В этой же толпе, волнуемой разнообразными чувствами, шли и женщины. Печальный вид горестного зрелища, представление близкой страшной казни родили искру сострадания в чувствительных и мягких сердцах, и жены иерусалимские вздохами, слезами и рыданиями отвечали на скорбь Осужденного, ведомого на Лобное место. Влажные слезы должны были, по-видимому, смягчить хоть немного ту жестокую обстановку, которая окружала Невинного Страдальца, и принести Ему малую долю отрады в тяжелом Его положении. С Его стороны, казалось, естественно было бы ждать слов благодарности за такое сочувственное участие.
Но не за Себя страдал Господь и Спаситель наш и не для Себя искал Он отрады и утешения. В Его душе совмещались скорбь всего мира и наши страдания, наши болезни, а наши грехи, прошедшие, настоящие и будущие, тяготили Его человеколюбивое сердце. Поэтому Господь отклоняет неуместные слезы. Он, напротив, при всей силе Своих безмерных страданий с грустью смотрит на тех, кто в обманчивом чувстве своего довольства считал для себя возможным сострадать Всесильному Искупителю мира. Поэтому Господь возбраняет им плакать о Нем, указывает на предметы плача и рыдания, более заслуживающие внимания. Обратившись к ним, Он внушает им плакать о себе самих и о чадах своих: Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших (Лк. 23, 28).
Дорогие братия и сестры, конечно, и наши сердца волнуются и трепещут при воспоминании спасительных страданий нашего Господа. Самое воспоминание сие наполняет душу нашу скорбными чувствами и помыслами сострадания, готовыми в мягких и нежных сердцах исторгнуться из души и вылиться наружу в скорбные вздохи и слезы умиления.
И разумеется, Господь не без благоволения взирает на слезы, когда видит, что они служат свидетельством доброго душевного настроения, располагающего душу к новой, благодатной жизни.
Но все же при слушании трогательного евангельского повествования мы не должны ограничивать своих скорбных чувств одним лишь уже бесцельным и излишним состраданием. Невинный Страдалец уже воскрес и сидит одесную Бога Отца, и язвы Его соделали наше спасение и исцеление. И если нам вздыхать и сожалеть о чем-либо, то, конечно, не о судьбе Богочеловека, принесшего Себя в Жертву бесконечной правде. Ибо и нам бы Господь сказал, что сказал Он иерусалимским женщинам: Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших (Лк. 23, 28). Не жалейте о Моих страданиях для вашего блага: Я добровольно понес и претерпел их; они открыли торжество любви Божией к человеку и отворили вам двери рая. О себе жалейте и о чадах своих; о грехах своих должны вы плакать, которые пригвождают Меня ко Кресту".
"Но о чем мы должны жалеть и плакать, смотря на чад своих?" – так, кажется, спрашиваем мы (подобный вопрос предполагался и у женщин иерусалимских, когда Господь в минуты крайнего Своего уничижения обратил на них Свой сострадательный взор).
И слышим в ответ: "Ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет? " (Лк. 23, 29–31).
Вы сокрушаетесь обо Мне? Напрасно! Посмотрите лучше на себя и кругом себя. Над вами тяготеет страшная и грозная сила, и не ныне, так завтра она разразится над вами или вашими сынами разрушительными ударами. Вы не рады будете жизни своей, будете искать смерти для прекращения страданий, и горы и холмы, у которых вы будете просить защиты или мгновенного прекращения своих тяжелых дней, не покроют вас своею тяжестью и не спасут от той ужасной силы, которая так разрушительно и больно будет действовать на вашу душу и ваше благосостояние.
В судьбах Божиих сочтены дни ваши, и вы не успеете заметить, как найдет на вас туча гнева Небесного и высшей правды. Смотрите, как погибает зеленое, цветущее дерево, что же будет с вами, деревом сухим и бесплодным?"
Дорогие братья и сестры, эти слова непосредственно были сказаны народу иудейскому, но они имеют силу и в наши времена и для нас, христиан. Греховные язвы, худые наклонности и желания, нарушающие покой и мир души, преобладают и над нами, и мы не освободились от них. Господь принес нам Искупление – дал лекарство от застарелой болезни, но оно действует лишь под условием нашей собственной деятельности. Спросим же сами себя, насколько в нас сильно живительное начало любви христианской, по которой в каждом из ближних мы должны видеть нашего брата и потому устроять его счастье как свое собственное?
Посмотрим на самих себя: как сплетена нить нашей жизни, к чему она приведет нас, небрежно нами распутываемая? Там сказано нами бранное, оскорбительное слово, там возведена клевета на ближнего; ныне – ссора, завтра – гнев, мщение и зложелательство; ныне – бессердечный смех над немощным человеком, завтра – презрительный отказ нищему, просившему у нас кусок хлеба. Все эти произвольные наши грехи распинают вторично Господа, побуждают нас плакать и сожалеть о самих себе.
Поэтому трогательное евангельское повествование призывает нас прежде всего к тому, чтобы мы более и более обращали внимание на самих себя и на ту судьбу, какую мы строим себе своими делами, а не увлекались до самозабвения сочувствием к чужим делам и положениям.
Надо быть истинными христианами, надо возжечь в себе дух веры и любви, научиться смотреть на свои согрешения, а не осуждать ближнего; и именно этим, как ничем иным, покажем мы свою любовь к Господу, и тогда Господь в ответ на нашу любовь к Нему возлюбит и нас, и введет в Вечное Свое Царство добра, правды, мира и любви, и сделает нас наследниками нескончаемого блаженства. Аминь.
Слово на пассии в 4-ю Неделю Великого поста. О страданиях Спасителя (1963)
Пловец простирает руки в стороны. Птица расправляет крылья (прим. сост.). Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия.
(1 Кор. 1, 18)
Возлюбленные во Христе братия и сестры, сейчас Святое Евангелие раскрыло перед нашим мысленным взором потрясающую картину страшных страданий и смерти Богочеловека – Христа Спасителя. Какое христианское сердце не содрогнется и не придет в умиление, слыша о таких мучительных страданиях Господа нашего? Тем более д'олжно нам сокрушиться в сердце своем от сознания, что каждый из здесь стоящих в какой-то степени повинен в Голгофских муках Божественного Страдальца.
Человечество возвело Христа Спасителя на Крест. Перед Пришествием Его род человеческий пребывал во тьме и сени смертной, погрязал в бездне греховной. Из этой бездны ничто не могло извлечь мир, кроме сошествия с Небес Единородного Сына Божия, принесшего Себя в Жертву за его спасение.
Мир перед Пришествием Спасителя ниспал в самую глубину нечестия и греха. Реки беззакония разливались по всей земле, гордость до небес поднимала свою голову, люди служили диаволу, забыв и оставив Творца своего. Чаша, растворенная грехами всего мира, потопила бы этот мир, если бы ее не воспринял Господь. Пред Его всепровидящим взором постоянно представлялась ужасная чаша сия – чаша гнева Божия, неизбежные проклятие, отвержение и вечная погибель, готовые обрушиться на преступный человеческий род.
Тридцать с лишним лет Он носил в Себе мысль, что должен тяжко пострадать за спасение мира. Предопределенное время приближалось. И это время было временем скорбей и лишений Богочеловека. Но вот наступила ночь, ночь, когда решалась судьба всего мира на все времена. Сколько внутренних мук и какое предсмертное истощание должен был Он здесь в это время испытать, чтобы окончательно решиться совершить то великое дело, которое Отец дал Ему исполнить! Это была ночь, подобной которой не было и не будет среди всех дней и ночей стояния мира, ночь борений и страданий самых лютых и неизобразимых; это была ночь изнеможения – сначала святейшей души Богочеловека, а затем и безгрешной плоти Его; ночь воплей и слезной коленопреклоненной молитвы пред Отцом Небесным; эта священная ночь была страшна для самих Небожителей, но всерадостна для падшего человечества и убийственна для князя тьмы и ада.
Это была ночь изнеможения и воплей, увенчавшихся победою и торжеством духа над плотью и безусловной преданностью воле Отца Небесного пред ужасающими призраками Голгофских мук.
Кто измерит бездну скорбей, объявших тогда пресвятую душу Спасителя мира? Они превосходили всякое понятие человеческое. Видя около Себя учеников унылых и боязливых, Спаситель и Сам открыто предался снедавшей Его внутренней печали; Он начал скорбеть, тосковать, ужасаться, говоря: Прискорбна есть душа Моя до смерти (Мк. 14, 34). Да, при виде приближающейся смерти Он Сам ужасается и страждет яко смертен, ибо чистая и безгрешная человеческая природа Его особенно отвращалась всякого рода насилий и мучения – и тем более смерти.
Смерть Искупителя, имевшая источить жизнь и нетление, есть тайна тайн Божиих. Она была не просто смертью, но и страшным закланием на крестном жертвеннике, закланием, совмещающим в себе все возможные ужасы и муки, не только земные, но и подземные, и адские.
Поэтому при воспоминании о них Спаситель приходит в крайнее изнеможение. Еще Его пречистые руки не пригвождены ко Кресту, но Голгофские страдания Его уже начались в Гефсиманском саду: был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22, 44), и столь обильный, что увлажнил самые одежды Его.
Среди этих мучительных внутренних борений Он оставался одиноким, потому что самые верные ученики Его, и те, скорбные, были отягчены сном и не было никого, с кем можно было бы разделить Ему Свои тяжелые внутренние скорби: ждах соскорбящаго, и не бе, и утешающих, и не обретох (Пс. 68, 21).