- Ну вот, он говорит: "Давай помолимся". А я ему: "Не умею". Он говорит: "Я научу". И стал читать "Отче наш". Прочел раз, потом говорит: "Повторяй" и стал читать по кусочкам. Потом начал мне объяснять смысл. Я обалдел! Там столько разных вещей! Он еще говорил, что в этой молитве вся Библия скрыта. Слушай, так прикольно было. Мы с ним "Отче наш" еще пели вместе. На нас менты как в зоопарке через решетку смотрели и пальцем показывали. Один - негр. Черный, аж фиолетовый. А другой - белый, только что задержанный при нападении на патруль. Сидят на нарах и "Отче наш" поют. Комедия!
* * *
За окном стемнело, в купе зажегся свет. Мы выпили по третьей и закусили. Я уже не жалел, что еду с попутчиком. История была не просто интересной, она была многозначной. Это ж надо так отбиться от веры нашему народу, чтобы не отец и мать, не крестная и не священник, а чернокожий иностранец научил нашего человека молитве Господней! Эго ж надо, до чего простирается Промысл Божий! Ведь можно встретить друга, попасть в дурацкую ситуацию, сесть до утра за решетку. И все для того, чтобы там, за решеткой, услышать неожиданную проповедь.
- Давайте ложиться, - сказал я Николаю. - Завтра вставать рано.
Николай помолчал немного, видно, ему хотелось еще что-то рассказать.
- Ну давайте, - наконец сказал он и стал собирать в пустой кулек яичную скорлупу и прочий мусор.
Я забрался на верхнюю полку, вытянулся с удовольствием, подложил руки под голову и закрыл глаза. В тот вечер мне думалось о чем-то легком и светлом. Под эти светлые мысли и стук колес я и уснул.
Бедный он всегда бедный
Чтобы человеку среднего достатка почувствовать себя бедняком, нужно зайти в большой магазин. Или в маленький, но тогда - дорогой. Или в обычные магазины, но - часто.
Елки-палки, шел себе, ни о чем не думал, был доволен жизнью, и вдруг- раз, и почувствовал себя нищим. Ничего не хотел, пока ничего не видел. Потом вдруг увидел и все захотел.
Так я гулял по одному городу в Прибалтике (какому - не скажу). Чуть не сказал "по одному небольшому городу", как будто там есть большие города.
Это уже была заграница. Уже были визы, таможенные сборы, декларации. А ведь я бывал там еще школьником. Ходил с экскурсией по всевозможным улочкам и соборам, дышал заплесневелым воздухом и впитывал впечатления.
А теперь оказался там опять на пару дней по личным делам и снова ходил по тем же улочкам, вспоминал детство и вглядывался в лица прохожих.
Ходить по магазинам я ненавижу. Выбирать, присматриваться для меня так же тяжело, как для приговоренного к повешению выбирать себе веревку. Но если уж я дорвусь до покупок - держите меня! Легче будет вытащить из-за стола с зеленым сукном заядлого картежника, чем меня оттащить от покупок. И накуплю же всякой дряни, так что месяц будет стыдно, но не успокоюсь.
Так было и в тот раз. Славянская моя душа презрительно отворачивалась от витрин и созерцала шпили соборов и порхающих голубей. Но так было лишь до первого захода в магазин. Стоило мне зайти в магазин мыла, как я вышел из него с полным кульком пахучего товара и без четверти денег в кармане. Потом был магазин сувениров, магазин янтаря, магазин с бальзамами (впрочем, я обещал не говорить, в каком городе был).
К вечеру, когда солнце лизнуло красным языком своим шпили церквей и черепицу крыш и закатилось на отдых, когда ночь вывела на улицу одних людей и накрыла других одеялом законного отдыха, я остался на улице чужого города. До поезда оставалось еще три часа.
Злой на себя за дурно потраченные деньги, я пошел на вокзал пешком. Есть и такое в славянской душе - проиграв миллион, экономить на спичках. И вот по дороге, когда до вокзала оставалось идти минут десять, увидел я магазин чая. Чай мне нужен был, как зайцу стоп-сигнал. Но привлекло то, что там люди не только покупали, но и пили чай.
- Здравствуйте.
Ни одна душа не отреагировала, как будто сговорившись. "Гады, националисты", - подумал я, и к букету испорченного настроения добавилась еще одна пикантная нотка.
- Можно чаю?
- Зеленого, черного? С жасмином, с бергамотом, с липой? С сахаром, с медом...
- С медом, - выпалил я, потому что понял - если продавщицу не прервать, то бесстрастно произносимый ряд товаров и услуг будет звучать до отхода моего поезда.
Она назвала цену и стала заваривать чай. Я прислонил к стене кульки и расстегнул пару пуговиц на плаще.
Минуты через две чай мне подал юноша лет шестнадцати, голубоглазый и курчавый, похожий на мать.
- Ваш сын? - спросил я от нечего делать.
- Да, - буркнула хозяйка, давая понять, что не хочет вступать в разговор.
В это время двери хлопнули, и из магазина вышел последний кроме меня посетитель. Было уже довольно поздно.
- Вы гость? - неожиданно спросила хозяйка, энергично вытирая прилавок.
- Да, - ответил я, тоже давая понять, что не желаю продолжать разговор.
- Вам понравился наш город?
- Ужасно, - сказал я, и в этом не было ни капли неправды.
- Вы купили, я вижу, много подарков. Может, купите у меня несколько пачек чаю? Есть чай из Цейлона, Индии, Китая...
- Нет, нет. Поверьте, я люблю чай, но сильно потратился и не могу купить ничего, кроме постели в поезде.
- Ладно, - сказала хозяйка и продолжила остервенело и молча протирать прилавок.
Лимон плавал на поверхности, чай дымился, а я дул па него, потому, что не умею пить горячее.
- У вас есть дети? - спросила вдруг хозяйка.
- Да. Двое. Девочки.
- Вы счастливый человек.
- Согласен. Но ведь и вы счастливы. У вас есть сын.
- Мой сын... - Она произнесла эти слова мечтательно и мягко. Потом, будто вспомнив, что здесь посторонние, добавила сдержаннее: - Это мое счастье и моя опора. Вы похожи на доктора, - продолжала она. - Я пожал в ответ плечами. - И мне хочется поделиться с вами тем, что у меня на душе.
- Я - незнакомый вам иностранец.
- Тем лучше. Вы никому не расскажете и, может, никогда больше не будете в нашем городе.
Я пил чай, а она продолжала:
- Я хотела его убить. Его отец бросил меня, и я хотела сделать аборт. Подруга договорилась с доктором, тетя дала деньги, и я пошла в больницу. Мне было лет двадцать. Никто ни о чем ни разу не говорил со мной серьезно. Что я могла понимать? И вот я вхожу в кабинет, ложусь по приказу на кресло...
Она все терла уже сияющий прилавок и не поднимая глаз продолжала рассказ. Из подсобки слышно было, как мыл стаканы и что-то мурлыкал под нос ее сын.
- А за окном больницы - храм. И там начинается служба. Был какой-то праздник. И вдруг начинают звонить колокола! Звон врывается в кабинет, а я лежу на кресле с расставленными ногами. Доктор гремит рядом своими хирургическими инструментами... И вдруг какая-то сила подбрасывает меня на ноги, я одеваюсь на ходу и пулей вылетаю из кабинета. Этот звон стоит в моих ушах до сегодняшнего дня. Я слышу его каждый раз, когда смотрю на моего мальчика. Страшно подумать, что его могло бы не быть рядом со мной.
Мой чай остывал. Я пил его и смотрел на женщину, которая, казалось, разговаривала сама с собой и вытирала прилавок.
- Спасибо. Мне пора на поезд.
- Жаль, что вы ничего не купили у меня для своих девочек. Но все равно, будьте здоровы.
Я вышел из магазина и поспешил на вокзал.
В поезд я вошел за две минуты до отправления.