- Медведей карауль, если хочется. Но не ври!
Из кухни тотчас появилась Клавдия Михайловна:
- Ты ему не потакай! Приедут охотники, вот и пускай караулят, а ребятам на Стрелихе делать нечего!
- На Стрелихе - семенной участок сортового овса, - уже обращаясь к жене, сказал Валентин Игнатьевич, - я за него головой отвечаю! Если я его стравлю медведям, нам за него до конца жизни не рассчитаться!
- Ну, и ребята не сторожа.
- Не сторожа, а овес сберегут. До приезда охотников. Все-таки польза будет. - Валентин Игнатьевич уселся поудобней и опять уставился в телевизор, давая понять, что разговор исчерпан.
Клавдия Михайловна понимала, что муж, конечно, прав: с кого, как не с бригадира, спрос за сохранность урожая! Но ведь и медведь есть медведь - зверь, долго ли до беды? И, как часто бывало, гнев и обида на непослушного сына мгновенно сменились в ее сердце тревогой.
- Вы уж там, на Стрелихе-то, поаккуратней, - тихо сказала она Валерке. - Друг от друга далеко не уходите.
- Как уходить, если мы вместе, на одном лабазе сидим? - усмехнулся Валерка. - На дереве, понимаешь? Там никакой медведь нас не достанет.
- И все-таки будьте осторожны!
Валерка в знак своего торжества исподтишка показал Лариске язык и пошел умываться. Все уладилось само собой, даже получено разрешение отца ходить на Стрелиху, и теперь не будет надобности ни врать, ни изворачиваться.
Лариска, уязвленная коварством брата, тотчас подошла к отцу.
- Пап, а мне можно... на Стрелиху? Я ведь только один разочек видела медведей, а мне еще охота...
- Тебе нельзя, - возразил Валентин Игнатьевич и обнял дочку за плечики. - Там тебя комарики заедят. И вообще... Не мешай мне, дай маленько отдохнуть и помоги маме собрать ужин.
Лариска надулась и выскользнула из рук отца.
5
Второй вечер на Стрелихе ничем не отличался от предыдущего - та же теплынь, тишина и безветрие. Ребята молча пересекли овсяное поле, не мешкая забрались на свою засидку и затаились.
Странные чувства испытывал Валерка. Пока шел по полю, все ему казалось таким привычным и примелькавшимся, что вроде бы и смотреть не на что! Десятки раз видел он это поле и лес, с трех сторон обступивший Стрелиху, и высокую березу, что стояла на месте прежнего хутора. Но стоило забраться на лабаз, спрятаться от глаз всего живого, как сразу и поле, и лес, и одинокая береза - все, что было вокруг, стало обновленно загадочным и таинственным. Невольно думалось, что и в овсе, и под березой, и в кустах на краю поля, и в густой хвое елок непременно кто-то прячется. И если сидеть вот так долго-долго и терпеливо ждать, можно такое увидеть...
Однако Валерка не отличался ни усидчивостью, ни долготерпением.
"А вот изобрести бы такой бинокль, - мечтательно думал он, - такой бинокль, чтобы в него даже сквозь деревья зверей и птиц было видно! Треснул сучок, поднимаешь к глазам бинокль и смотришь. А там медведь. Или другой какой зверь..."
Андрюшка, неподвижно сидевший рядом с Валеркой, не мечтал о чудо-бинокле. Мысли его были куда проще. Он думал о том, что вот живет на земле почти четырнадцать лет, ходит по лесу, на сенокос, за ягодами и грибами - да мало ли по каким делам или просто без дела приходится бывать в лесу! - и ничегошеньки не знает. Видел вчера мышь, рыженькую, с черным ремешком вдоль спины, а как она называется, сказать не может. Ну, заяц проскакал - это еще туда-сюда, о зайце он кое-что мог бы рассказать. А какая птичка чуть не села Валерке на голову? Кто странно шипел на краю поля, а потом так ухнул, что мороз по коже? Филин? А если не филин? И почему шипел, почему ухнул?
Он невольно сравнивал себя со своим младшим братишкой, пятилетним Вовкой, который знает и может назвать всего четыре буквы из алфавита. Покажи ему букву "з", он скажет "буква". И все. Потому что еще неграмотный.