, guy…
- Shut up, comon, imbecile!
[- Эй, парень, чего тебе надо?
- Врезать тебе хочу, сукин сын!
- Почему это?
- Потому что ты сейчас несешь слишком много ерунды!
- Эй, парень…
- Короче, заткнись, придурок! (англ.)]
Первая скрипка сочла за лучшее не усугублять и замолчала.
- Ладно, ребята, - вмешался альт, пытаясь сгладить возникшую неловкость, - давайте лучше выпьем. - Он поднял свой бокал. - Твое здоровье, Серега! Дай тебе Бог легкой службы…
- Нет, не так! - перебил его Димка. - Легкая служба - дерьмо собачье, ни уму, ни сердцу. Дай тебе Бог, братишка, твердости и силы, и еще немного фарта, не ищи легкой службы, не верь друзьям, не жалей врагов. Твое здоровье!
Они выпили.
- Клевое вино, - признал Димка, опуская опорожненную посуду на стол. - Ладно, Серега, пойдем покурим.
- Я же не курю, - смущенно улыбнулся Серега
- Зато я курю. Да ладно, пообщаться надо. Они поднялись.
- Ребята, - возник рядом заведующий, - вы бы еще с полчасика поиграли, а?
- Хорошо, - кивнул Димка - Сейчас покурим и начнем. Они вышли на улицу, под навес, и Димка закурил.
- Что, очень в армию хочется? - спросил он, выпуская дым.
- Да ты понимаешь, наверное, для мужчин это необходимый процесс, - ответил задумчиво Серега, - знаешь, как ломка голоса. Чистая физиология.
- Нельзя тебе туда идти, - сказал Димка, тяжело глядя на него.
- Почему?
- Для тебя это слишком будет.
- Да почему? Все служат и ничего…
- Ничего?! Эх, парень, да пойми ты, что вот такой, какой ты есть сейчас, мягкий, вежливый, застенчивые улыбки, "простите, пожалуйста", бабулям место в троллейбусе уступаешь, ты же там и года не протянешь. Там зона, понимаешь? Там - звери, а ты - корм. Ты вон даже слова мне не сказал, хотя кривишься от табачного дыма. Просто вежливенько так переместился на подветренную сторону и все. Ты что, закосить не мог? Родственники или знакомые врачи есть?
- Послушай, Димыч, зачем ты так? Ну сам посуди, как это я, здоровый парень восемнадцати лет, буду косить, как какой-нибудь блатовик, как мажор какой-нибудь. Да непорядочно это все, понимаешь, и как-то грязно. Как будто боюсь я этой армии, как будто прячусь, бегу от нее.
- Все мы чего-то боимся, Серега. Вот ты сейчас боишься, что кто-то подумает, что ты боишься армии, и только поэтому идешь служить. А ты не бойся. Подумай, что для тебя важнее - убить два года неизвестно на что, семьсот тридцать дней гнить и подыхать, как… как хрен его знает кто, или спокойно жить и работать, играть, любить свою Ленку…
- Послушай, Димыч, не надо, - остановил его Серега. - Когда тебе хочется в туалет, ты же не думаешь, как этого избежать. А кроме того, что уже сделаешь?
- Да я не о том, - мотнул головой Димка. - Конечно, что уж поделаешь, если ты такой глупый.
- Дима..
- Я о том, что тебе настрой нужен, а у тебя его нет.
- Димыч, я помню все твои рассказы об армии, но не всем же такая служба достается…
- Дурак. Идеалист. Послушай меня. В армии никогда не бойся своей и чужой крови, никому не верь, опасайся…
- Дима, не надо. Все будет нормально, - Серега полуобнял его за плечи и улыбнулся. - Посмотри лучше, красота какая вокруг. Весна.
- Да что весна?..
- Небо как бархатное, видишь? И дождик какой-то такой, уютный, что ли… А воздух, а ночь… У меня так часто бывает, знаешь, переполняют какие-то ощущения, эмоции, гг слов, чтобы их выразить, не хватает, просто нет таких слов в языке. Тем музыка и хороша, что ею можно выразить все…
- Ладно, - вздохнул Димка, - чего с тобой, солобоном, говорить. Сам все увидишь. Пойдем играть, что ли…
К кафе подъехало такси. Серега только глянул:
- Ленка приехала, - и бросился открывать дверцу.
- Привет, - кинулась Сереге на шею стройная красивая девушка.
- Привет.
- Ты меня чувствуешь, да? - спросила она. - Ты же не знал, что я приеду, а стоишь на входе…
- Это я тебя чувствую, - мрачно ответил за Серегу Димка. Серега был слишком занят: он собирал губами с ее лица дождевые капли.
- Ладно, пошли внутрь, - позвал Димка. - Серега, играть надо, не забыл?
После закрытия кафе Серега с Ленкой брели куда-то вдвоем по мокрым пустым улицам.
- Не хочу, чтобы ты уезжал, - сказала она, глядя куда-то в сторону.
- Девочка моя, да я и сам не хочу, - ответил он, нежно прижимая ее к себе. - Но ничего не попишешь.
- Сережа…
- Да ладно! Через два года вернусь как огурчик. А там организуем шикарные встречины, созовем кучу народа, а потом махнем куда-нибудь на юга. Месяца на три.
- Сереженька…
- Ну хорошо, на два.
- Не надо этой бравады, Сережа. Я же вижу, что тебе не до веселья.
Он тяжело вздохнул.
- Это правда. Знаешь, Димке не сказал, ребятам не сказал, а тебе скажу. Паршиво мне. Страшно. Понимаешь, неизвестность всегда страшит, тем более такая. Как подумаю, что два года мне придется жить бок о бок с целой кучей грубых, тупых мужиков… Как оно там будет?.. А-а, да зачем это я…
- Все будет хорошо, вот увидишь, - с тоской в голосе сказала она. - А я тебе часто-часто писать буду. Каждый день. Ладно?
- Договорились, - улыбнулся он. - Только не очень нежно, а то я буду дурно спать ночами.
- Дурашка, - она махнула на него рукой. - В училище своем разобрался?
- Да, сегодня сдал последний экзамен. Можно смело двигать, как говорит Димка, "под знамена герцога Кумбэр-лэндского". А там сама знаешь что: трубы, штандарты, подъемные мосты, зубчатые башни, миннезингеры поют серенады под окнами прекрасных…
- Сереженька… - вдруг всхлипнула она, пряча лицо на его груди.
- Кисунечка моя, - обнял он ее. - Не плачь, не надо. Все будет хорошо.
- Обещай мне, - подняла она на него мокрые, с потекшей тушью, глаза. - Обещай мне, что будешь себя беречь очень-очень, ладно?
- Обещаю, - чмокнул он ее в щеку, - тысячу раз обещаю.
- Честно?
- Честно.
- Честно-честно?
- Честнее не бывает.
Обнявшись, они медленно пошли дальше.
- Что тебе напоминает вечерний город? - вдруг спросил он через несколько минут.
- Телевизор, когда закончилась программа, - усмехнулась она.
- Интересно, - покивал он. - Необычный образ.
- А тебе?
- Мне? А вот ты послушай. Так, знаешь ли, пришла пара-тройка строчек сегодня в голову…
- Давай, - крепче прижалась к нему она.
- Ну, тогда слушай:
На струнах неба пальцы пустоты
Играют тихо, умиротворенно,
И город - словно маленький ребенок
В момент, когда разводятся мосты.
Он разодрал коленки площадей
Об острые осколки магистралей…
Ну, и так далее.
- А дальше?
- Честно говоря, не помню. Да и какая разница, главное, что образ есть. Такой вот инфантильный образ. Такой же инфантильный, как я.
- Каждый из нас в чем-то инфантилен - кто чувствами, кто рассудком, кто физиологией. А образ красивый, - сказала она задумчиво. - Ты очень романтичный человек.
- Скорее я болезненно, патологически сентиментален, - скорчил гримасу он.
- Знаешь, - сказал он, когда они уже стояли у ее дома, - этот дождь - как слезы.
- Слезы?
- Да. Город плачет по мне, Ленка, плачет вместе с тобой.
Часть 1. ПРОДСЛУЖБА
Глава 1
В полку гостило лето. Странное, суматошное, оно выгорело под низким, как потолок танковой башни, небом, словно солдатская хэбэшка, и провоняло кипящим машинным маслом. Лето ни в чем не знало меры - ни в многочисленных учениях, ни в печном жаре рехнувшегося солнца - и даже тепло свое делило между удушающе-горячими днями, подыхающими на раскаленной сковородке плаца, и дрожащими от холода ночами совершенно бестолково. Пыльные потные вояки в парках и на полигонах напоминали формой и содержанием обгоревшие в "буржуйке" поленья, и лениво возились в каждодневной грязи, как разомлевшие на жаре мухи. А у мух наступил очередной демографический взрыв, и они черной жужжащей массой заполнили казармы и склады, и солдаты в столовой пожирали мушиного мяса гораздо больше, чем любого другого. В полку гостило лето. Гостило по ошибке. Просто споткнулось о забор части и неловко плюхнулось в середину жирной горячечно-жаркой тушей. И все, кто оказался в это время внутри, были обречены долгие-долгие недели ползать под давящим бременем его присутствия.