Три дня Лоренцо терпеливо наблюдал и записывал все, что видел, до мельчайших подробностей. Он не выходил из гостиничного номера, разве что - в туалет в конце коридора. И перед тем как выйти, он каждый раз проверял, что в коридоре или туалете нет ни единой живой души, которая могла бы его опознать. Поселившись в гостинице, он словно вообще перестал существовать - словно его временно изъяли из жизни и он стал просто парой невидимых глаз, не более того.
Трижды в день по коридору гремели колесики столика-тележки, на котором ему доставляли еду. В дверь стучали, и громыхание колесиков удалялось. Когда оно затихало вдали, он открывал дверь своего темного номера, где окно было тщательно занавешено, и щурился на искусственный свет в коридоре. На полу стоял поднос с едой. Если ему предстоит здесь задержаться, он, несомненно, откроет еще один уровень в иерархии вечных круговоротов. Он станет определять дни недели по меню.
Кинг неизменно отказывался говорить на эту тему - как будто ему было что скрывать. Но было вполне очевидно, что авария не могла быть случайной (ни других машин - участников аварии, ни свидетелей). И пачка машинописных листов, мятых и грязных, которую впоследствии вернули родным (предполагалось, что их собрали на месте аварии), - это никак не могло быть работой Роберта Уотерса.
Если бы Дункану хотелось поговорить с этой девушкой, что сидела напротив, он мог бы ей изложить свою собственную теорию насчет этой аварии - теорию, против которой он до сих пор не нашел ни одного более или менее убедительного доказательства:
Роберт Уотерс писал книгу по заказу правительства; привилегированная работа, наверняка ему пришлось пройти проверку, прежде чем он получил допуск к закрытым архивам. Зато во время работы он мог изучать любые секретные материалы. Видимо, в процессе работы он обнаружил что-то такое… такое… (Что такого он мог обнаружить?) И он написал об этом, о чем-то, что он обнаружил, о чем нельзя было писать - он отказался играть в эти игры и переписывать историю под диктовку партии и правительства. Он стал опасен для них, и его убили. Они что-то испортили в его машине; подстроили аварию и украли его бумаги - все его опасные открытия. Они внимательно осмотрели место аварии - и им было плевать на человека, которого они убили (или бросили умирать). Все, что им было нужно, - его бумаги. А то, что потом отдали родным - пачка мятых листов, - это дешевая третьесортная подделка; жалкое подобие стиля Роберта Уотерса. Может быть, их написали уже после аварии, где-нибудь в кабинете, а потом специально запачкали, чтобы это смотрелось так, как будто листы лежали на земле. Или, может быть, их приготовили заранее, и кто-то стоял в темноте на вершине холма рядом с разбитой машиной и швырял эти листы в моросящий дождь. Возможно, что именно так и было.
Но Дункан не хотел разговаривать с девушкой. Он ничего ей не сказал.
Три дня Лоренцо прожил в полумраке, в зашторенном гостиничном номере. Он видел, как подозреваемые по одному подходили к машине - вставали рядом, украдкой оглядывались по сторонам. Мужчина обычно закуривал сигарету, женщина поглядывала на часы. Эта их нерешительность явно что-то означала. Почему они останавливались у машины? Чего они ждали? Какого сигнала?
Никто не хотел говорить об аварии - тогда все тряслись за собственную шкуру. Но время прежних порядков прошло, и архивы открылись для широкого доступа. Кинг отговаривал Дункана ехать. "Мы все тогда совершали поступки, о которых теперь не хочется вспоминать". Так он сказал - что-то вроде того. Собственно, с этого и начался их дурацкий спор.
Подходит контролер. Дункан достает из бумажника свой билет, девушка лезет в сумку.
- Спасибо. Ага. Все в порядке. Счастливого пути, барышня. Благодарю вас, сэр. - Придирчивый взгляд на билет. - Хм. У вас белый билет.
- Да. Сегодня ведь "белый" день, правильно?
- Нет, сэр, сегодня скидка только по розовым билетам, остальные поездки - по полной стоимости. Придется доплатить разницу. - Контролер листает пожелтевший тарифный справочник. - С вас еще два фунта.
Дункан лезет в бумажник: фунтовая купюра и четыре шиллинга мелочью. Контролер собирается записать имя и адрес Дункана, чтобы он потом перевел деньги. Но тут вмешивается девушка:
- Простите, сколько вам не хватает?
- Нет-нет, что вы, я сам все улажу!
- Нет, все-таки сколько? Два фунта у меня есть, вот! Возьмите, пожалуйста.
Она настойчиво сует ему деньги, и он берет у нее шесть шиллингов; контролер кладет их в карман и уходит. Дункан обещает вернуть девушке деньги, хотя знает, что этого никогда не будет.
- Знаете, - говорит она, - в Италии на эти деньги и почтовой марки не купишь.
Наверное, она пытается его приободрить, но Дункану, наоборот, неудобно - он чувствует себя нищим, и это ему неприятно.
- Я как-то не рассчитал с деньгами, - говорит он. - Потратил в Лондоне больше, чем собирался.
- Да-да, я заметила - там в магазинах сейчас так много импортных товаров.
- Я потратился не на покупки - мне пришлось заплатить, чтобы просмотреть кое-какие документы.
Здание Государственного архива оказалось совсем не таким, как ожидал Дункан. Намного меньше, чем он себе представлял. Обветшалая приемная для посетителей с деревянной конторкой в одном конце, и ряды стеллажей с папками во всю стену, от пола до потолка. Но только на первый взгляд. Это - всего лишь вестибюль. Здесь лежат только те документы, доступ к которым открыт для всех, следовательно, ничего важного здесь нет.
Сначала никого из сотрудников не было, потом пришел один клерк; он затребовал удостоверение личности Дункана еще до того, как тот объяснил, что ему здесь нужно. Чиновник записал его имя и адрес, а когда Дункан сказал, что хочет посмотреть досье своего отца, он услышал в ответ, что может взять только свое досье, архивные данные на других людей выдаются исключительно по постановлению суда. Тягостные бюрократические препоны и запреты подобного рода были очень хорошо знакомы Дункану. Бюрократия всегда сопротивляется переменам - стоит до последнего.
Пришлось ждать около четверти часа, пока чиновник искал досье Дункана. Наконец он вернулся и сообщил, что в Архиве на него никаких данных нет; эта новость даже слегка огорчила Дункана. Впрочем, он снова завел разговор о том, что его интересовало - досье его отца, Роберта Уотерса, а чиновник еще раз ему объяснил, что в таких случаях следует получить разрешение суда - обычным порядком. Услышав это "обычным порядком", Дункан сразу же понял, что ничего не изменилось. Он попросил хотя бы сказать ему, существует ли вообще досье на его отца; чиновник, конечно же, мог пойти и проверить, но это будет стоить… Хорошо, сколько? Чиновник пристально рассматривал Дункана, явно соображая, сколько можно с него содрать. Один фунт, решил он. Так, а может быть, все-таки можно посмотреть досье без постановления суда? Чиновник потер подбородок и крепко задумался. Может, и можно, это дело такое. То есть это тоже будет стоить? Конечно, а как же. На сей раз чиновник что-то нацарапал на клочке бумаги, потом на пару секунд задумался, с умным видом разглядывая написанное. Пять фунтов, сказал он, и я вам выдам досье. Если, конечно, оно существует.
Дункан отдал последнюю пятифунтовую купюру, и чиновник ушел. Дункан сел на скамейку и в ожидании принялся разглядывать желтоватые и коричневые пятна на замызганных стенах. Разумеется, вовсе не исключено, что чиновник вместо того, чтобы искать досье, просто засядет читать газету, а заодно подумать, не продешевил ли он, и нельзя ли вытянуть из Дункана еще пару фунтов. Но получить на лапу пять фунтов разом - это совсем не мало. Он должен был принести досье.
Чиновник вернулся почти через полчаса. Он принес серую папку из тонкого картона. Он предложил Дункану пройти с ним в боковую дверь. За дверью оказался узкий непримечательный коридор. В тишине ботинки Дункана поскрипывали в такт шагам. Наконец они вошли в читальный зал, в углу которого клевал носом сонный смотритель. Чиновник положил папку на длинный стол в центре зала, сказал, что, когда Дункан закончит, он должен отдать досье смотрителю, и ушел. Дункан уселся за стол и открыл папку. Стопка листов была скреплена зажимом, и Дункан раскрыл его со щелчком, высвобождая бумаги.
- Ш-ш-ш! - Смотритель погрозил ему пальцем. Никого, кроме них, в зале не было, однако смотритель вел себя так, словно тихий читальный зал был переполнен - сердитыми жестами он дал Дункану понять, что нельзя ничего вынимать из папки.
Но очень скоро выяснилось, что из папки уже вынули много чего: нумерация страниц была нарушена, попадались ссылки на отсутствующие документы. Возможно, это чиновник припрятал часть документов, чтобы потом запросить с Дункана больше денег. В том, что еще оставалось в досье, Дункан не нашел ничего нового. Голые факты: дата рождения, адреса, места работы. И выдержки из протокола расследования причин смерти: в машине его отец был один, на скорости вылетел за ограждение трассы и рухнул с холма. Смерть от множественных повреждений наступила немедленно. Все документы, обнаруженные на месте происшествия, проверены службой безопасности и переданы семье. Другие автомобили в аварии не пострадали. Условия на дороге были хорошими, хотя эта трасса требует повышенного внимания, особенно в темное время суток. Заключение: несчастный случай. Все это Дункан знал и так.
Поездка в Лондон обернулась напрасной потерей времени, и только. Придется приехать еще раз, когда он накопит побольше денег на взятки чиновникам. Он не собирался рассказывать девушке-иностранке обо всех этих проблемах. Он услышал ее голос:
- Вы не знаете, тут можно где-нибудь раздобыть чашку кофе?