От противоположной стены поднялся арестант, неторопливо подошел к Мише и пнул его сапогом. Миша резко встал, получил короткий удар под дых, но не делая пауз, не переводя попусту запала, въехал азиату между глаз. Тот яростно взвизгнул и нанес несколько ударов. Кровь бросилась Мише в голову, он в три удара завалил азиата и принялся жестоко пинать его ногами. Все повскакивали с мест и принялись оттаскивать Мишу.
- Хватит, хватит, зема, уймись, - прошептал кто-то ему в ухо. - И, главное, не шуми: караул услышит - у нас будет много неприятностей.
Миша позволил усадить себя под стену. В камере снова все затихло, только возле ведра с водой матерно шипел и булькал, приводя себя в порядок, азиат. К глазку снаружи приблизилось чье-то лицо, приклеилось, повисело и снова отклеилось.
- Видел? - прошептал Мише сосед. - Часовой палит. Миша кивнул, потом посмотрел в сторону азиата.
- А это что за урод?
- Да хрен его знает! Я с ним вместе не пил.
- Бурый.
- Это еще не бурый. Но нас всех ненавидит - точно. У них, азиатов, всегда так бывает, когда ты либо слишком уж сильнее их, либо слишком слабее. Тогда они ненавидят тебя либо за твою силу, либо за твою слабость. Если между тобой и ими примерное равенство, они хорошо к тебе относятся.
- Почему это? - Миша был явно заинтересован.
- Ну, потому что либо им не надо опасаться твоей силы, либо в них не будит дурных инстинктов твоя слабость, - губарь осторожно вытащил из углубления стены бычок и подкурил. - Вот, скажем, в нашем батальоне мы очень даже неплохо с ними живем - они такие клевые, вроде, ребята, без западла, если нужно, то и выручат. Но это потому, что у нас равенство в силах. А было бы их меньше или больше, все, наверное, было бы по-другому.
Помолчали. Потом Миша спросил:
- А что, караул стоит стремный, что вы все так шугаетесь?
- Да нет, этот караул еще ништячный, - ответил сосед. - Просто береженого Бог бережет, а небереженого… - он затянулся. - Вот если ДШБ заступит, тогда посмотришь на стремный караул, зема.
- А что будет?
- Увидишь, зема. Кстати, - сосед встрепенулся. - Тебя как зовут?
- Миша.
- Ништяк. А меня - Серый. Из Красноярска.
- А я из Харькова.
Они пожали друг другу руки.
- Первый раз на губе?
- Да. А ты?
- Да уж со счета сбился, - ответил Серый. - В этот присест уже двенадцатые сутки сижу.
- Сколько? - Миша посмотрел на него с уважением. Серый равнодушно пожал плечами:
- Вот так как-то получилось. Долго ли умеючи?..
- А за что тебя?
- Неуставняк… Да какая, в общем-то, разница, зема? Сижу и сижу.
Время близилось к ужину.
- Смена караула скоро, - сказал Серый.
Почти в ту же секунду из-за двери послышался многоногий топот сапог, голоса, звяканье штык-ножей на автоматных стволах. Заскрежетал замок, дверь со скрипом начала открываться. Все встали. В камеру вошли давешний дохляк-пэвэошник и здоровенный лейтенант-десантник с пьяными глазами. В дверях остановилось двое мосластых, рослых - под два метра - парней в беретах, и с коротенькими АКСУ в руках.
- Становись! - зычно скомандовал летеха-десантник, и по камере пахнуло перегаром.
Все выстроились в шеренгу. Летеха тупо осмотрел шпалеру, глянул в бумажку-список и, через слово матерясь, провел перекличку. Фамилия Миши - как новоприбывшего - была в списке последней. Летеха споткнулся на ней, потом все же прочитал, взглянул на сказавшего "я" Мишу и подозрительно спросил:
- Ты че, жидяра, парень?
"У, козел", - подумал Миша и промолчал.
- Ладно, - сказал летеха пэвэошнику, - здесь все в норме. Пошли в следующую камеру.
Они двинулись к выходу. Уже в дверях летеха обернулся, еще раз осмотрел арестантов и сказал:
- Слишком буро выглядите, ребята. Будем дрочить. Потом остановил взгляд на Мише и добавил: - Уродов-жидов будем дрочить особо.
Дверь захлопнулась.
- Вот, мля, невезуха! Накаркал, - с досадой сказал Серый, глядя вслед начкарам. - Под дэшэбэшный караул лучше вообще не попадать. А с таким-то начкаром хоть вешайся сразу…
Арестанты негромко переговаривались и в сердцах сплевывали.
- Ты понимаешь, - объяснил Мише Серый, - этих лосей в беретах специально вышколили как военную жандармерию. С самого первого дня им вбивали в голову, что они самые крутые ребята, а все остальные - это чмыри и пидары. Короче, если ты не в голубых погонах и берете, то ты не человек и эти все сохатые видели тебя стоящим раком на корпусном плацу, понял?.. Да ладно, че я тебе все это рассказываю? Вот начнут дрочить, тогда сам все поймешь.
Серый помолчал и спросил, нерешительно, как спрашивают о нехорошей, неизлечимой болезни:
- Послушай, зема, а ты что - действительно жид?
- Я не знаю такой национальности, - грубо ответил Миша. - Я знаю национальность "еврей". Вопросы?
Серый промолчал.
Все началось после ужина. В камеру ворвалось человек пять караульных, они пинками и окриками подняли губарей и поставили лицом к стене, а сами начали шмонать помещение. Они осмотрели ведро, долго крутили и трясли табурет, вынюхивали все углы, общупали дверной косяк. Потом они начали обыскивать губарей. Драли с их плеч хэбэшки, ощупывали ноги, заставляли раздеваться до белья, подгоняя арестантов матами и ударами прикладов. Наконец, один из караульных матернулся и зарядил кому-то из арестантов - Мише было не разглядеть, кому именно, - по морде.
- Че, че там? - спрашивали десантники.
- Во, глядите! - и караульный показал им два бычка и коробку спичек.
- Ништяк, - негромко констатировал сержант-десантник и вдруг заорал: - А ну, привести себя в порядок, уроды! Живее, живее!
Все торопливо заправлялись и застегивались.
- Так, а теперь в колонну по одному в направлении выхода стан-новись! К бегу приготовиться!
Губари выстроились в колонну, чуть наклонились и согнули ноги в коленях и руки в локтях.
- Товарищ лейтенант! - крикнул сержант наружу. - Уроды готовы!
- Давай! - донеслось из коридора.
- Бегом марш! - заорал сержант и принялся пинать пробегавших мимо него губарей. - Живее, трупы!
Пробегая по коридору, Миша заметил, как лейтенант выгоняет - бегом, в колонну по одному - губарей-сержантов из камеры № 5. Их всех выгнали на плац. Это был небольшой пятачок голой земли, окруженный высоченным забором с колючей проволокой. Где-то в стороне в заборе был узкий проход к очкам. Оттуда жутко воняло. Над забором торчала деревянная вышка с четырехскатным навесом. Там, как на насесте, маячил черт в берете и с АКСУ. Дождя не было уже неделю, но на плацу было здорово грязно. Губарей построили полукругом. Напротив выстроились караульные с автоматами наперевес. Вперед вышел летеха-начкар. Он некоторое время глазел на губарей, потом прочистил горло и сказал:
- Короче, уроды! Вы не понравились мне сегодня. Мне показалось, что вы слишком свежо выглядите. А ведь это губа, гауптическая вахта, а не санаторий! - его лицо перекосилось. - Вы должны отбывать наказание за нарушение Устава, а вы тащитесь, ублюдки! - Он вдруг замолчал и минут пять таращился на кого-то в строю. - А что касается жидов, которых еще не всех перевешали и которые… которые…
Один из караульных принес ему табурет. Летеха тяжело сел, попытался вспомнить, о чем он только что говорил, и безнадежно махнул рукой:
- Короче, вздрочните этих уродов, ребята!
- Они сейчас скомандуют "Упор лежа принять!"- торопливо пробормотал Серый. - А елду им всем на рыло!
- Упор лежа принять! - зычно рявкнул сержант. Губари нерешительно переглядывались.
- Ну вы че, уроды?! - заревел сержант. Караульные медленно пошли на сближение, распрямляя металлические приклады на автоматах. Некоторые арестанты - те, что пожиже - начали опускаться, запихивая ладошки в грязь. Караульные уже пнули нескольких прикладами. Миша, увидев, что к нему приближается здоровенный мордатый детина с автоматом в руках, нехотя нагнулся и принял упор лежа. Грязь под ладонями была холодная и мерзкая. Вскоре из всех арестантов остался стоять один только Серый.
- А ты чего, ублюдок?! - вызверился на него сержант.
- Это стремно. Я этого делать не буду.
- Чего?! - сержант озверел. - В приклады этого козла, живо!
Серого начали гасить прикладами. Он уворачивался, уходил с таким расчетом, чтобы оказаться поближе к коридору губы и не упасть в грязь. Несколько раз ему даже удавалось смазать кому-то из караульных по морде. Но в конце концов его завалили и, окровавленного, уволокли за руки в коридор. После этого взялись за остальных губарей.
Арестанты под счет "Делай раз!.. Делай два!" отжимались в грязи. Это длилось очень долго. Команды все звучали над головой, кого-то пинали сапогами, руки уже не разгибались, и хэбэшка была уже грязным-грязна. Вскоре Миша совершенно потерял ощущение времени. Он тупо продолжал что-то делать, совершенно не чувствуя своего тела, и команды все звучали, и грязь была холодна. Над командами то и дело взлетал отборный летехин мат. То справа, то слева кто-то бессильно валился мордой в грязь, и тогда упавшего били и топтали сапогами. А команды все звучали: "Делай раз!.. Делай два!"
- И жидов, жидов побольше дрочите, ребята, - вдруг тупо вскрикнуло это быдло в лейтенантских погонах. - Они самые, мля, западлистые уроды, которых мамки через жопу рожали!..
Плохо соображая, что делает, Миша встал и медленно побрел ко входу в коридор губы. Ему почему-то было все равно, что за этим последует. Сзади что-то грубо орали, потом по загривку что-то влупило как обухом, и он упал лицом вниз на захоженный пол.