Ребята не поддержали меня, и я подумал, что, наверное, чего-то не понимаю, раз все смотрят, а я возмущаюсь. Наверное, нужно как-то принять этого странного дядьку. Я стал напряжённо вслушиваться. Бесспорно, в его словах был определённый смысл. Он говорил, что Бог учит нас любить и поэтому засовывает в разные неприятные ситуации. Смысл прост. Если принять, что весь мир - это Бог (что я, безусловно, принимал), а Бог - это любовь (с чем тоже поспорить трудно), то мы отрицаем те части Бога, которые не любим. И Бог, показывая нам эти части, учит нас любви. Например, мы ему говорим: "Не люблю бомжей". А он начинает в нас этими бомжами тыкать, пока не полюбим. Но начинает как бы издалека, гуманный потому что. Сначала ты на улице видишь бомжа, думаешь: "Фу, бомж", - и проходишь мимо. Бог это дело видит и делает пометку в своей чёрной книжечке (или она у него белая?) - берёт тебя, так сказать, в оборот. Шьёт дело. Потом ты видишь бомжа рядом с собой в метро и отходишь - ещё одна галочка. На следующий день в метро бомж уже садится рядом с тобой. Ты брезгливо вскакиваешь и переходишь в другой вагон. Потом бомжи начинают селиться у тебя в подъезде. Потом твои соседи спиваются и превращаются в бомжей. В какой-то момент ты просыпаешься и понимаешь: ты живёшь в городе бомжей… И тут самое время задуматься о смысле жизни, о любви и о Боге, потому что, если ты в ближайшем будущем не полюбишь всех этих дурно пахнущих людей, Богу придётся применить последнее и самое мощное оружие любви: он превратит тебя в то, чего ты больше всего не любишь, - в бомжа!
Но смех смехом, а я задумался. Какая-то логика в этом есть. Ведь недаром всё, от чего мы отворачиваемся, постоянно попадается нам на глаза.
После просмотра Мороза Атман начал с нами беседовать. Было похоже на проговоры или "шеринги", которые мы так любили на тантре. Все стали рассказывать о своих беспокойствах, а Серёга объяснял, откуда они берутся и что с ними можно сделать. Подумав, я сказал: мол, меня волнует то, что я считаю себя чересчур крутым. Серёга посоветовал сказать об этом Богу:
- Ты пальцы растопырь - ты же крутой, подними взгляд к небу и скажи: "Ну чё, ёптыть!" Сможешь?
Я растопырил пальцы, но сказать не смог.
- Ну что, очко заиграло?
- Ага.
- Ну, понял теперь, кто на самом деле крутой?
Я понял.
На третий, кажется, день Рубцов решил провести с нами занятия. Мы сели, и он стал рассказывать про астральное тело. Если его выделить и находиться в нём, то тарабарить можно будет чуть ли не бесконечно. Для этого, как он сказал, существует масса упражнений. Можно, например, сесть на колени и просидеть час, потом резко встать. Либо стоять у стены, опершись на неё пальцами. Стоять нужно долго, тогда в какой-то момент стенка начнёт проваливаться, уходить из-под пальцев.
- Давайте попробуем, - сказал Рубцов.
Все пошли к стене. Я тоже пошёл. Вообще я слабо верил в весь этот бред об астральных телах и пошёл к стене только потому, что так велел Рубцов, - расстраивать его мне не хотелось. Я простоял минут пятнадцать, но никакое астральное тело у меня не выделилось и стена не провалилась. Мне стало скучно. Я тайком обернулся: смотрит ли Рубцов? Он не смотрел. Тогда я переместился в дальний угол зала, делая вид, что сосредоточенно ищу подходящее место, потом ещё раз убедился, что Рубцов не смотрит, и сел. Некоторые ребята тоже сели - видимо, у них, как и у меня, ничего не получилось. Кто-то остался стоять. Когда все закончили, Рубцов спросил, у кого получилось и кто что почувствовал. Кто-то говорил, что чувствовал, как стена стала мягкой. Я промолчал.
Потом Рубцов рассказал о технике двойного действия. Это когда ты любое своё действие повторяешь два раза. Например, тянешься за чашкой, берёшь её, а потом ставишь обратно и берёшь снова. И так повторяешь любые действия. Эта техника позволяет привязать ум к телу. То есть через какое-то время ум будет оставаться там, где находится тело, а так как тело постоянно находится в настоящем моменте, ум тоже будет возвращаться в "сейчас", а не плавать в прошлом или в будущем. Позже я узнал, что Рубцов в своё время тренировал телохранителей и давал им эту технику. Техника мне понравилась своей простотой, и я тут же начал её выполнять. Хватило меня дня на два - потом я успешно о ней забыл, но если вспоминал, то делал вновь. После упражнений все сели пить чай.
Рубцов почему-то казался очень хмурым. Он ни с кем не разговаривал и постоянно повторял, что никому ничего не надо. Я не понимал, о чём он, - ведь мы же приехали, ждём, когда он нам что-нибудь скажет, покажет какую-нибудь штуку. Мы готовы были действовать, а он только твердил своё: "Никому ничего не надо…"
29 августа
С утра расчудесная йога с Атманом, жёсткие упражнения на пресс и усиление волевого центра. Потом мы поговорили с Рубцовым о тарабарщине и пошли её делать в лес. Я кричала с полной отдачей, быстро выделилась короткая мантра. За пару часов очень устали. Потом было странное занятие с Сергеем Рубцовым - упражнения, чтобы почувствовать астральное тело. Потом говорилка. После обеда я уснула мертвейшим сном, а, проснувшись, занимались у Атмана - молитва, пранаямы. Он очень клёвый, помогает.
После ужина собирались с Атманом делать практику которую на тантре мы называли проговорами, но в общем доме спонтанно родилась другая практика: чтение Раманы Махарши и разговоры с Рубцовым до ночи на жуткие темы о спартанцах, общине. Всё отзывается, но осадок от этих тем жутчайший. Какая "община", что за сектантский ужас вообще?!
В целом ощущение такое, что нас несёт куда-то с огромной скоростью и сделать ничего нельзя: невозможно отступить, невозможно передумать - можно только максимально быстро и отважно прожить всё, что предназначено, и не оглядываться.
30 августа
Антон провёл Мишину йогу, и после завтрака мы пошли в лес тарабарить. Очень не хотелось, шло вяло. В голове постоянно плавают мысли о ближнем и дальнем будущем, о том, как зимовать, что делать и т. п. Я постоянно не здесь. После обеда вдруг накрыло: я не хочу этого подвига, зимовки. Я сформулировала самые грустные мысли и со слезами высказала их Антону. Было чувство, как во время голодания, что мы впутываемся в какое-то мутное дело не подумав. Вернее, слишком сильно что-то надумывая. Эта натянутая "драма" если и сплачивает нас, то уж слишком дорогой ценой.
Я периодически парюсь, что не помогаю людям и думаю только о себе, своих близких и их комфорте. Мне кажется, я должна в себе взращивать стремление помочь, быть в команде. Чувствую, что это всё - какая-то мозговая плесень.
В какой-то момент я снова сказала, что готова зимовать, всё приняла. И тут после ужина всё изменилось: мы пошли к Атману на "сеанс молитвы" - те самые проговоры. Сначала смотрели видео Мороза, из которого вынесли для себя схему пути к Богу через друг друга. А потом были проговоры, на которых, по идее, надо говорить о проблемах и наболевшем. Так вот, у меня вообще не оказалось проблем - аж обидно до слёз. Атман заставил нас с Антоном задуматься, действительно ли мы хотим остаться на Алтае зимовать и откуда идёт это желание. Спросил: неужели мы думаем, что можем мозгом что-то запланировать наперёд или в обход Бога? Если надо будет, он нас здесь и так оставит, а если нет, нас здесь не будет. Велел мне любить Антона и молиться, чтобы дошёл хотя бы он. Никогда не забуду эти слова и невероятно сильную эмоцию, которую донёс до меня Серёга: путь - это не духовный туризм. В конце дороги либо Пробуждение, либо смерть. Третьего не дано.
А тем временем девчонки (Люба К., Аня Семёнова, Вероника И. и Юля Ф.) попали в интересную ситуацию. Их отселили в отдельный домик, потому что они ходили в купальниках и вызывали разложение в "сплочённых рядах ищущих", которые вместо практики предпочитали смотреть на их полуобнажённые тела. Когда девчонки поняли, что это не курорт, а "суровый Алтай", было уже поздно. Им прозрачно намекнули, что раз им так невыносимо жарко, пусть поживут отдельно. Позже девчонки, в полной мере осознав свою вину, решили её искупить и побрились наголо. Рубцов, говорят, был доволен. Юля бриться не стала. Ей сказали, что она "выпала из потока", и к девчонкам почему-то не поселили. Вот с этими "изгнанницами" и жил Атман. С ними мы смотрели Мороза. Позже, когда Серёга и девчонки уехали, мы перебрались в их домик и жили в нём с Настей и Вероникой.
Я усиленно практиковал, но наблюдатель не выделялся. Зато я вспомнил несколько случаев из детства, когда видел себя со стороны. Один раз это случилось, когда я дрался с хулиганами, другой - когда меня чуть не задавила машина. Рубцов говорил, что такое возможно, но я не был до конца уверен, что это то, что нужно. Я поговорил с ребятами, но они как-то избегали разговоров о наблюдателе и самадхи, - было ощущение, что они знают что-то такое, о чём мне не говорят.
Кто-то сказал, что выделил наблюдателя, кто-то утверждал, что и самадхи уже было, но все говорили как-то неуверенно и туманно. А ведь Рубцов сказал, что человек точно знает, если это произошло. Поняв, что у ребят ничего не выясню, я набрался смелости и пошёл к Рубцову. Выбрал момент и сказал, что наблюдателя не выделил, но вспомнил случаи из прошлого, когда он у меня выделялся. Рубцов попросил эти случаи описать. Я описал. Тогда в своей безразличной манере он сказал:
- Ну, хорошо…
- Можно мне делать тарабарщину вместо говорилки? - робко спросил я.
- Делай, - равнодушно отозвался он.