Приложение 3.2. Есть ли "внетелесный" опыт (до или после смерти) и "иной мир", где обитают души?
Мнение критика о "внетелесных" опытах категорично: "Это просто невозможно" (5:6, стр. 25). В подкрепление этого утверждения он не приводит никакого свидетельства, кроме своего мнения, что все многочисленные православные тексты, где рассматриваются эти вопросы – это аллегории и "нравоучительные басни" (5:6, стр. 26). Согласно ему, небо, рай и ад – не "места", а только "состояния" (6:2, стр. 23); "душа не может действовать сама по себе, а только посредством тела" (6:8-9, стр. 22), и поэтому не только не может быть ни в каком "месте" после смерти, но вообще не может действовать (6:8-9, стр. 19); предполагать, что за пределами упокоения находится эта сложная сфера – откровенное безумие (6:6-7, стр. 34).
Но возможно ли, действительно, чтобы душа сама по себе была ни чем иным, как "внутренностью" и "покоем", и не имела никакого "внешнего" аспекта, не имела бы "места", где ей действовать? Православный христианин с несомненностью верит в это учение, – по мнению же критика, требуется радикальное перетолкование и даже пересмотр святоотеческих и агиографических текстов, описывающих деятельность души в явно "внешних" формах – душу как знающую, видящую, общающуюся и т.д.
Одно дело говорить (как неизменно говорят православные Отцы, рассматривавшие эти вопросы), что не следует слишком буквально, приземленно читать православные тексты о загробном мире и загробной жизни, потому что эта реальность сильно отличается во многих очевидных отношениях от реальности земной; но совсем другое дело отмахиваться от этих текстов и отрицать, что они вообще относятся к чему-то внешнему, заявляя, что они являются просто "аллегориями" и "баснями". Православная литература по этому вопросу дает довольно точные описания, изображающие дело так, как оно виделось человеку, имевшему такой опыт, а Православная Церковь и верные всегда принимали эти описания как правильно отражающие реальность, даже если при этом и делалась оговорка об особой, потусторонней природе этой реальности.
Не будет, возможно, преувеличением сказать, что ни один православный писатель не был столь догматичен в описании этой потусторонней реальности, как настоящий критик во всецелом ее отрицании. Но это не есть область для категоричных утверждений. Апостол Павел, описывая в самых общих словах свои духовные опыты, с осторожностью говорил: "В теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает" (2Кор. 12, 2). Свт. Иоанн Златоуст в своем толковании этого отрывка проявляет такую же осторожность, говоря: "Ум ли только и душа были восхищены, а тело оставалось мертвым? Или и тело было восхищено? Этого нельзя определить. Если не знает сам Павел, который был восхищен и удостоился столь многих и столь неизреченных откровений, то тем более не знаем мы… А если кто скажет: как возможно быть восхищену без тела? То и я спрошу: как возможно быть восхищену с телом? Последнее даже труднее первого, если рассуждать по разуму, а не покориться вере" (Беседа 26, на 1 Кор., том 10, 1, СПб., 1904, стр. 690).
Подобным же образом св. Андрей Христа ради юродивый, описывая свое состояние после своего опыта неба, говорит: "Я видел там себя как бы без плоти, потому что я не чувствовал плоти. По-видимому, я был в теле, но не чувствовал тягости телесной; не чувствовал никакой телесной потребности в течение всех двух недель, пока продолжалось восхищение. Это приводит меня к мысли, что я был без тела. Не знаю как сказать достоверно: ведает это сердцевед Бог".
И вот, все эти святые Православия – апостол, великий Отец Церкви, святой самой возвышенной жизни – считают, по крайней мере, возможным говорить об опыте неба, как происходящем "вне тела"; и из их слов, несомненно, ясно, что такие опыты, будь они "в теле" или "вне тела", имеют в себе нечто телесное и внешнее, – а иначе вообще не было бы необходимости говорить о "теле" в связи с ними. В этой книге мы попытались описать такие опыты как можно проще языком самих православных источников, не пытаясь дать точного определения этого состояния. В своем толковании на слова апостола Павла (2Кор. 12, 2) епископ Феофан Затворник говорит по этому вопросу так, что лучше, вероятно, и сказать нельзя: "Внутри и в глубине зримого мира сокрыт мир иной, столь же действительный, как и первый; духовный ли он, утонченно материальный, ведает Бог, но то несомненно, что обитают в нем Ангелы и святые. Он (апостол Павел) не возвещает, a oaea ee, aia ee oaea был он восхищен, а говорит Бог знает (2Кор 12, 2). Значит, для нас нет необходимости в таком знании… В точных подробностях никакой не может быть нужды, и не следует ждать, чтобы, когда умолкает сам апостол Павел, сказано было нечто до конца явное…" (Епископ Феофан. Толкование на Второе послание к Коринфянам. М., 1894, стр. 401-403).
Возможно, любому православному, читающему в житиях святых об ином мире, в какой-то мере ясно, что природу этого мира и этих опытов точно определить нельзя; то, как они описаны в этих источниках, есть самый подходящий и точный способ, каким можно их выразить на языке современного мира. Попытка отделаться от этих опытов, объявив их "аллегориями" и "баснями", и с уверенностью утверждать, что они не могут происходить так, как описаны, не имеют оправдания в православном учении и предании.
Приложение 3.3. "Спит" ли душа после смерти?
Критик так настроен против деятельности души в ином мире, в особенности после смерти, как это описано в многочисленных житиях святых, что доходит до целого учения о "покое" или "дремании" души после смерти – вымысла, делающего всю эту деятельность просто невозможной! Он утверждает: "В православном понимании, после смерти душе назначается по действию воли Божией состояние покоя, и она пребывает в условиях бездеятельности, чего-то вроде сна, в котором она не действует, не слышит и не видит"; душа в этом состоянии "вообще ничего не может знать или помнить".
Даже среди инославных подобное учение о "сне души" в наше время можно встретить только у нескольких сект, далеких от исторического христианства (свидетели Иеговы, адвентисты седьмого дня); как же поразительно поэтому видеть, что его пропагандируют в столь категорической форме как Православное! Если, может быть, один-два ранних учителя Церкви (Афрат Сирийский, св. Анастасий Синайский), как утверждает критик, недвусмысленно так и учили, то более чем ясно, что сама Православная Церковь никогда им не следовала, но в своих богослужениях, в творениях Отцов, в своих аскетических трактатах и в житиях святых так ясно учила, что душа после смерти деятельна и бодрствует, что радикальность учения нашего критика воистину изумляет.
Похоже, что и сам-то критик колеблется в своей мысли о том, что же значит "сон души", иногда определяя его в терминах возвышенного "исихастского" словаря, что как-то смягчает его радикальность; но он, по крайней мере, последователен в утверждении, что предполагаемый "сон души" после смерти делает абсолютно невозможным любой "внешний опыт души". И всегда, когда он говорит о смерти как о состоянии "бездеятельности", в котором душа "не может ничего знать и помнить", ясно, что для него слово "спать" имеет более чем метафорический смысл.
Мало смысла искать у Отцов специальных опровержений этого учения, ибо в Церкви его достаточно редко принимали всерьез, чтобы ему требовались специальные опровержения. Выше, в главе 10, мы приводили учение св. Амвросия, что душа по освобождении от тела "более деятельна", слова св. аввы Дорофея, что душа "все помнит" по выходе из тела, и притом лучше и яснее, как освободившаяся от "земного тела", и учение св. Иоанна Кассиана, что души после смерти "еще живее становятся". Подобные высказывания можно найти и у других Отцов. Но эти цитаты – лишь малая часть православного свидетельства, опровергающего теорию "сна души". Все православное благочестие и практика молитв об усопших с несомненностью предполагают, что души в ином мире бодрствуют и что участь их может быть облегчена. Обращение православных в молитве к святым и их ответ на эту молитву немыслимы без сознательной деятельности святых на небесах, огромная православная литература о явлениях святых после смерти не может быть отброшена просто как басня. Если критик прав, то тогда в течение многих веков Церковь действительно была неправа.
Критик попытался нечестно воспользоваться тем фактом, что учение Православной Церкви о загробной жизни имеет много "нечетко определенных" элементов, – это не потому, что реальность иного мира (еще раз повторим очевидное) совершенно отличается от реальности этого мира и не поддается догматическому подходу к ней критики. Благочестию и опыту православных христиан известно живое общение земной Церкви со святыми, пребывающими на небе, а иногда даже и с другими умершими, и здесь не требуются точные определения; но делать это отсутствие точных определений предлогом для того, чтобы учить, что даже святые находятся в состоянии "покоя", что исключает любое их внешнее общение с живущими на земле, – это, конечно, выходит за границы дозволенного в православной христианской вере.