Значит, нет ничего более практического, чем Евангелие. И по Евангелию можно жить, имея любую профессию. Среди святых есть князья, нищие, цари, епископы - люди всех сословий. Быть христианином на своем профессиональном уровне, на своей кухне - везде! Вот вы подметаете пол - женщины или мужчины, теперь мы все уравнялись - всегда надо помнить, что Дева Мария мела пол так же, как и мы. И это было священнодействие, это было нечто необычайное. Конечно, она мела пол - у нее же не было слуг, которые бы этим занимались. Нет ничего унизительного, кроме предательства и вражды.
Поэтому глубоко заблуждаются те, кто является "воскресными христианами", которые час-полтора где-то там помлеют в храме, а потом приходят и живут как обыкновенные язычники.
А почему мы не можем жить иначе? Это, собственно, единственное, что от нас ожидается, единственный ответ, который мы должны дать. Вовсе не какие-то воспарения, прозрения, а жизнь… Но это трудно. Легче говорить о мистике, чем просто жить по-христиански. Если у нас это не получается - значит, мы не делаем главного. Тогда все остальное идет прахом, потому что "не всякий говорящий Мне: Господи, Господи, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего". Есть род христианского снобизма. Гордая мысль: эти глупцы ничего не знают, а вот я читал Бердяева, я чувствую себя корифеем. А на деле он просто приобрел еще один престижный ярлычок. Вот здесь - профанация.
Есть этому помехи. Они заключаются в том, что наш общий социальный жаргон усвоил, скопировал, если хотите, массу хороших понятий, терминов и всего прочего. И когда я говорю одному молодому человеку: зачем ты бросил свою настоящую работу, что-то сторожишь и вообще стал деклассированным, он говорит: "Ну вот, мне это всюду говорят, мои сверстники, друзья, и вы мне говорите". Но если они тебе говорят правду, что же я могу сделать, чтобы не совпадать с ними во мнении? Эта привычка отталкиваться от всего, что идет извне, создает массу ложных внутренних предпосылок. Это касается вашего существования в обществе и профессионального окружения.
Я знаю одну женщину - она доктор наук, занимается астрономией. Она нигде не декларировала и не объявляла о своей церковности, о своем христианстве, но была в институте всем для всех, образцом увлеченности работой и высокой нравственной принципиальности - все к ней обращались. И когда люди потом узнавали, что она христианка, то понимали: вот это действительно христианка. А что за радость, если какой-нибудь бездельник будет говорить: а я вот верующий… Да лучше бы уж молчал, чтобы не срамиться. Это простые все вещи, но плохо усваиваемые.
Вот почему еще я и спросил о дьяволе - почему так трудно усваиваются простые вещи.
О. АЛЕКСАНДР: Но тем не менее лучше пенять на… себя.
Как христианство относится к изображению Бога на иконах?
О. АЛЕКСАНДР: Отрицательно. Не надо этого делать. То, что Христа изображают, - это, конечно, естественно, прекрасно, а когда изображают Бога в виде старика - это нарушение заповеди.
В церквах есть сейчас такие изображения?
О. АЛЕКСАНДР: К сожалению, есть.
А "Троица"?
О. АЛЕКСАНДР: Это другое. Во-первых, это иллюстрация к рассказу из Библии о трех странниках и это, в общем, опосредованный символ. Это библейская история, из Книги Бытия: три странника пришли проверить города Содом и Гоморру, не пора ли их уже покарать. Этих трех странников принял Авраам, угощал… А Рублев убрал фигуры Авраама и Сарры, оставил трех странников, а дом Авраама, дуб Авраама там есть, так что это как иллюстрация к Ветхому Завету, трижды опосредованный символ и потому допустимый.
Человек, Вселенная, Творец. Основы христианской веры
Я, конечно, исключительно кратко могу осветить такую необъятную тему. Сейчас об этом вышла книга одного замечательного фламандского писателя, который не страдает болтливостью, однако она занимает 800 страниц, и я уверен, что он охватил только часть данного вопроса.
Возможно, тот из вас, кто смотрел вчера передачу "Очевидное - невероятное", слышал, как собравшиеся там академики, рассказывая о космосе, вспомнили слова Паскаля: "Меня пугает молчание этих бездн", то есть бездн космоса. Академик Шкловский сказал, что, в общем, это не совсем так, потому что у космоса есть свой голос; и они стали говорить о разных звуках, шумах и космических излучениях. Слова Паскаля они привели кстати, потому что то, что они рассказывали, действительно говорило о безмерности Вселенной и поразительности ее устройства. И они без конца потом возвращались к мысли о том, насколько мало человек еще знает.
Но Паскаль, конечно, имел в виду совсем другое. Сколько бы мы ни знали о космосе, если он не имеет в себе населенных планет, мы никогда не перестанем испытывать чувство, что есть безмерная масса материи, холодные, раскаленные просторы пространства - и все это лишено разума, лишено жизни. На фоне этого огромного целого человек предстает как непостижимая загадка, как что-то сверхредкое, почти невозможное. И говоря о пугающем безмолвии этих бездн, Паскаль приходит к мысли, что человек, эта ничтожная тростинка, ничтожное существо, превышает все эти бездны, превышает всю огромность материального мира, потому что он мыслит, потому что он вмещает в себя этот мир, отражает и познает.
Не только познает, но делает первые слабые попытки управлять им и творить. И когда человек познает самого себя в творческом процессе и в процессе познания, он приходит к мысли о своем родстве с тем безмерным, бесконечным, непостижимым, что воплощается в космосе, чья сила и бесконечность реализуются в материальной Вселенной, в ее законах.
Но, конечно, человек далеко не всегда приходил к этой мысли, лишь думая о Вселенной. До того как люди узнали, насколько она велика, они уже поняли, насколько чудесна загадка самого человека. Даже если Земля - это плоский блин, который лежит на черепахе, люди, которые по этому блину ходят, остаются поразительнейшим чудом! Один человек более чудесен, чем целая Галактика, если в ней нет ни жизни, ни разума.
Иными словами, мы приходим к мысли о том, что дух (как мы это называем), мысль, разум, сознание являются чем-то, стоящим на вершине пирамиды мироздания, его средоточием. Причем это неважно, имеются ли аналогичные существа на других планетах или нет. От того, что такие существа есть, просто количественно увеличивается разумное население Вселенной. Даже если они являются мыслящими грибами, что едва ли возможно, все равно мы должны их рассматривать как людей, потому что общая формула человека - это материя, наделенная духом, сознанием.
Впрочем, нужно сказать, что крайне сомнительно, чтобы существовали, как это вы читаете у Станислава Лема или у Шекли, разные мыслящие грибы. Исследуя Вселенную, человек все более убеждается в том, что всюду действуют сходные законы, иногда вполне идентичные. И поэтому развитие жизни на других планетах, вероятней всего, должно идти по сходным направлениям, то есть должна действовать одна программа и она должна давать аналогичные результаты. Однако, еще раз повторяю, - это вопрос непринципиальный.
Итак, исходя из Вселенной, исходя из самого себя, человек размышляет о смысле, и надо сказать, что все поиски человека всегда сориентированы на что-то реальное. Человек хочет есть, пить, отдыхать, что-то еще ему нужно - все это соответствует каким-то объективным вещам. И наши поиски духовного, наши поиски добра и зла - это не просто каприз какого-то существа; они тоже отражают нечто объективное, реальное.
Навсегда остаются для нас глубокой истиной слова евангелиста Иоанна, что "Бога не видел никто". И это принципиальный вопрос. Потому что человек еще не познал, как я уже говорил, и сотой доли творения, и то Бесконечное, что стоит за этим творением, для нас поистине недоступно.
Как говорили большинство древних философов и ученых, и за ними повторяли богословы и мыслители всех веков, первое, что может сказать человек о Боге, - что Он есть, что Он является реальностью. Но сказать о том, чем является Бог, он не может. Почему? Потому что каждое наше слово и каждое наше определение - это всегда земное слово и земное определение, оно всегда соизмеримо с нами. Когда мы говорим: разум, дух, любовь, сознание, Отец, Создатель - это всегда слова соизмеримые. Потому что человек тоже может обладать любовью отца, разумом, подобным разуму творца, и так далее. Значит, слова евангелиста приводят нас к той обязательной предпосылке мысли о Творце, которая нам категорически запрещает утверждать познание этой тайны.