Отец Серафим отошел ко Господу 2 сентября 1982 года. Его жизнь - это история духовной борьбы и подвига, закончившаяся у Престола Божия. Она вдохновляет всех христиан, желающих сильнее разжечь огонь истинной веры. Отец Серафим воспитывался в той же атмосфере нигилизма, материализма и гуманизма, что и большинство наших современников. И все же ему удалось прорваться сквозь путы соблазнов и заблуждений его среды. Милостью Божией он не только нашел драгоценную жемчужину православной веры, но и отдал все свои дарования служению Богу и людям, постаравшись соединить оторванного от корней современного человека с духовным наследием Православия.
Работа "Человек против Бога" в оригинале носила название "Nihilism: The Root of the Revolution of the Modern Age" ("Нигилизм: источник революции современной эпохи", Forestville, California: Fr. Seraphim Rose Foundation, 1994). Она представляет собой 7-ю главу из ранней неопубликованной работы "The Kingdom of Man and the Kingdom of God" ("Царство человеческое и Царство Божие"), однако является вполне законченным произведением. Эссе "Недочеловечество" в оригинале носит название "Subhumanity". "Путь ко спасению в современном мире" - это фрагмент из книги отца Серафима "In Step with Saints Patrick and Gregory of Tours" ("По стопам св. Патрика, просветителя Ирландии, и св. Григория Турского"). Все названия даны составителем.
Человек против Бога
I. Введение
Вопрос об истине
Что такое нигилизм, в котором мы увидели корень революционности современной эпохи? Если мы станем отвечать не задумываясь, то с языка у нас уже готовы сорваться некоторые очевидные примеры нигилизма: фантастическая программа разрушения Гитлера, большевистская революция, дадаистская [1] атака на искусство. Почва, произрастившая все эти движения, может быть представлена несколькими "одержимыми" прошлого века: поэтами Рембо и Бодлером, революционерами Бакуниным [2] и Нечаевым [3], лжепророками типа Ницше. А на более низком, "обывательском" уровне в среде наших современников ощущается сегодня смутное беспокойство, заставляющее одних идти вслед за магическими фигурами, подобными Гитлеру, а других искать убежища в наркотиках и лжерелигиях или же совершать "бессмысленные" преступления, которые становятся все более присущи нашему времени. Все это, однако, лишь эффектная поверхность проблемы нигилизма. Впрочем, и с ней не так-то легко справиться. Но мы в настоящей главе ставим задачу еще шире: мы хотим попытаться понять природу всего этого движения в целом, в то время как названные выше явления представляют собой лишь отдельные, наиболее яркие его примеры.
Каждый, кто осознает явное несовершенство и зло современной цивилизации, послужившие толчком и причиной нигилистической реакции, - впрочем, ниже мы убедимся, что они были лишь плодами самого нигилизма, только в его зародышевой форме, - не может не испытывать сочувствия хотя бы к некоторым представителям этой реакции. Это сочувствие может принимать форму жалости к тому, кто оказался "жертвой" условий, против которых были направлены его собственные усилия, или же выражаться в общепринятом мнении, будто бы некоторые нигилистические явления имеют "позитивное" значение и играют определенную положительную роль в развитии человечества или нового этапа его истории. Последнее мнение есть нечто иное, как очевидный результат самого того нигилизма, о котором здесь идет речь. Первая же точка зрения, по крайней мере отчасти, не лишена правды или справедливости. Но именно поэтому и не следует переоценивать ее значение. Уж слишком легко сегодня в атмосфере интеллектуального тумана, окутывающего либеральные и гуманистические круги, от сочувствия к несчастному человеку перейти к принятию его идей. Нигилист, разумеется, в определенном смысле больной, и его болезнь свидетельствует о болезни века, чьи лучшие, впрочем, как и худшие, представители обращаются к нигилизму. Но болезнь нельзя ни вылечить, ни даже диагностировать посредством сочувствия. Во всяком случае, речь никак не может идти о "невинной жертве", поскольку нигилист сам участвует во всех грехах человечества, которое творит зло нашего времени, ополчается - как все нигилисты и делают - не только на существующие "несправедливости" социального или религиозного порядка, но и на сам этот порядок и истину, которая стоит за ним, а значит, самым активным образом помогает диаволу, что уж никак нельзя оправдать мифом о "невинной жертве". В конце концов, служить диаволу против своей воли нельзя.
Но если мы далеки от того, чтобы "оправдывать" нигилизм, не склонны мы и "осуждать" его. Так, бессмысленно обвинять нацизм или большевизм в "вандализме", "варварстве" или "антиинтеллектуальности", а художественный и литературный авангард в "пессимизме" и "самолюбовании", как столь же бессмысленно отстаивать "демократию" во имя "цивилизации", "прогресса" или "гуманизма" или защиты "частной собственности" и "социальных свобод". Подобные доводы хотя отчасти и справедливы, но не попадают в цель, так как нигилизм - явление гораздо более глубокое и программа его столь радикальна, что подобные мелкие доводы не смогут ей противостоять. Нигилизм порочен в самой своей основе, и эта порочность может быть побеждена только истиной. Большая часть критики нигилизма вообще не направлена против его основ, а причина в том, что - как мы дальше увидим - нигилизм столь распространен в наше время, он так глубоко проник в умы и сердца сегодняшних людей, что не осталось ни одной сферы, ни одного фронта, на котором с ним можно было бы сражаться, и тот, кто думает, будто борется против нигилизма, на самом деле часто берет в руки его же собственное (нигилизма) оружие и обращает это оружие против себя самого.
Некоторые читатели могут возразить нам, что мы уж слишком глобально ставим задачу: что мы либо переоцениваем масштабность нигилизма, либо, наоборот, это явление столь всеобъемлюще, что мы с ним не сможем справиться. Мы должны согласиться, что задача наша действительно очень серьезна, особенно если учесть всю нечеткость, размытость многих нигилистических явлений; и если бы мы попытались детально изучить и описать эту проблему, то работа наша никогда не подошла бы к концу.
Однако все же возможно, как говорится, "широко расставить сеть" и поймать ту рыбку, которая нам нужна, тем более что это очень большая рыбка. Невозможно перечислить все до единого явления нигилизма, но можно дать определение нигилистическому сознанию и его влиянию на ход современной истории.
Сначала попытаемся описать это сознание по меньшей мере в нескольких наиболее важных его проявлениях и изобразить схематично его историческое развитие, а затем уже более подробно остановиться на его значении и исторической программе. Однако прежде чем приступить к выполнению этой задачи, нам нужно более четко осознать, о чем же именно мы хотим говорить, то есть нам следует начать с определения нигилизма.
На этом определении нам не приходится долго задерживаться, так как оно было дано основателем нигилистической философии - Ницше: "Нет истины, нет абсолюта - нет "вещи в себе". Вот единственное, что является нигилизмом в его высшем смысле" [4].
"Нет истины" - с этой фразой мы уже не раз встречались в настоящей книге, и снова и снова будет она звучать и дальше, потому что вопрос о нигилизме - это и есть главным образом вопрос об истине или, вернее, вопрос истины.
Но что есть истина? Это вопрос сначала логики. Прежде чем говорить о содержании истины, мы должны рассмотреть саму возможность истины и условия ее постулирования. А под истиной мы несомненно понимаем - как это становится ясно из отрицания Ницше - абсолютную истину, то есть ту, которую мы уже определили как начало и конец всего.
Для поколения, воспитанного на скептицизме и не привыкшего думать о чем-либо серьезно, сочетание "абсолютная истина" представляется неким анахронизмом. Расхожее мнение спешит подсказать, что никто не может быть столь наивен, чтобы все еще верить в абсолютную истину. Всякая истина в наш просвещенный век относительна. Последняя мысль, заметим, есть не что иное, как упрощенное перетолкование слов Ницше "нет (абсолютной) истины"; и эта-то доктрина служит основанием как нигилизма масс, так и нигилизма интеллектуальной элиты.
"Относительная истина" главным образом представлена в наш век научными знаниями, которые начинаются с наблюдений, обобщаются логикой и в организованном порядке переходят от известного к неизвестному. Она всегда логически последовательна, условна, ограниченна, выражена в отношении к чему-то еще, никогда не категорична, никогда не абсолютна. Не склонный к обобщениям ученый не испытывает потребности в каком-либо ином виде знания, кроме той узкой специальности, которой он занимается. У него, возможно, нет ни времени, ни желания решать "абстрактные" вопросы, лежащие в истоках его специальности. Если он и вынужден их рассматривать или непосредственно встречается с ними в своих исследованиях, то его скорее всего удовлетворит самое простое объяснение: всякая истина эмпирична, всякая истина относительна. Оба эти утверждения, несомненно, противоречат сами себе. Первое носит не эмпирический, а метафизический характер, а второе является утверждением абсолютным. И возникает для наблюдательного исследователя из подобных утверждений, противоречащих самим себе, вопрос об абсолютной истине. И первый логический вывод, к которому мы приходим, это то, что если вообще существует истина, она не может быть "относительной". Основополагающие принципы современной науки, как и любой системы знаний, неизменны и абсолютны. Если бы это было не так, никакого знания вообще не могло бы быть, даже "отвлеченного", потому что тогда просто не существовало бы критерия, что считать знанием или что есть истина.