Мне хотелось смеяться. Последний раз я его видела, когда ему было тринадцать, - костлявого, несформировавшегося. Единственный сын Дэна и Эллисон. Над ним тряслись, возили по конкурсам виолончелистов из одного западного штата в другой. По четвергам - уроки мандаринского, ржаной хлеб и жевательные витаминки, родительские щитки от провала. Потом все это стухло и он оказался в Калифорнийском университете, в Лонг-Бич или Ирвине. Я вспомнила, что там у него были какие-то проблемы. Его то ли исключили, то ли все-таки обошлись с ним помягче и перевели на курс ниже. Джулиан был застенчивым, раздражительным ребенком, сжимался от включенного в машине радио, при виде незнакомой еды. Теперь он огрубел, из-под майки расползались татуировки. Меня он не вспомнил, да и с чего бы? Я находилась за границами его эротических интересов.
- Я тут поживу пару недель, - сказала я, понимая, что стою с голыми ногами, стыдясь разыгранной мелодрамы, слов про полицию. - Мы с твоим папой друзья. Я видела, как он силится меня опознать, соотнести с чем-то.
- Эви, - сказала я.
Опять мимо.
- Я жила в Беркли. По соседству с твоим учителем виолончели.
Иногда Дэн с Джулианом заходили ко мне после урока. Джулиан жадно хлебал молоко и, точно робот, дергал ногами, царапая ножки стола.
- Блин, - сказал Джулиан. - Ну да.
Было неясно, то ли он вправду меня вспомнил, то ли я просто перечислила достаточно подробностей, чтобы его успокоить.
Девочка взглянула на Джулиана - лицо пустое, как ложечка.
- Все нормально, малыш. - Он поцеловал ее в лоб, неожиданная нежность.
Джулиан улыбнулся мне, и я поняла, что он пьян, а может, просто накурился. Лицо оплывшее, кожа болезненно-влажная, впрочем, воспитание включилось на автомате, как родной язык.
- Это Саша, - сказал он, подтолкнув девочку в бок. - Привет, - застеснявшись, пискнула она.
Я и забыла, какие девочки в этом плане токсикоманки: на ее лице отразилась такая неприкрытая жажда любви, что мне стало неловко.
- Саша, а это… - сказал Джулиан, - это…
Его глаза никак не хотели на мне фокусироваться. - Эви, - напомнила я.
- Точно, - сказал он. - Эви. Блин.
Он отхлебнул пива, на янтарной бутылке - блики слепящего света. Он смотрел куда-то мне за спину. Оглядывал мебель, книги на полках так, будто это мой дом, а чужак тут он.
- Господи, ты, наверное, подумала, что мы того, что мы как бы в дом вломились.
- Я подумала, вы местные.
- Однажды нас грабанули, - сказал Джулиан. - Я был еще маленький. Нас дома не было. Стащили мокрые купальники и морские ушки из морозилки.
Он снова отхлебнул пива.
Саша не отрывала глаз от Джулиана. Одета она была не для холодного побережья - в обрезанные до коленей джинсы и мешковатую толстовку, наверное, с плеча Джулиана. Манжеты изжеванные и с виду сыроватые. Накрашена она была ужасно, и не макияж даже, скорее, сигнальная система. Я видела, как она нервничает, понимая, что я ее разглядываю. Знакомая тревога. Когда я была в ее возрасте, я даже не знала толком, как двигаться, - а вдруг я иду слишком быстро, а вдруг люди увидят, какая я зажатая, какая скованная? Как будто все только и делали, что меня оценивали и находили никчемной. Я подумала, что Саша очень юная. Маловата еще для Джулиана и этого места. Она же, словно прочитав мои мысли, глянула на меня с неожиданным вызовом.
- Жаль, что отец не сообщил тебе про меня, - сказала я. - Я могу перебраться в другую комнату, если вам нужна кровать побольше. Или если вы хотите побыть тут вдвоем, я что-нибудь придумаю…
- Не, - ответил Джулиан. - Мы с Сашей где угодно спать можем, да, малыш? И вообще мы тут проездом. Мы на север едем. Траву везем, - добавил он. - Как минимум раз в месяц езжу, из LA в Гумбольдт.
До меня дошло, что Джулиан хочет произвести на меня впечатление.
- Я не торгую, ничего такого, - сразу открестился он, - только вожу. Всего-то и надо, что пара армейских прорезиненных рюкзаков да сканер полицейских частот.
Вид у Саши был встревоженный. Вдруг из-за меня у них будут неприятности?
- Напомни-ка, откуда ты отца знаешь? - спросил Джулиан.
Он осушил бутылку с пивом, открыл вторую. Они привезли с собой несколько упаковок. Другие припасы на виду: ореховый гравий "студенческой смеси". Невскрытая упаковка жевательных червячков, несвежий, смятый пакет с фастфудом.
- Мы с ним познакомились в Лос-Анджелесе, - сказала я. - Одно время жили вместе.
В конце семидесятых мы с Дэном снимали в Венис-Бич на двоих квартиру - в этой Венеции с закоулками как из страны третьего мира и пальмами, которые теплыми ветреными ночами стучали в окна. Я жила на деньги от бабкиных фильмов и училась, чтобы получить лицензию сиделки. Дэн пытался стать актером. Ничего у него не вышло, с актерством. Вместо этого он женился на женщине из более-менее богатой семьи и основал компанию по производству вегетарианских полуфабрикатов. Теперь у него дом в Пасифик-Хайтс, который построили еще до землетрясения.
- Стоп, стоп, подружка из Венис, значит? - внезапно заинтересовался Джулиан. - Как, говоришь, тебя зовут?
- Эви Бойд, - ответила я и удивилась тому, как внезапно переменилось его лицо: узнавание - но, кроме этого, еще и неподдельный интерес.
- Стоп, стоп, - повторил он. Снял руку с плеча девочки, отстранился, и Саша сразу потухла. - Ты - та женщина?
Наверное, Дэн рассказал ему о том, как плохи у меня дела. От этой мысли я смутилась, машинально потянула руку к лицу. Давняя, стыдная подростковая привычка, я так прыщи прикрывала. Небрежно поднести руку ко рту, потеребить губу. Как будто так я не привлекала внимание, не делала еще хуже.
Джулиан заметно оживился.
- Она была в той секте, - сообщил он девочке. - Правда ведь? - он обернулся ко мне.
В желудке раскрылась воронка ужаса. Джулиан все глядел на меня с наглым ожиданием. Дышал скачками, прерывисто.
В то лето мне было четырнадцать. Сюзанне - девятнадцать. Иногда в общине жгли какое-то благовоние, от которого мы делались сонными, податливыми. Сюзанна читала вслух старый номер "Плейбоя". Мы припрятывали бесстыдные, сияющие полароидные снимки, обменивались ими, как бейсбольными карточками.
Я знала, как быстро все происходит, - прошлое всегда наготове, и мозг бессильно съезжает в оптическую иллюзию. Тональность дня оседает на каком-то отдельном предмете - на шифоновом шарфе матери, на влажной поверхности разрезанной тыквы. На определенном рисунке тени. Даже солнечные блики на белом капоте отдавались во мне мгновенной рябью, открывали узенький путь назад. Я видела, как старенькие губные помады "Ярдли" - теперь уже восковое крошево - продают в интернете по сотне долларов за штуку. Чтобы взрослые женщины снова смогли вдохнуть этот химический, цветочный дух. Вот чего всем хочется - знать, что их жизни существовали, что люди, которыми они были когда-то, до сих пор живы внутри них.
Меня столько всего возвращало обратно. Резковатый привкус сои, запах дыма в волосах, травяные холмы, которые в июне становятся белесыми. Пейзаж из дубов с валунами - увидишь краешком глаза, и что-то раскалывается в груди, ладони увлажняются от выброса адреналина.
От Джулиана я ждала отвращения, а может, и страха. В общем, логичной реакции. Но я смешалась от того, как он глядел на меня. С каким-то, что ли, восхищением.
Наверное, ему отец рассказал. Лето в ветшающем доме, загорелые двухлетки. Когда я впервые попыталась рассказать обо всем Дэну - однажды вечером в Венис перебои с электричеством привели к апокалиптичной интимности при свечах, - он расхохотался. Думал, что и у меня голос дрожит от смеха. Но даже когда Дэн наконец мне поверил, он все равно говорил о ранчо с прежней шутливой издевкой. Как о фильме ужасов с плохими спецэффектами, с вывалившимся в кадр подвесным микрофоном, из-за которого резня превращается в комедию. И я с облегчением преувеличила мое невмешательство, сгладила свое участие до опрятного кулечка-анекдота.
Повезло, что в книгах обо мне почти не писали. Ни в дешевых изданиях - с брызжущими кровью заголовками, с глянцевыми снимками с места преступления. Ни в менее популярном, но куда более точном "кирпиче", написанном главным обвинителем - с мерзкими подробностями, вплоть до непереваренных спагетти, которые нашли в желудке у мальчика. Пара строк, где я упоминалась, сгинула в давно вышедшей из печати книге бывшего поэта, мое имя он при этом переврал и про мою бабку даже не упомянул. Этот же поэт утверждал, что ЦРУ выпускало порнофильмы, в которых снималась накачанная наркотиками Мэрилин Монро, а фильмы потом продавали политикам и главам зарубежных стран.
- Это было давно, - сказала я Саше, но на лице у нее ничего не отразилось.
- Все равно, - настроение у Джулиана улучшилось, - я вот всегда считал, что это было красиво. Ненормально, конечно, но красиво. Херовое самовыражение, но все-таки - самовыражение. Творческий порыв. Разрушить, чтобы созидать, ну и вся эта прочая индуистская херня.
Видно было, что мой растерянный ступор он расценил как то, что я с ним согласна.
- Вообще, подумать только, - сказал Джулиан, - чтоб по правде в таком участвовать.
Он ждал какой-то реакции. От напора кухонного света меня пошатывало, они, что ли, не замечают, до чего он яркий? Я не понимала даже, красива ли девочка. Зубы у нее были с желтоватым оттенком.
Джулиан подпихнул ее локтем:
- Саша даже не понимает, о чем мы тут говорим.