– Да рано еще писать было, ничего и не видно было. Это уж мне Иван как другу секрет открыл. Ищите, ищите сестренку-то… А я вот о своих тоже ничего не знаю. Живы ли, куда их вывезли? Говорят, не волнуйтесь, все эвакуированы. Если так, то чего же не пишут? Хоть бы знать, что с ними все в порядке…
Анастасия похолодела: вот оно как! Даже тем, кто умирает в этой клинике, о ком все газеты строчат героические оды, даже им трудно отыскать своих родных…
Больной погрузился в свои мысли и, казалось, забыл об Анастасии.
– Послушайте! Так где же был Иван в ту ночь?
– Иван? Иван в ту ночь дежурил на станции.
– А теперь где он? Вы это знаете?
– Знаю. В деревне Митино он. Туда наших увозят.
– Там что, какая-нибудь специальная больница?
– Кладбище там в Митино специальное. Всех нас туда свезут по одному. Ну, Иван раньше других отмучился.
Анастасия заплакала и плакала долго. Чернобылец спокойно и безучастно ждал, пока она возьмет себя в руки. А может, снова забыл о ней… Потом Анастасия подняла голову.
– А про Аленушку вы что-нибудь знаете еще?
– Нет, про Аленушку не знаю. Может, и она была среди баб возле станции. Сбежались они туда, когда зарево от пожара увидели и услышали, как "скорые" мчатся к станции. Ну, на территорию их, конечно, не пустили. А уж потом и рвануло. Так что ее-то поищите в эвакуации где-нибудь. Может, и жива она. Только этих баб всех тоже "скорые" увезли. По домам их не отпустили.
– Простите, ради Бога, что мучаю вас вопросами. Я вижу, что вам сейчас не до меня. Подскажите только, как же мне найти сестру, где искать?
– Если бы я знал… Я бы тогда свою жену с ребятишками тоже нашел. А я и не знаю: то ли она болезни моей испугалась и скрывается, то ли сама… Горевать или проклинать, не знаю. А вы поезжайте в Киев, там поближе и узнаете, может. И послушайте запишите данные моей жены и детей. Я тут прошу, прошу, а мне в ответ ни слова. Вдруг вы и моих по пути встретите? Расскажете им про меня… Да пусть жена напишет. Я хоть буду знать, что один на тот свет ухожу, что детей и ее вместе с собой не загубил. Запишете?
– Конечно! И обещаю вам, везде, где буду искать своих, там же буду искать и ваших. Спасибо вам, что вышли ко мне сюда, большое спасибо. И желаю вам…
– Не надо, – перебил ее больной. – Если моих разыщите – там за вас буду Богу молиться. Если примет Бог нас, чернобыльцев…
– Что вы такое говорите? – прошептала удивленная Анастасия.
– Да вы не слушайте, это я так. Это уже мои другие мысли. Вам их не понять. Если бы раньше такие мысли приходили, так и в Чернобыле бы ничего не случилось. Ну и прощайте теперь. Устал я.
Он медленно встал с кресла и пошел к двери. Медленно отворил ее и вышел, не оглянувшись на Анастасию. Белая дверь без скрипа затворилась за ним.
* * *
11 мая на всех рынках Москвы было проведено 2827 проверок поступивших продуктов. И все они оказались чистыми. 12 мая – 3501 проба, выявлено два "загрязненных" товара; 13 мая – один из 4621; 14 мая – семь из 2726; 15 мая шесть из 3123; 16 мая – три из 2920; 17 мая – один из 3071; 18 мая – 0 из 3001; 19 мая – 0 из 3017; 20 мая – один из 3008…
"Литературная газета", 28 мая 1986 г.
Чернобыльским атомщикам важно знать, что семьи их в безопасности, что они устроены… Но не все еще имеют вести от своих семей.
И сразу установить связи с ними не просто – ведь новые адреса получили десятки тысяч людей.
"Труд", 7 мая 1986 г.
Жена Леонида Телятникова Лариса Ивановна и дети сейчас в Киеве. Он говорит, что отправил им уже два письма. Ответа пока не получил. Не знает, как они.
"Известия", 10 мая 1986 г.
У меня в Припяти жена и двое детей. Конечно, беспокоюсь. Знаю, что помощь им оказана, но где они, как устроены, здоровы ли?
Д. Перч, мастер электроцеха Чернобыльской АЭС "Социалистическая индустрия", 8 мая 1986 г.
Первое время мы складировали одежду прибывших на лечение или обследование. Во многих случаях это совершенно безопасные вещи через две недели. Кстати, в Москве создана специальная химчистка, где каждый желающий может привести в порядок свою одежду.
Зам. министра здравоохранения СССР
Олег Щепин "Литературная газета", 21 мая 1986 г.
Мы ничего не держим в тайне… Мы открыто публикуем нашу информацию, делимся ею с зарубежными специалистами.
Профессор Ангелина Гуськова
АПН, 14 мая 1986 г.
Глава восьмая
Анна прощается со шведскими друзьями
В последний день пребывания Анны в Швеции Свен устроил прощальный ужин в своем охотничьем домике недалеко от Стокгольма. Анне было не до веселья, но все гости были приглашены на этот ужин заранее. Больше всех хлопотала Ирина, а уж ее обидеть отказом от этого ненужного празднества Анна никак не решилась.
Ужин проходил при свечах, Свен приготовил жаркое из дичи, которую хранил в морозилке.
Охотничий домик Свена был на самом деле старым домом его родителей. Но и родители, и их дети, братья и сестры Свена, давно перебрались в город и позабыли о своем крестьянском происхождении. Дом хотели продать, но Свен выпросил его себе и назвал "своей охотничьей хижиной". В большой кухне с очагом он устроил холл По стенам домика висели его ружья, рыболовные снасти и охотничьи трофеи. В холле стоял огромный сосновый стол, сколоченный руками хозяина, везде были разбросаны и развешаны какие-то шкуры. Две охотничьи собаки Свена, лайки, придавали "хижине" особый уют и напоминали Анне давнюю жизнь на Свири: у них с сестрами тоже жили две приблудные лайки – Енька и Дозор, черная и рыжая. Слушая вполуха разговоры Свена и Ирины с гостями, стокгольмскими журналистами и писателями, Анна, которой Свен переводил, рассеянно улыбалась, изредка вставляя в разговор слово-другое, но мысли ее, вернее, даже не мысли, а чувства, были далеко. Она гладила собак, вдыхала запах горящих в очаге поленьев, глядела, не отрываясь, на огонь, и все это остро напоминало ей другие зимние вечера, когда Анастасия отодвигала в сторону стопу проверенных тетрадей и спрашивала сестер:
– Ну что, вся работа на сегодня сделана? Посумерничаем, девочки?
У них не было ни шкур, ни камина. Но зато был старый, побитый молью ковер, перевезенный в деревню из ленинградской комнаты, и была печка. Они расстилали ковер перед печкой, открывали дверцу и сидели втроем, глядя на догорающие угли. Это был час, когда они могли говорить друг другу о самом главном, делиться всеми секретами и просто молчать, и им было хорошо втроем и тепло. И собаки вот так же лежали рядом и глядели на угли…
Анна не хотела расплескивать свою печаль, показывая ее гостям. Но рано или поздно разговор должен был зайти о Чернобыле, и разговор этот начался.
– Как вам нравится позиция наших "экологистов"? Вместо того чтобы говорить о том, по чьей вине в Европе наблюдается повышенная радиация, они потребовали закрытия вообще всех атомных станций у себя дома, а до Советского Союза с его атомными монстрами им словно бы и дела нет!
Это сказала Карола, женская писательница и редактор одного из женских журналов, как ни странно, совсем не левого направления. Ей ответил Хари, журналист из солидной газеты, сам отнюдь не отличавшийся солидностью.
– А почему бы нам, противникам атомной энергетики, не рассматривать этот случай как общее предупреждение?
– Между прочим, Хари, твоя газета придерживается других установок, – съязвила Ирина Борисовна.
– Это не моя вина, это моя беда, – отпарировал Хари. – Я вынужден держаться в рамках направления своей газеты, но своего личного отношения к проблеме я никогда не скрывал.
– Вы что же, вообще все атомные станции хотели бы закрыть? – спросила Диса, считавшая себя знатоком Советского Союза и советской жизни.
– Да, все. По крайней мере, сегодня, если сегодня возможны такие катастрофы, как в Чернобыле. Мир не готов к использованию атомной энергии, и Чернобыль это подтвердил.
– Вы не думаете, что это исключительно советская проблема? – спросил Свен.
– Нет, не думаю. Это могло случиться в любой стране мира. А что вы думаете об этом, Анна?
– Я думаю, что это не только советская проблема. Особенно в вопросе строительства и безопасности. Но для меня главное другое. До сих пор я не могу ничего узнать о судьбе своих близких, живших в Чернобыле. И никто в мире не знает ни истинного характера катастрофы, ни количества облученных. А вот это уже только советская проблема, только советская вина.
– Да, и это очень печально с точки зрения тех, кто желает Советскому Союзу только хорошего, – вставила Диса. – Я и мои друзья верили в то, что новое руководство вашей страны, Анна, поведет ее по более демократическому пути. Я думаю, вы не будете спорить, что были основания ждать от Горбачева совсем другого поведения в случае с Чернобылем.
Анна улыбнулась.
– Я вообще никогда ни с кем на Западе не спорю. Я просто рассказываю о нашем опыте и высказываю свои мысли. Так вот, я думаю, что перемен к лучшему можно было ждать и что перемены эти были и будут.
– Как, Аннушка? Что вы такое говорите! – встрепенулась Ирина Борисовна.
– Как всегда, говорю то, что думаю. Вы знаете, Ирина Борисовна, что при Горбачеве значительно повысилась производительность труда?
– Да, это факт. Но при чем здесь это?