4
Книга Фейербаха появилась в течение 1840 г. 17 июля Арнольд Руге пишет философу; "Надеюсь, что Вы уже скоро будете готовы с вашей книгой и примите (как сотрудник в журнале Руге Hallesche Jahrbücher) большее участие". (Грюн, Фейербах в своих письмах и посмертных сочинениях. I, 332). В начале 1841 г. книга была окончена, и Фейербах ее отнес к своему издателю Отто Виганд в Лейпциге. Сохранилось относящееся до этого письмо, помеченное 4-го января 1841 г. Во первых, пишет Фейербах, "я не желаю называть себя автором не по политическим, а по субъективным основаниям. Я не думаю, чтобы анонимность книги была в противоречии с Вашим собственным интересом. Анонимность вызывает большее к себе внимание, особенно если, как в настоящем случае, она подходит к содержанию. У каждого имени есть свои враги, но безымянность не имеет их. Только безразличные сочинения должны именем привлекать к себе интерес. Но анонимные книги ни в чем не нуждаются, кроме как в пикантном заглавии. При анонимности годится заглавие: Тайна религии и иллюзии теологии. Впрочем, я не настаиваю непременно на анонимности. В таком случае должно быть выбрано другое название, вроде: Анализ тайн христианской догматики, или: Философия религии с точки зрения умозрительного рационализма, или: в смысле генезисо-критической философии". Было также обсуждено заглавие "Критика чистого неразумия". В конце концов за известным заглавием осталось преимущество, и Фейербах назвал свое имя.
В середине 1841 г. книга была напечатана. До настоящего времени она выдержала только четыре издания. Второе появилось в 1843, третье в 1849 и четвертое в 1883 году.
Действие книги было необычайно. Фридрих Энгельс свидетельствует об этом в своем сочинении "Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии" (стр. 11): "Нужно самому пережить освобождающее действие этой книги, чтобы составить себе о ней представление. Воодушевление было всеобщим: мы все стали внезапно приверженцами Фейербаха. Так же выражается и Арнольд Руге. "Всюду, даже в Берлине, Ваша книга произвела большой эффект, гораздо больший, чем люди склонны сами себе признаться. Я посетил старых гегельянцев, даже Ватке, архитеолога, который обещал министру Вас опровергнуть, и получил ответ, что это не нужно, что Вас вовсе не будут читать… Также как в Берлине, в Галле я нашел преимущественно молодых людей преобразившимися. Даже там, где Ваша критика еще не подверглась изучению и не переварена, оппозиция против схоластики висит в воздухе".
И действие книги было продолжительное. На Рождестве в 1845 г. Фриц Капп, юный друг Фейербаха, писал своим родным: "Фейербах в этой местности (около Билефельда) имеет баснословно много почитателей и врагов. Последние, именно попы, говорят о всяком невыносимом для них человеке: "Он бесстыж, как сам Фейербах". Напротив того, один купец, получивший опасный удар саблею по голове и предположивший, что он уже умирает, просил своих присутствующих друзей прочесть ему некоторые главы из "Сущности христианства". Фейербах во многих домах этой местности является нарушителем домашнего мира. Родители его проклинают, сыновья и дочери удивляются ему и любят его".
Даже в академические круги проникли его слова и встретили, особенно у студентов, полное сочувствие. Открытое письмо, в котором "многочисленные гейдельбергские студенты" требовали от философа, чтобы он выступил кандидатом при выборах в национальное собрание, начиналось, несколько напыщенно, следующими словами: "Благородный мыслитель, ты, который в эпоху преследования знаний никогда не осквернял ни разума, ни науки, всегда стремился все объяснить неизменностью вещей, - ты, который в поту и трудах, среди презрительного крика гордых фарисеев, извлекал из глубоких шахт золото истины - благородный ум! час твоей деятельности наступил! Утренняя заря истины начинает освещать своим светом освободившийся мир!" Осенью 1848 г. гейдельбергские студенты пригласили его читать им лекции по философии религии.
5
В заключение следует сказать еще несколько слов о позднейших сочинениях Фейербаха.
Второму изданию его "Сущности христианства" Предшествовали небольшие, но существенные программные сочинения "Предварительные тезисы к реформе философии" (1842) и "Основные положения философии будущего" (1843), обозначавшие окончательный разрыв с умозрительной философией.
Отныне Фейербах обратился к тому умственному направлению, которое часто называют материализмом, но которое было бы правильнее обозначить, как антропологизм (т. е. учение о человеке), или, как предлагал сам Фейербах, как организм. Если Шопенгауэр считал метафизическую потребность источником происхождения религии, то со своей стороны Фейербах в двух своих последних больших сочинениях. "Лекциях о сущности религии" (1851) и в "Теогонии" (1857), старался, ссылаясь на бесчисленные места из греческих, римских, еврейских и христианских писателей, доказать, что именно желания и потребности людей создали богов.
Пусть думают об антропологизме Фейербаха, как хотят, пусть вместе с Шопенгауэром считают ложной его теорию познания, можно даже признать, что в своих последних сочинениях он повторял известные мысли до однообразия: - все-таки по справедливости следует признать, что Фейербах был одним из самых искренних и самых благородных людей, каких только знает всемирная история, и что он обладал и еще продолжает обладать большой способностью будить других. Его жизнь носит на себе печать античного величия, а его независимость навсегда останется примером для других.
Последние двенадцать лет его жизни, которой он, после крушения своего брукбергского существования, провел в Рехенберге близ Нюрнберга, были годами страдания для философа. Нищета и болезнь преследовали его. Он умер 13 сентября 1872 г. и похоронен на кладбище св. Иоанна в Нюрнберге. Над могилою один из его почитателей (Крамер-Клетт) воздвиг достойный памятник.
Карл Квенцель.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Рассеянные в различных трудах, большею частью только случайные, полемические и афористические мысли автора по поводу религии и христианства, теологии и спекулятивной философии сконцентрированы в предлагаемой книге, при чем они обстоятельно обработаны, обоснованы, исправлены, частью сокращены, частью дополнены, но ни в коем случае вполне не исчерпаны уже по одному тому, что автор, не любящий общих мест, старался, как и во всех своих трудах, не уклоняться от совершенно определенной темы.
Предлагаемое сочинение заключает в себе критические элементы для философии позитивной религии или откровения, но, как и следовало ожидать, философии религии не в ребячески-фантастическом смысле нашей христианской мифологии, принимающей за факт каждую нелепую историческую сказку, и не в педантическом смысле нашего умозрительного богословия, которое, подобно схоластике, считает логически-метафизической истиной каждый articulus fide.
Умозрительная философия религии приносит религию в жертву философии, христианская мифология приносит философию в жертву религии. Одна делает религию игрушкой спекулятивного произвола, другая превращает разум в игрушку фантастического религиозного материализма. Одна заставляет религию говорить только то, что она сама делает; другая принуждает ее говорить вместо разума. Одна не способна выйти из себя и поэтому превращает образы религии в свои собственные мысли; другая не может придти в себя, и делает образы вещами.
Само собой разумеется, что философия или религия вообще, т. е. независимо от их специфического различия, тождественны друг с другом. Другими словами, если одно и то же существо одновременно мыслит и верит, то и образы религии выражают одновременно мысли и вещи. Каждая определенная религия, каждое верование есть в то же время известный образ мышления; ибо ни один человек не может верить в то, что противоречит его образу мышления и представления. Для человека, верующего в чудеса, чудо не есть нечто противоречащее разуму; оно кажется ему вполне естественным следствием божественного всемогущества, которое тоже является в его глазах совершенно естественным представлением. Человек верующий считает воскресение мертвых таким же понятным и естественным явлением, как восход солнца после его заката, пробуждение весны после зимы и произрастание растений из брошенных в землю семян. Вера и религия особенно противоречат разуму только там, где нарушается гармония между мыслями и чувствами человека и его верой, и где следовательно вера перестает быть непреложной для человека истиной. Абсолютная вера тоже считает свои предметы непостижимыми, противоречащими разуму, но она делает различие между христианским и языческим, просвещенным и естественным разумом. Это различие имеет следующее значение. Предметы веры могут казаться противоречащими разуму только людям неверующим, но всякий, кто верит в них, считает их самих за высший разум.