Однажды, приехав в ашрам, я узнал, что Бхагаван сидит на диете из риса и дала (суп из маша). Человек, выдававший себя за управляющего ашрамом, посадил Бхагавана на эту диету. Чтобы Бхагаван неукоснительно соблюдал эту диету, он отвергал все подношения пищи, которые присылали Бхагавану. Я немного огорчился, потому что привез из Мадраса бананов, чтобы предложить их Бхагавану. Поскольку было ясно, что есть бананы ему не позволят, я спросил совета, что мне с ними делать.
"Поступай как обычно", – ответил Бхагаван.
Когда Бхагаван принимал пищу, я поднес ему бананы. Увидев это, "управляющий" начал ругать меня, говоря, что я нарушаю предписания, данные им Бхагавану. Бхагаван вмешался и спросил: "А чем я болен, и почему я на диете?"
Еще один посетитель, приехавший из Мадраса, включился в спор. Он спросил, обращаясь к Бхагавану: "За какую цену этот человек купил вас?"
Бхагаван улыбнулся и в шутку ответил: "За 5000 рупий". Затем добавил: "Когда человек приходит ко мне впервые, он стоит на почтительном расстоянии и совершает поклоны. В каждый последующий день он подходит все ближе. А однажды, когда начинает чувствовать себя уверенно, он берет в руки палку и начинает приказывать всем остальным посетителям. Он кричит: "Пойди туда! Пойди сюда!" А на следующий день назначает себя управляющим ашрама".
В течение недели этого "управляющего" вышвырнули из ашрама преданные. Я должен сказать, что в то время в ашраме мог оставаться любой – до тех пор, пока он выполнял возложенную на него работу. Если он отказывался работать, то должен был уйти.
Мне казалось странным, что у людей, приходивших служить Бхагавану, надменность и эгоизм зачастую усиливались, а не уменьшались. Однажды я спросил его об этом.
"Как получается, что эго некоторых ваших преданных, вместо того чтобы уменьшаться, растет от общения с вами?"
Бхагаван ответил: "Прежде чем исчезнуть, эго должно сначала вылезти оттуда, где оно прячется. Когда греют воду, она сначала закипает, переливается через край, а затем только испаряется".
Бхагаван сам настаивал на том, что должен сьедать хотя бы часть предлагаемых подношений пищи, и потому нередко шел на поводу у высокомерных и заблуждающихся преданных. Так, один из таких преданных еще во времена жизни в Скандашраме регулярно подносил Бхагавану шарики из листьев ганджи (конопли).
Мать Бхагавана однажды сказала мне: "Как-то раз Бхагавану дали особенно много ганджи. Если бы кто-нибудь другой съел столько, он бы точно умер. Бхагаван сидел целый день с глазами, красными, как кровь".
Выслушав этот рассказ, я сказал этому преданному, чтобы он больше не давал Бхагавану ганджу. Я также попросил Бхагавана не принимать ее. Он ответил: "Что я могу поделать? Я должен принимать все, что предлагают мне преданные".
Как-то беседуя с Бхагаваном, я заметил, что его десны сильно "отступили" от зубов. "Вы моложе меня, – сказал я ему. – Почему ваши зубы в таком состоянии?" Бхагаван ответил: "Один человек дал мне яд, чтобы проверить меня. Яд меня не убил, но разъел мне все десны". Я посочувствовал ему: "Когда Бог Шива проглотил халахала [яд], Мать-Парвати была рядом и позаботилась о нем. Она посоветовала Шиве держать яд в горле и не глотать его, дабы он не попал в желудок. А вот Вам не повезло – у Вас не было Парвати, чтобы уберечь Вас".
В один из своих визитов в Скандашрам я заметил, что у Бхагавана из ноги идет кровь. Он только что совершил омовение и вытирался полотенцем.
"Что это за рана?" – спросил я с тревогой. Бхагаван, до этого не замечавший ее, ответил: "Не знаю".
"Как такое возможно, Бхагаван, что вы даже не замечаете, что у вас из ноги так сильно течет кровь?" Я был искренне удивлен этому.
Обдумав все возможные варианты, Бхагаван сказал: "Думаю, мне на ногу упал уголек из курильницы для благовоний и вызвал ожог". Я принес кое-какие лекарства и нанес на рану, осознавая при этом, насколько далек Бхагаван от своего тела.
Это понимание еще больше углубилось после одного случая. Мы с Бхагаваном шли по лесной тропинке вокруг горы, и в какой-то момент я наступил на колючку. Увидев, как я хромаю позади него, Бхагаван остановился, вернулся ко мне и вытащил колючку из моей стопы. Через несколько ярдов настала очередь Бхагавана: он тоже наступил на колючку. Я подбежал к нему, осмотрел его стопу и был потрясен: из нее торчало множество шипов! Некоторые были старыми, а некоторые – новыми. На другой стопе я увидел ту же картину. "Какие колючки ты собираешься вытаскивать? – спросил Бхагаван, смеясь, – Старые или новые?" Бхагаван обломал торчавшую колючку, шаркнув ногой по земле, и пошел дальше, ничуть не озаботившись. Разве это не доказательство того, что он не был отождествлен с телом? Вспоминая эту историю, я думаю, что Бхагаван намеренно показал мне, что перестал отождествлять себя со своим телом.
В другой раз, когда мы были в Скандашраме, я ощупал ногу Бхагавана от пятки до колена и сказал: "В детстве, когда мы играли и наши ноги соприкасались, ваши ноги были как железо. Ваша кожа была такой грубой, что казалось, будто меня царапали колючки. Теперь ваша кожа другая, она похожа на бархат". Бхагаван прокомментировал: "Да, мое тело полностью изменилось. Оно уже не прежнее".
Несмотря на то что Бхагаван мог ходить, не обращая внимания на шипы, вонзающиеся ему в ноги, кожа его была очень чувствительной. Однажды группа, совершавшая паломничество в Пандхарпур, зашла в ашрам принять пищу. Уходя, паломники подошли к Бхагавану обняться. Воспользовавшись случаем, я тоже решил обняться с ним, но при этом заметил, что кожа его сильно покраснела.
"Что случилось? – спросил я. – Почему ваша кожа так покраснела?"
Бхагаван ответил: "Они обнимали меня так же, как обнимали бы мурти в Пандхарпуре. Там Бог сделан из камня, а мое тело покрыто кожей. Кожа краснеет, такова ее природа".
Я пришел к выводу, что тело Бхагавана было столь чистым и чувствительным, что от неделикатного касания на коже оставались следы.
Не то чтобы Бхагаван не замечал боли – он просто был от нее отстранен. Я думаю, что на самом деле он испытывал больше боли, чем мы, и не только потому, что много болел, но и потому, что испытывал боль даже тогда, когда некоторые подходили к нему близко. Однажды он рассказал мне, что как-то к нему на поклон пришли некие люди, и он чувствовал себя так, будто его избивают. Я подумал, что эти люди, должно быть, были страшными грешниками, раз их присутствие так действовало на Бхагавана.
Я докучал Бхагавану самыми разными духовными вопросами. Иногда он отвечал терпеливо, а иногда ограничивался стандартным ответом: "Выясни, кто задает этот вопрос".
Однажды я сказал ему: "Бхагаван! Сомнения разрывают мой ум на части".
"Истинный ты – Тот, у кого нет никаких сомнений, – сказал Бхагаван. – Выясни, кто Он, и концентрируйся на Нем".
"Таких факторов, как время и расстояние, нет, – ответил Бхагаван. – За один час сна мы можем увидеть, как прошло много дней и лет. Разве ты не видел в кинотеатре, как простые тени превращаются в моря, горы и строения? Мир не снаружи тебя. Он разворачивается внутри тебя, как в кино. Маленький мирок, находящийся в уме, представляется огромным внешним миром".
Поскольку меня мучило чувство, что я не прогрессирую духовно, я однажды пожаловался Бхагавану: "Ваша милость не распространяется на меня!"
Бхагаван ответил: "Ты говоришь как человек, который стоит по плечи в Ганге во время разлива и жалуется на жажду, и при этом желает, чтобы воды ему принесли из крана в Танджавуре".
"Что вы скажете о Кайласе и других мирах? – спросил я однажды. – Существуют ли они на самом деле?"
На этот вопрос я получил очень короткий ответ: "Всё это порождения майи".
В другой раз, когда было больше уверенности, что я получаю милость Бхагавана, я сообщил ему: "Так как мне повезло получить даршан Бхагавана, мои агами- и санчита-кармы сгорели, как бумага. Осталась только прарабдха-карма".
Бхагаван ответил: "Пока существует ум, прарабдха будет действовать. Но когда ум уничтожен, где эта прарабдха и на кого она действует?"