Малороссийский Ильинский скит. 1867–1872 годы
Через год, 4 мая 1883 г., патриаршим Синодом было принято решение о командировании на Афон экзарха по ильинскому делу. Представители Пандократора, наконец, согласились на строительство храма, и 20 мая 1883 г. это решение было разослано представителям европейских держав в Фессалонике. Однако афинское правительство и особенно Общество распространения греческого образования резко протестовали против этого соглашения. Не были согласны с ним и русские монахи. 21 июля 1883 г. в Карее собрался полный состав афонского Кинота, который постановил все-таки дать разрешение на строительство храма, но при условии подтверждения омологии 1839 г. и сноса построек вокруг скита. Русские монахи должны были, кроме того, возместить убытки, понесенные греками в турецких судах. Ильинцы почувствовали себя оскорбленными и обратились с жалобой в русское консульство в Фессалонике.
Дальнейший ход событий описывается в депешах посла в Константинополе А. И. Нелидова от 1883 г. Уже в первой из них, от 1/13 августа 1883 г., Нелидов докладывает о длившемся уже два года споре ильинцев с пандократорцами по поводу постройки новой церкви. Конфликт этот, впрочем, не вызывает удивления. "Со времени возникновения греко-болгарской распри и возбуждения греками борьбы за обладание всей южной частью Балканского полуострова национальная вражда на этот раз приняла более острый характер, а в последнее время и стала одним из главных средств, при помощи которых крайняя афинская политика, кажется, думает подорвать русское славянское влияние в Турецкой империи, опасное, будто бы, для будущности греческого элемента", - так оценивает А. И. Нелидов политическую суть дела. В отличие от своего сравнительно пассивного предшественника Е. П. Новикова, Нелидов был сторонником более энергичных действий в защиту русских на Афоне. Он немедленно отправился к великому визирю и провел с ним разговор о деле ильинских монахов. Особых надежд на помощь с турецкой стороны он, впрочем, не возлагал.
Не добившись выполнения своих требований ни в Протате, ни в патриархии, в конце 1883 г. ильинцы решили обратиться в турецкий суд. В этом намерении их поддержал российский консул в Фессалонике А. А. Якобсон, который вел параллельные переговоры с солунским вали Галиб-пашой о содействии. Действия монахов, противоречащие афонским уставам, а еще более поведение консула вызвали недоумение у А. И. Нелидова. Последующий ход событий показал правоту Нелидова: действительно, в турецком суде русские правды не нашли. Якобсону следовало удержать ильинцев от такого шага, писал Нелидов позднее. Обе первоначальные инстанции решили дело не в пользу русских монахов, и тогда их кассационная жалоба была отправлена в Константинополь. По мнению Нелидова, даже поддержка великого визиря не могла бы помочь ильинцам, и для них было бы выгоднее непосредственное воздействие на противоположную сторону.
Ввиду бесполезности всех предпринятых попыток, в сентябре 1883 г. Нелидов решился пустить в ход крайнюю меру - временную задержку доходов афонских монастырей, получаемых ими с бессарабских имений. Настоятель Пантелеймонова монастыря также пытался вести миротворческие переговоры с главами пандократорской братии. По его мнению, ильинцам следовало бы прекратить дело в турецких судах, заручиться разрешением патриарха на строительство храма, и тогда дело могло бы уладиться.
Монастырь Пандократор. 22 сентября/5 октября 1930 г.
Вопрос, однако, не сдвигался с мертвой точки и в последующие годы. Новый русский консул в Салониках И. С. Ястребов также принимал активное участие в делах ильинцев. После посещения Афона в мае 1887 г. (непосредственно предшествовавшего визиту на Св. Гору его греческого коллеги Докоса) он подробно излагает свои впечатления в депеше к А. И. Нелидову от 4 июня 1887 г. "Не особенно утешительно положение дел Ильинского на Афоне скита, - писал Ястребов. - Процесс его с Пандократорским монастырем довел монахов до разочарования, так как ни в апелляционном, ни в кассационном судах они не выиграли дела. Немало потратили денег на ведение этого процесса, приучились к сутяжничеству, не свойственному монахам". Ястребов сразу указал на ошибки, которые, на его взгляд, допустили ильинцы. Во-первых, они не должны были начинать процесс в турецких судах. Во-вторых, и это главное, им не следовало подавать своего протеста в Протат и угрожать грекам мерами со стороны посольства, перенося тем самым монастырские вопросы на почву политических интересов. "Ильинцы терпением могли бы выиграть дело, теперь едва ли поправимое", - заключает он. Заплатив пандократорцам "какую-нибудь сотню лир", они бы получили от них искомое разрешение на строительство церкви. Они же под влиянием подстрекательств извне решили добиваться эмансипации, возложив всю надежду на консульство и посольство. "Они того не знают, что ни то, ни другое не может ни под каким видом изменить существующий порядок вещей на Афоне", - подчеркивает Ястребов. Управляющие делами скита о. Гавриил, о. Хрисанф и о. Савва не понимают истинного положения дел. "Я далек от мысли быть адвокатом греческой монашествующей братии, - писал он в том же донесении, - тем не менее, не могу не сказать, что она действует на основании правил Афонской горы. Наши келлиоты и монахи скитов хотели бы ниспровергнуть этот порядок, - это греческое иго, как они его называют. Вопрос, следовательно, почти во всякой ссоре русских с греками ставится на эту почву. Ревнивые за свои права, греки делаются крайне неподатливыми". Чтобы помочь урегулированию спора, Ястребов провел переговоры как с пандократорцами, так и с представителями Ватопедского монастыря и бывшим патриархом Иоакимом III, которых просил о посредничестве. Таким образом, заключает консул, есть основания надеяться, что уплатив определенную сумму денег пандократорцам, ильинцы при помощи ватопедцев смогут достичь примирения.